— Конь, — продолжала Шай. — Это ты перебросил меня через спину своего коня, когда меня поймали. Хорошее животное, высокое, гуришской породы белоснежного цвета. А ты большой знаток лошадей…

Боец, не отрывая взгляда, тихо, но отчетливо прошептал:

— Какое удовольствие будет прикончить тебя, девка!

«Мило», — подумала Шай, когда они входили в Императорское Крыло дворца. Каменная кладка была изумительна — под стать древнему ламиойскому стилю, а высокие мраморные колонны инкрустированы барельефами.

Между колоннами располагались урны, исполненные в том же стиле; так когда-то делали глиняные и керамические изделия.

Шай вспомнила, что сейчас у власти находятся члены фракции «Наследие», а это значит… Что и император из «Наследия». В эту же фракцию входили пять арбитров, которые, на деле, и управляли империей. В особом почете у членов этой группы были древние культуры, изучение коих они очень уважали. Так, например, их увлечение переросло в то, что часть императорского крыла была исполнена в старинном стиле.

«На днищах тех «древних» урн, — подозревала Шай, — находятся печати души, именно они превращают невзрачную работу в совершеннейшую, великолепную копию».

Да, да — так и есть. Великие, конечно, называли ремесло Шай колдовством и поганью. Нюанс был в том, что запрещалось воссоздавать человека. Вполне разрешалось, даже поощрялось, делать копии предметов быта и искусства; подобная деятельность регулировалась. Переверни такую урну, сними печать со дна — и она превратится в обычную неукрашенную лепнину.

Бойцы повели ее к инкрустированной золотом двери. Пока они открывали, снизу на внутреннем ее обрамлении Шай успела разглядеть печать души — вот почему дверь выглядит как поделка из далекого прошлого.

Стражники завели ее в уютную комнату. А там — все на манер охотничьего домика. «Века эдак пятого, — подумала Шай, — треск теплого очага, небольшие толстые ковры, деревянная мебель в каких-то пятнах…»

Все арбитры — пятеро членов фракции «Наследие» — ожидали внутри. Трое из них — мужчина и две женщины — сидели у камина на стульях с длинными спинками. Еще одна женщина занимала место за столом прямо напротив дверей — Фрава, глава арбитров, важная фигура в империи, влиятельнейший человек после самого императора Ашравана.

В седеющей косе — красные и золотые ленты; роба тоже в золоте. Помимо всего прочего Фрава заведовала сокровищницей Его Величества императора — Императорской Галереей с соседними кабинетами. Шай давно уже мечтала обворовать Фраву.

Перед ее столом стоял Гаотона, старший Великий. Судя по всему, они с ней как раз что-то горячо обсуждали. Когда Шай ввели, он сразу же вытянулся, заложил руки за спину, изображая раздумья. Гаотона среди них — самый старший, и, по слухам, давно утративший всякий авторитет. Говорят, от него отвернулся даже сам император.

С появлением Шай, оба замолчали и пристально взглянули на нее, будто она кошка, которая только что опрокинула дорогую вазу. Шай изо всех сил старалась не щуриться — очков-то нет, ей нужно казаться сильной, насколько это возможно.

Фрава взяла со стола какой-то лист бумаги.

— Ван ШайЛу, список предъявляемых тебе преступлений очень впечатляет…

«Ну и сказала же… В какую игру играет эта женщина? Она что-то от меня хочет, — решила Шай. — Это единственная причина так себя вести. Вот и представился удобный случай».

— Жульничали, выдавали себя за женщину благородного происхождения, — продолжала Фрава, — проникли в Императорскую Галерею с воровскими намерениями, перевоссоздали свою душу и, напоследок, намеревались похитить Скипетр. Ты что, действительно полагала, что эту немудреную подделку символа всей нашей империи мы не отличим?

«И ведь не отличили, — подумала Шай, — если, конечно, Шуту удалось бежать с оригиналом!» Мысль о том, что сейчас в Галерее на месте Лунного Скипетра сияет, окруженная почетом, фальшивка, доставляла Шай превеликое удовольствие.

— И вот еще, — Фрава щелкнула пальцами, и один из Бойцов что-то притащил с другого конца комнаты. Полотно. Стражник положил его на стол. Шедевр, написанный мастером Хан ШуКсен, — «Лилия в весеннем пруду».

