— Где моя горничная? Меньше беспокойся о семье, Калли, и больше о слугах.

Никогда не видела более ленивых.

— И здесь я виновата — вздохнула Каландра и сжала руки еще крепче. — Я должна была отправить Пайтана в школу. Я должна была приглядывать за тобой и не позволять тебе бегать где попало. Я должна была урезонить папу с его сумасшествием. А кто будет заниматься бизнесом? Он рушился, пока я не взялась за него! Мы могли разориться!

Разориться! Если бы дело по-прежнему оставалось в папиных руках…

В комнату вбежала горничная.

— Где ты была? — сонно спросила Алеата.

— Прошу прощение, госпожа! Я не услышала вашего звонка.

— Ну ладно. Но тебе следует знать, когда ты мне нужна. Подай голубое. Нет. Не голубое. Зеленое с розами. Думаю, это понравится лорду Дарндрану. Что-то может случиться. А если и нет, я могу по крайней мере домучить барона, который просто умирает от любви ко мне. Калли, так что там насчет людского священника? Он хотя бы хорош собой?

Каландра странно всхлипнула и прикусила платок. Алеата посмотрела на нее.

Завернувшись в легкое одеяние, которое горничная набросила ей на плечи, Теа пересекла комнату и подошла к сестре. Алеата была так же высока ростом, как и Каландра, но очертания ее фигуры были плавны ми и округлыми, а не игловатыми. Волны пепельных волос обрамляли лицо Алеаты и ниспадали почти до пола. Она никогда не укладывала волосы, как это диктовала мода. Как и сама Алеата, ее волосы не признавали порядка и всегда выглядели так, как будто она только что поднялась с постели. Она положила руки на вздрагивающие плечи сестры.

— Те времена прошли, и лепестки часоцвета сомкнулись над ними, бессмысленно и бесполезно желать, чтобы они открылись снова; лучше не думай об этом, не то свихнешься, как наш отец. Если бы мама была жива, все было бы по-иному, — голос ее дрогнул, и она прижалась к сестре, — но ее нет. И вот поэтому, — добавила она, пожав прекрасными плечами, — ты сделала то, что было нужно, Калли. Ты не могла допустить, чтобы мы голодали.

— Полагаю, ты права, — поспешно ответила Каландра, памятуя о том, что в комнате присутствует горничная, и не желая, чтобы предмет ее разговора с Алеатой обсуждался потом в комнатах прислуги. — Так ты не выйдешь к обеду?

— Нет, я скажу поварихе, если хочешь. Почему бы и тебе не пойти к лорду Дарндрану? — Алеата отошла к кровати, на которой ее горничная разложила шелковое белье. — Там будет Рандольфус. Знаешь, Калли, он так и не женился. Ты опустошила его сердце.

— Скорее уж его кошелек, — сурово сказ ала Каландра, разглядывая себя в зеркале, водворяя на место выбившиеся пряди и поправляя заколки.

— Ему была нужна не я, ему было нужно наше дело и деньги.

— Возможно. — Алеата взглянула в зеркало и встретилась с отраженными в нем глазами сестры.

— Но он был бы для тебя подходящей парой, Калли. Ты слишком долго была одна.

— И я должна позволить мужчине прийти и разрушить то, что я возводила много лет, только для того, чтобы каждое утро видеть его лицо, независимо от того, хочу я этого или нет? Нет, спасибо. Есть кое-что похуже одиночества, детка Лиловые глаза Алеаты потемнели.

— Может быть, смерть.

Каландра ее не слышала.

Алеата откинула назад волосы и тряхнула головой, отгоняя мрачные мысли.

— Сказать Пайтану, что ты хочешь поговорить с ним?

— Не стоит. Ему, должно быть, вскоре понадобятся деньги. Пусть придет ко мне завтра в трудовремя. — Каландра направилась к двери. — Я должна подвести итоги.. Постарайся прийти домой в разумное время.

По крайней мере, еще сегодня.

Алеата улыбнулась, заслышав в голосе сестры сарказм, и с дремотной истомой опустила веки, придав своему лицу выражение девичьей скромности.

— Если тебе так хочется, Калли, я больше не буду видеться с лордом Кеванишем.

Каландра остановилась и обернулась. Ее суровое лицо просияло, но она сказала лишь:

— Надеюсь на это.

Она вышла и закрыла за собой дверь.

