Как только Пандора добралась до своей комнаты, она залезла обратно в постель полностью одетая и пролежала несколько часов, не двигаясь.

Она не испытывала никаких эмоций, что должно было стать облегчением. Но почему-то оказалось даже хуже, чем ужасное самочувствие.

Размышления о вещах, которые обычно делали её счастливой, не возымели никакого эффекта. Мечтания о независимом и свободном будущем, о том, как она увидит стопки своих настольных игр, представленные на прилавках магазинов, не помогли. Нечего было предвкушать. Ничто больше не доставит ей удовольствия.

Может, ей нужны какие-то лекарства, её так знобило, вдруг у неё жар?

Кэтлин и остальные, вероятно, уже вернулись с прогулки. Но Пандора ни к кому не могла обратиться за утешением. Даже к собственной близняшке. Кассандра попытается предложить решения или скажет что-нибудь нежное и ободряющее, а Пандоре, в конечном итоге, придётся притвориться, что ей стало лучше, дабы не беспокоить сестру.

В груди и горле не перестанет болеть. Может, если она позволит себе поплакать, ей станет легче.

Но слёзы не пролились. Они остались заперты в ледяном склепе её груди.

Такого раньше не случалось. Она всерьёз начала волноваться. Как долго это продлится? Пандора чувствовала, что изнутри превращается в каменную статую. В конце концов, она обнаружит себя на мраморном постаменте с птицами, усевшимися ей на голову...

Тук-тук-тук. Дверь в спальню едва приоткрылась.

– Миледи?

Это был голос Иды.

Горничная зашла в тускло освещённую комнату, держа в руках маленький круглый поднос.

– Я принесла чай.

– Опять утро? – изумлённо спросила Пандора.

– Нет, сейчас три часа дня.

Ида подошла к кровати.

– Не хочу чай.

– Это от его светлости.

– От лорда Сент-Винсента?

– Он послал за мной и попросил привести вас, а когда я сказала, что вы отдыхаете, он сказал: "Тогда дай ей чаю. Если потребуется, напои насильно". Затем он вручил мне для вас записку.

Как раздражающе. Что за самоуправство. Сквозь её оцепенение пробилась искра реального чувства. Пандора потихоньку попыталась сесть.

Подав ей чашку, Ида подошла отдёрнуть занавески. Яркий дневной свет заставил Пандору передёрнуться.

Чай был горячим, но безвкусным. Она заставила себя его выпить и потёрла сухие, зудящие глаза костяшками пальцев.

– Вот, миледи, – Ида отдала ей небольшой запечатанный конверт и забрала пустую чашку с блюдцем.

Пандора отрешённо посмотрела на красную восковую печать на конверте со сложным фамильным гербом. Если Габриэль написал ей что-то приятное, она не хотела это читать. Если же что-то нехорошее, она тем более не хотела этого знать.

– Ей-богу! – воскликнула Ида. – Открывайте же.

Пандора неохотно повиновалась. Когда она вытащила маленькую свёрнутую записку, из конверта выпал крошечный, ворсистый комочек. Она непроизвольно вскрикнула, приняв его за насекомое. Но приглядевшись, поняла, что это клочок ткани. Осторожно подняв предмет, она узнала в нём один из декоративных войлочных листочков от её отсутствующего шерстяного тапочка. Украшение было осторожно срезано.

Миледи,

Ваш тапочек находится в заложниках. Если вы хотите увидеть его вновь, приходите в приёмную гостиную. За каждый час задержки, будет срезано ещё по одному декоративному элементу.

Сент-Винсент.

Теперь Пандора рассердилась. Зачем он это делал? Хотел втянуть в очередной спор?

– Что там говорится? – спросила Ида.

– Я должна спустить вниз для переговоров о выкупе заложника, – коротко ответила Пандора. – Поможешь мне привести себя в порядок?

– Да, миледи.

Лавандовое шёлковое платье было помято, на нём появилась масса складочек, поэтому Пандоре пришлось переодеться в свежее дневное платье из однотонного жёлтого фая. Оно не было таким же хорошим, как первое, но без многочисленных юбок этот наряд оказался легче и уютнее. К счастью, её замысловатая причёска была так хорошо закреплена, что потребовала минимального исправления.

