Шай резко метнулась на стул и села, откинувшись на спинку. Она слышала, как сзади тихо прорычал стражник. Фрава еще сильней сжала губы — в тончайшую линию и… промолчала.

Шай позволила себе расслабиться, глубоко вздохнула и тихо поблагодарила Неведомого Бога.

О, Ночи! Они верят ее болтовне! Она очень боялась, что окажись среди них хоть кто-то мало-мальски разбирающийся в воссоздании, и ее вранью тут же настал бы конец.

— Я хотела бежать этой ночью, — продолжила Шай, — подозреваю, что если вы обратились к такой еретичке, как я, то дело важное. Итак, еще раз, что у вас есть мне предложить?

— Я все еще могу казнить тебя, — сказала Фрава. — Прямо сейчас. Здесь.

— Но вы ведь не сделаете этого, так ведь?

Фрава стиснула зубы.

— Я же говорил, что она тот еще орешек, — обратился Гаотона к Фраве.

Шай уже заметила, что произвела на него впечатление. Но вот его глаза… В них будто было горе! Но горе ли? О, этого старика не так-то легко прочитать, он словно книга на языке свордиш.

Тем временем Фрава поманила кого-то пальцем. Появился слуга и вынес небольшую коробочку, замотанную в тряпку. Шай задержала дыхание.

Слуга отжал фиксаторы и открыл крышку. Внутренняя часть коробочки была обита тканью, а внутри — пять небольших выемок, туда можно класть печати души.

Печать представляла собой вытянутое каменное изделие размером с большой палец. Сверху лежала маленькая книга в кожаном переплете, вся затертая из-за постоянного использования. От нее шел слабый запах, такой родной для Шай…

Печати, лежавшие в коробке, не совсем простые. Знаки сущности! Сильнейшие среди всех печатей души.

Они работали непосредственно с личностью, могли на короткое время переписать характер человека, его биографию, его душу. Каждую печать требовалось индивидуально настраивать на конкретного человека. И все пять в коробке были настроены на Шай.

— Пять печатей — пять душ, — продолжала Фрава. — Это незаконное страшное колдовство. Вечером они должны быть уничтожены. Пускай ты бы убежала сегодня… но этих печатей уже никогда бы не увидела. Сколько требуется сделать, скажем, одну?

— Годы… — прошептала Шай.

Других копий у нее нет. Все необходимые заметки и рисунки хранить — пускай даже в тайниках — слишком опасно. Ведь любой желающий может покопаться в ее душе и все про нее узнать.

Шай всегда держала их при себе. И как только выпустила — отобрали!

— Вот это… мы тебе и предложим за работу, — Фрава произнесла с таким брезгливым выражением, будто перед ней поставили тарелку с какой-то гадкой слизью и гнилым мясом.

— Согласна.

Фрава кивнула. Слуга захлопнул коробочку.

— А теперь позволь мне показать, что от тебя требуется.

Раньше Шай и помыслить не могла о встрече с императором, не говоря уже о том, чтобы ткнуть в него пальцем.

Ашраван. Император Восьмидесяти Солнц, сорок девятый правитель Империи Роз — на ее тычок никак не отреагировал.

Его взгляд был устремлен в никуда, и хотя пухлые розовые щеки лучились здоровьем, выражение лица его оставалось совершенно безжизненным.

— Что с ним случилось? — спросила Шай, вставая с кровати императора. Кровать была выполнена в древнем ламиойском стиле с изголовьем в виде феникса, устремившегося к небу.

Девушка уже видела эскиз такого изголовья в одной из книг; вероятно, он и стал источником для воссоздания.

— Убийцы, — произнес арбитр Гаотона. Он стоял по другую сторону кровати вместе с двумя лекарями.

Из Бойцов только капитану Зу было позволено войти.

— Они ворвались две ночи назад и напали на императора и его жену. Она была убита, а император получил арбалетный болт в голову.

— Знаете, — заметила Шай, — с учетом того, что стреляли в голову, он выглядит очень и очень неплохо.

— Ты знакома с запечатыванием? — спросил Гаотона.

