– Ну, – задумчиво сказал Айво, как будто вопрос был адресован ему, – я подумал, что надену чёрные вельветовые брюки и жилет с причудливыми пуговицами...

– Айво! – воскликнула Серафина с наигранной серьёзностью. – Не время для поддразнивания. Мода это серьёзный вопрос.

– Я не знаю, почему девушки продолжают менять свои взгляды на моду каждые несколько месяцев и так суетятся по этому поводу, – сказал Айво. – Мы, мужчины, как-то раз давным-давно встретились и решили: быть брюкам. И носим их до сих пор.

– А как же шотландцы? – хитро спросила Серафина.

– Они бы не смогли отказаться от килтов, – рассудительно ответил Айво, – потому что привыкли к ветерку обдувающему их...

– Колени, – с ухмылкой прервал его Габриэль и взъерошил сверкающие рыжие волосы брата. – Я соберу твои стрелы, негодник. Иди в дом и надень вельветовые брюки.

Айво усмехнулся, посмотрев на брата, и поспешил прочь.

– Пойдёмте скорее со мной, – сказала Серафина Кассандре, – у нас будет предостаточно времени, чтобы я успела показать вам моё платье.

Кассандра бросила обеспокоенный взгляд на свою мишень, из которой всё ещё торчали стрелы.

– Я их соберу, – заверила её Пандора. – Мне всегда достаточно нескольких минут, чтобы переодеться к ужину.

Кассандра улыбнулась, послала ей воздушный поцелуй и побежала к дому вместе с Серафиной.

Улыбнувшись поспешности, с которой умчалась сестра, Пандора сложила ладони рупором и прокричала им вслед, прекрасно имитируя леди Бервик:

– Леди не скачут, как лошади в упряжке!

Издалека донёсся ответ Кассандры:

– Леди не вопят, как стервятники!

Смеясь, Пандора повернулась и обнаружила, что Габриэль пристально на неё смотрит. Казалось его заворожило... что-то... хотя она не могла представить, что он нашёл в ней такого интересного. Пандора смущённо провела пальцами по щекам, задаваясь вопросом, нет ли у грязи у неё на лице.

Габриэль рассеянно улыбнулся и слегка качнул головой.

– Я что, пялюсь? Простите. Я просто обожаю ваш смех.

Пандора покраснела до корней волос. Она подошла к ближайшей мишени и начала выдёргивать стрелы.

– Пожалуйста, не делайте мне комплиментов.

Габриэль направился к соседней мишени.

– Вам они не нравятся?

– Нет, они заставляют меня чувствовать себя неловко. И всегда складывается ощущение, будто они не соответствуют действительности.

– Возможно, вам так кажется, но это не означает, что они не правдивы. – Опустив свои стрелы в кожаный колчан, Габриэль подошёл ей помочь.

– В данном случае, – сказала Пандора, – это определённо не так. Мой смех похож на серенаду лягушек, раскачивающихся на ржавых воротах.

Габриэль улыбнулся.

– Он похож на серебряные колокольчики, звенящие на летнем ветру.

– Это абсолютно не так, – подняла его на смех Пандора.

– Но именно такое впечатление он на меня производит, – интимная нотка в его голосе играла на её туго натянутых нервах.

Отказываясь на него смотреть, Пандора слегка замешкалась, выдёргивая скопление стрел из холщёвой мишени. Они засели так глубоко и так тесно, что некоторые из них вклинились друг в друга, превратив мишень в смесь льняных лохмотьев и стружки. Конечно же, она принадлежала Габриэлю. Он выпускал стрелы с практически небрежной лёгкостью, каждый раз попадая в яблочко.

Пандора осторожно прокрутила стрелы, вытаскивая их так, чтобы не сломать древки из тополя. Достав последнюю и передав её Габриэлю, она начала снимать перчатку, состоящую из кожаных напальчников, прикреплённых к гладким полоскам, которые в свою очередь присоединялись к ремешку, застёгнутому вокруг её запястья.

– Вы отличный стрелок, – сказала она, дёргая за тугую застёжку.

– Годы практики, – Габриэль потянулся к ней и расстегнул её перчатку.