— Все равно он становится скучным, — заметила Алеата сама себе. Она уселась за туалетный столик и принялась, изучать свои безупречные черты в экспансивном зеркале.

Каландра вернулась к своей работе — гроссбух был для нее успокоительным лекарством от всех семейных треволнений. В доме было тихо. Ее отец вместе с астрологом заперся в лаборатории, но, видя, что дочь взорвется раньше, чем магический порошок, Лентан мудро решил воздержаться от дальнейших экспериментов.

После обеда Каландра сделала еще одно дело, относящееся к бизнесу. Она послала к птицевику слугу с письмом, адресованным господину Роланду из Гриффита в таверну «Цветок джунглей». В письме говорилось следующее:

«Груз будет доставлен в начале пахоты. Оплата по получении.

Каландра Квиндиниар».

Птицевик привязал послание к ноге безошибочницы, приученной летать в Тернцию, и подбросил яркую птицу в воздух.

Безошибочница легко скользила в потоках воздуха, струящихся между могучими деревьями. Все мысли птицы были устремлены к месту ее назначения, где в клетке ее ожидал самец. Она не опасалась хищников — ни одна живая тварь не стала бы ее есть. Перья безошибочников покрывал жир, который сохранял их сухими во время дождя. Этот жир был смертельным ядом для всех, кроме самих безошибочников.

Птица летела на северинт-закад, над владениями и дворцами эльфийской знати, через озеро Энтиаль. Она парила над эльфийскими фермами, расположенными на мшистых возвышенностях, которые расчерчивали поверхность неестественно прямыми линиями.

Рабы-люди трудились на полях, собирая урожай. Безошибочница была не то чтобы голодна — ее покормили перед вылетом, — но мышка пришлась бы ей очень кстати. Однако ни одной на глаза не попадалось, и птица продолжала свой полет.

Бережно возделываемые угодья эльфов вскоре сменились дикими джунглями. Ручьи, питаемые ежедневными дождями, собирались в реки, текущие по мшистому ложу.

Прокладывая себе путь сквозь джунгли, реки иногда находили брешь в слое мхов и каскадами низвергались вниз, в темные глубины.

Перед глазами птицы поплыли клочья облаков, и она направила полет вверх, набирая высоту, поднимаясь над буйством очередного дождя. Темная масса, пронизанная молниями, скрыла землю из виду. Птица тем не менее знала, где находится — ее вел инстинкт. Внизу лежали леса лордов Марсина — так их называли эльфы, но ни эльфы, ни люди не претендовали на них, поскольку заросли там были совершенно непроходимы.

Буря началась и кончилась, как всегда — от самого сотворения мира. Солнце засияло ярко, птица увидела населенные земли — это была Тиллия, людское королевство. С огромной высоты птица заметила три из пяти сверкающих, ярко освещенных башен, которые отмечали пять уделов Тиллийского королевства. Башни, древние по людским меркам, были сложены из кристаллических блоков, секрет изготовления которых был известен людским волшебникам во времена правления короля Георга Единственного. Этот секрет (вместе с большинством волшебников), сгинул в опустошительной Войне за любовь, которая последовала за кончиной старого монарха.

Безошибочница использовала башни как указатели; снизившись, она полетела низко над землями людей. Возведенная на широкой моховой равнине, пронизанной там и сям деревьями, которые не вырубались) ради тени, эта страна была плоской, пересеченной доРегами, усеянной маленькими городишками. Дороги были наезженными — люди испытывали странную необходимость постоянно быть в движении, каковую необходимость домоседы эльфы никогда не могли понять и считали чертой варварской.

В этой части мира охота была куда удачней, и безошибочница прервала свой полет, чтобы изловить толстенькую крысу. Покончив с едой, почистила когти клювом, привела в порядок перья и снова взвилась в воздух. Увидев, что равнинные земли переходят в густые джунгли, птица приободрилась: близился конец ее долгого путешествия. Она была над Тернцией, самым северинтным королевством. Добравшись до окруженного стенами города с кристальной башней посередине — знак того, что здесь заходилась столица Тернции, — птица услышала призывный крик своего супруга. Она вошла в стремительную спираль над центром города и села на защищенную кожей руку тиллийского птицевика. Тот взял послание, отметил его прибытие и водворил усталую безошибочницу в клетку к ее самцу, радостно приветствовавшему подругу.