— Узнаешь? Это из твоей комнаты в таверне, там мы ее и нашли. Подделка одной из самых знаменитых картин в империи. Оригинал находится в моей собственности. Наши мастера сразу распознали неопытную руку создателя. И неопытную — это еще мягко сказано!

Шай встретилась глазами с женщиной.

— Не расскажешь, зачем ты ее сделала? — спросила Фрава. — Хотела подменить ее и утащить оригинал прямо из моего кабинета в Галерее? Но тебе же нужен был Лунный Скипетр. Вопрос, зачем тебе картина, если ты и так планировали убежать со Скипетром? Что это? Жадность?

— Мой дядя Вон учил меня всегда иметь запасной план — на всякий случай, — сказала Шай. — А будет Скипетр в залах или нет, я не знала.

— Ах, вот как… — по-матерински сказала Фрава. Но в глазах было отвращение вперемешку с брезгливой снисходительностью. — Ты просила, чтобы в твоем деле участвовал арбитр. Преступники часто просят об этом… И мне почему-то захотелось откликнуться на эту просьбу. Интересно знать, зачем ты подделала картину. Неразумное дитя, неужели ты действительно надеялась, что тебя оправдают и отпустят? С такими-то грехами? Положение твое настолько плохо, что ты даже не представляешь. Наше милосердие не так велико, но…

Шай мельком взглянула на остальных арбитров, тех, что сидели у камина. Казалось, что им нет до нее никакого дела. Однако друг с другом они не разговаривали.

«Значит, слушают. Что-то происходит, — думала Шай, — что-то их беспокоит».

Гаотона неподвижно стоял рядом, слегка в сторонке. Лицо не выдавало никаких эмоций.

Фрава смотрела на Шай как недовольный родитель на дитя. Она специально сделала такую многозначительную паузу, чтобы девушка поверила. Поверила в свое освобождение! По их задумке, она теперь должна стать податливой, мягкой — и согласится на все — за свободу.

Значит, шанс действительно есть…

Все, пора брать дело в свои руки.

— Так что вам от меня нужно? — поинтересовалась Шай. — Давайте обсудим, что вы хотите мне предложить.

— Что?! — воскликнула Фрава. — Девочка, ты забыла, тебя вообще-то завтра казнят. Если нам что-то от тебя и нужно, то предложить мы можем тебе только твою жизнь!

— Моя жизнь — это моя жизнь, — ответила Шай, — и так будет все оставшееся мне время.

— Хватит! — перебила ее Фрава. — Ты сидишь в клетке, сделанной специально для таких, как ты. В ее стенах — тридцать разных пород.

— Сорок четыре на самом деле.

Гаотона в удивлении приподнял бровь.

«О, Ночи! Хоть в этом я не ошиблась!»

Шай взглянула на Гаотону.

— Вы что, думали, я песчаника не увижу? Ну, даете! Я же Воссоздатель. Мы изучаем породы камней еще на первом году обучения. Камушек, кстати, с карьера Лайо.

Фрава хотела было сказать что-то, приоткрыв рот в легкой улыбке.

— И да, я знаю, что позади камней есть еще металлические пластины из ралькалеста, который воссозданию не поддается, — продолжала Шай вслепую. — Стена — это так себе задачка, потянуть время, пока Воссоздатель ее решает. Понятно, что ваша клетка не из известняка и ему подобного материла, который отковырял и свободен, даже мучиться с воссозданием не надо. Стенки вы, конечно, сделали, но, чтобы уж наверняка, заблокировали выходы ралькалестом.

Фрава сжала губы.

— Правда… ралькалест тоже не идеален, — продолжила Шай, — металл слабый. Решетка наверху, конечно, крепкая — не выбраться, но пластины довольно хрупкие. Вы слышали что-нибудь об антраците?

Фрава нахмурилась.

— Это камень, который горит, — ответил Гаотона.

— А вы мне дали свечу, — произнесла Шай и нырнула рукой за пояс, за спину. Она швырнула на стол грубую деревяшку — печать души! — Я просто могла поработать со стеной, убедить камни, что они — антрациты. Не так уж это и трудно, зная, что пород в стене — сорок четыре. А горят антрациты хорошо, их жар растопил бы ваши пластины.