– Можешь вынуть шпильки с жемчужинами? – спросила Пандора. – Они слишком прелестны для этого платья.

– Но так симпатично смотрятся, – запротестовала Ида.

– Не хочу я выглядеть симпатично.

– Что, если его светлость сделает предложение?

– Не сделает. Я уже дала ясно понять, что не соглашусь.

Ида пришла в ужас.

– Вы... но... почему?

Конечно, горничной задавать такие вопросы было непозволительно, но Пандора всё равно ответила:

– Потому что тогда мне придётся стать чьей-то женой вместо того, чтобы производить настольные игры.

Из ослабевших пальцев Иды выпала расчёска. Когда она встретилась взглядом с Пандорой в зеркале, глаза горничной превратились в два блюдца.

– Вы отказываетесь выйти замуж за наследника герцога Кингстона, потому что предпочитаете работать?

– Мне нравится работать, – отрезала Пандора.

– Только потому, что вам не нужно делать это постоянно! – Круглое лицо Иды исказило грозное выражение. – Из всех глупостей, которые я от вас слышала, эта самая худшая. Вы с ума сошли. Отказаться от такого человека, о чём вы только думаете? Этот мужчина так красив... молод, крепок, в самом расцвете сил, заметьте... и вдобавок ко всему, он богат как королевский монетный двор. Только полоумная ослица может его отвергнуть.

– Я тебя не слушаю, – ответила Пандора.

– Конечно, нет, потому что я говорю разумные вещи! – вымученно вздохнув, Ида закусила губу. – Будь я не ладна, если когда-нибудь вас пойму, миледи.

Нагоняй от её властной горничной мало чем помог улучшить настроение Пандоры. Она спустилась вниз, чувствуя невероятную тяжесть на сердце. Если бы она никогда не встретила Габриэля, ей бы не пришлось всё это сейчас переживать. Если бы только она не согласилась помочь Долли и не застряла в спинке скамейки. Если бы только Долли не потеряла серёжку. Если бы она не пошла на бал. Если бы только, если бы только...

Дойдя до приёмной гостиной, Пандора услышала звуки игры на пианино, доносившиеся из-за закрытых дверей. Это Габриэль? Он играл на инструменте? Недоумевая, она открыла одну из дверей и вошла внутрь.

Комната оказалась красивой и просторной, с замысловатым деревянным паркетом на полу, стенами в кремовых оттенках и с многочисленными окнами, задрапированными светлыми, полупрозрачными, шёлковыми занавесями. Ковры были свёрнуты и покоились у стен.

Габриэль стоял возле пианино из красного дерева в углу, просматривая ноты, в то время как его сестра Фиби, сидела на скамейке перед клавишами.

– Сыграй вот эту, – сказал он, передавая ей лист бумаги. Он повернулся, услышав звук закрывающейся двери, и встретился взглядом с Пандорой.

– Что ты делаешь? – спросила Пандора. Она осторожно подошла к нему, словно лошадка, готовая сорваться с места. – Для чего ты послал за мной? И что здесь делает леди Клэр?

– Я попросил Фиби нам помочь, – весело отозвался Габриэль, – и она любезно согласилась.

– Меня вынудили, – поправила его Фиби.

Пандора в замешательстве покачала головой.

– С чем помочь?

Габриэль подошёл к ней, загораживая их обоих от взора сестры широкими плечами.

– Я хочу станцевать с тобой вальс, – ответил он, понизив голос.

Пандора почувствовала, что её лицо побелело от обиды, а затем покраснело от стыда, потом снова стало белым, как специальная полосатая вывеска у мужских парикмахерских. Ей бы в голову не пришло, что он способен на такое жестокое издевательство.

– Ты же знаешь, что я не могу вальсировать, – сказала она. – Зачем ты говоришь такие вещи?

– Просто попробуй со мной станцевать, – уговаривал он. – Я размышлял на эту тему и думаю, что существуют способы сделать вальс для тебя доступным.

– Нет, не существуют, – прошипела Пандора. – Ты рассказал сестре о моей проблеме?