— Не особо, — ответила Шай. Ее народ называл это воссозданием плоти. С его помощью целитель с исключительными навыками мог воссоздать тело, удаляя раны и шрамы, но для этого были необходимы опыт и годы мастерства.

Воссоздатель должен был знать каждое сухожилие, каждую вену и мышцу для того, чтобы правильно исцелить.

Запечатывание было одной из немногих отраслей воссоздания, которую Шай изучила лишь поверхностно.

Сделаешь обычную подделку не так — ничего страшного, создашь произведение, не имеющее особой художественной ценности. Неправильно проведешь воссоздание плоти — погибнет человек.

— Наши мастера по запечатыванию — лучшие в мире, — произнесла Фрава. Она прошлась у изножья кровати, заложив руки за спину. — Как только все закончилось, мы тут же вызвали врачевателей. Они, конечно, залечили рану на голове, но…

— Но не рассудок? — спросила Шай, проводя рукой перед его глазами. — Получается, не так уж хорошо они его и вылечили.

Один из докторов, маленький человечек с большими оттопыренными ушами, кашлянул. Они торчали, словно оконные ставни в погожий день.

— Запечатывание лечит тело, но не душу. Это все равно, что красиво переплести истлевшую книгу. Да, она будет как новенькая, но вот слов… слов в ней уже не будет. Да, у императора сейчас здоровый мозг, но он — пуст!

— Да уж, — произнесла Шай. — Вы выяснили, кто подослал убийц?

Пять арбитров обменялись взглядами. Да, они знали.

— Мы не уверены, — сказал Гаотона.

— В смысле, — добавила Шай, — вы знаете, но у вас недостаточно доказательств для обвинения. Одна из дворцовых фракций, полагаю?

Гаотона вздохнул:

— Фракция «Триумф».

Шай тихонько присвистнула. В принципе, логично. Если император умрет, то у фракции «Триумф» будут хорошие шансы посадить на трон своего преемника.

В свои сорок император Ашраван был все еще молод по меркам Великих. Предполагалось, что он будет править и следующие пятьдесят лет.

Если император сменится, то присутствующие в комнате пять арбитров утратят свое положение, что, согласно нерушимым правилам империи, станет существенным ударом по их статусу.

Одни из самых могущественных людей мира превратятся в слабейшую из восьмидесяти фракций империи.

— Убийцы уничтожены, — продолжала Фрава, — «Триумф» еще в догадках, удалось ли покушение. От тебя требуется создать новую душу императора, — она вздохнула, — воссозданием.

«Они точно не в себе, — подумала Шай. — Даже собственную душу переделать — задача не из легких. И это при том, что воссоздание в таком случае не с нуля».

Они даже не представляют, о чем просят. Хотя все логично. Они же презирают воссоздание… по крайней мере, так говорят.

Получается, эти люди спокойно ходят по воссозданному полу, спокойно смотрят на вазы-подделки. Да что говорить, даже своим эскулапам разрешили залатать тело императора! Но они никогда не назовут это воссозданием.

Другое дело — воссоздание души, что, по их мнению, колдовство и чертовщина.

А значит, надежда у них теперь только на Шай. Во всем государстве не сыщется ни одного умельца, кто смог бы воссоздать душу. Не под силу это, скорее всего, и ей.

— Ты сможешь сделать это? — спросил Гаотона.

«Понятия не имею», — подумала Шай.

— Да, — промолвила она вслух.

— Воссоздание должно быть точным, — строго сказала Фрава.

— Если у наших врагов появится хоть малейшее подозрение, что с императором что-то не то… они не заставят себя ждать. Поэтому он должен вести себя естественно и логично.

— Если сказала — сделаю, — ответила Шай. — Но предупреждаю — это невероятно сложно. Мне нужно знать о нем все, любые сведения из его жизни. Во-первых, официальные хроники, правда, они слишком сухи. Во-вторых, мне нужно будет хорошенько расспросить всех, кто общался с ним непосредственно: слуг, друзей, членов семьи. Он, случаем, личный дневник не вел?

— Вел, — ответил Гаотона.

— Прекрасно.

— Все эти документы запечатаны! — возразил один их арбитров. — Император велел их уничтожить…

Все резко обернулись на говорящего: он нервно сглотнул и потупил взгляд.