– И природные способности, – добавила Пандора, не позволяя ему скромничать. – Собственно, вы, на мой взгляд, всё делаете идеально. – Она стояла неподвижно, пока он расстёгивал другую её защитную перчатку из марокканской кожи. – Я полагаю, люди от вас именно этого и ожидают, – нерешительно сказала Пандора.

– Моя семья нет. Зато все остальные... – Габриэль заколебался. – Люди склонны замечать мои ошибки и запоминать их.

– Вы задали высокую планку? – рискнула предположить Пандора. – Из-за вашего положения и имени?

Габриэль кинул на неё уклончивый взгляд, и она поняла, что он не хотел говорить слов, которые могли бы прозвучать, как жалоба.

– Я обнаружил, что следует быть осторожным в проявлении слабостей.

– У вас есть слабости? – спросила Пандора в притворном удивлении, но в вопросе была лишь доля шутки.

– И много, – удручённо сказал Габриэль, делая акцент на этих словах. Он осторожно снял с неё защитную перчатку и бросил её в боковой карман колчана.

Они стояли так близко, что Пандора разглядела крошечные серебряные прожилки в полупрозрачных синих глубинах его глаз.

– Расскажите мне самое худшее о себе, – импульсивно попросила она.

На его лице промелькнуло странное выражение, неловкое и практически... пристыженное?

– Хорошо, – тихо проговорил он. – Но я бы предпочёл обсудить это позже, наедине.

Сердце Пандоры ушло в пятки. Сбудется ли её худшее подозрение?

– Это как-то связано с... женщинами? – с трудом спросила Пандора, её пульс тревожно выбивал дробь в горле и на запястьях. 

Он бросил на неё косой взгляд.

– Да.

О боже, нет, нет. Чересчур расстроившись, она не успела придержать язык и выпалила:

– Я так и знала. У вас французская оспа.

Габриэль ошарашено на неё посмотрел. Колчан со стрелами с грохотом упал на землю.

– Что?

– Я так и знала, что, вероятно, вы уже заработали эту болезнь, – рассеяно сказала Пандора, а в это время Габриэль обвёл её вокруг мишени и затащил за одну из земляных насыпей, где они были скрыты от обзора со стороны дома. – Одному богу известно, сколько их видов. Английская, французская, баварская, турецкая...

– Пандора, погодите, – он слегка встряхнул её, чтобы привлечь внимание, но слова продолжали вырываться наружу.

– Испанская, немецкая, австралийская...

– Я никогда не болел оспой, – прервал он Пандору.

– Какой?

– Всеми.

Её глаза стали огромными.

– У вас они все?

– Нет, чёрт возьми, – Габриэль замолчал и наполовину отвернулся. Он начал резко кашлять, его плечи задрожали. Он поднял руку и прикрыл глаза, с ужасом Пандора подумала, что Габриэль плачет. Но в следующий момент она поняла, что он смеётся. Каждый раз, когда нахал бросал взгляд на её возмущённое лицо, у него начинался новый неудержимый приступ. Ей пришлось подождать, раздражаясь от того, что она стала объектом веселья, пока он изо всех сил пытался взять себя в руки.

В конце концов, Габриэлю удалось выдохнуть:

– Я не болел ни одной из них. И существует только одна разновидность.

Волна облегчения смыла раздражение Пандоры.

– Тогда почему у неё так много разных названий?

С последним неровным вдохом смешки затихли, и он протёр влажные внутренние уголки глаз.

– Англичане начали называть её французской оспой, когда мы воевали, и, естественно, они вернули любезность, назвав его английской. Я сомневаюсь, что кто-нибудь когда-нибудь называл её баварской или немецкой, но если бы это кто-то и сделал, это были бы австрийцы. Дело в том, что у меня её нет, потому что я всегда предохранялся.

– А это что значит?

– Профилактика. Нутро Овна

[3]

[4]

Пандору озадачило французское слово, оно смутно что-то навеяло.

– Разве бодрюш - это не материал, который производят из эээ... овечьих внутренностей... а потом используют для изготовления воздушных шаров? Какое отношение имеет воздушный овечий шар к предотвращению оспы?