Это понимание предмета политической экономии много позднее привлекло внимание В.И. Ленина, когда молодое Советское государство и Коммунистическая партия – руководящая и направляющая сила трудящихся России – на деле приступили к социалистическому строительству. Некоторые теоретические работники в тот период выдвигали ошибочную точку зрения, будто переход от капитализма, общества неорганизованного, стихийного, «бессубъектного», где все покрыто мраком неизвестности и где случайные обстоятельства порой играют слишком большую роль, общества, нуждающегося поэтому в изучении его внутренних противоречивых начал, к социалистическому обществу организованных субъектов, где все прозрачно ясно и предопределено, будто такой переход самими особенностями социализма, наличием сознательно сформулированных целей снимает с повестки дня необходимость познавательной деятельности в области экономики, делает беспредметной экономическую теорию. С такой точкой зрения выступал, в частности, Н.И. Бухарин. В замечаниях на его книгу «Экономика переходного периода» В.И. Ленин раскритиковал волюнтаристскую трактовку производственных отношений социализма, подмену объективно складывающихся связей между членами общества по поводу производства некоей предписанной системой отношений.
В противоположность Бухарину, который считал, что политическая экономия должна ограничиваться изучением товарно-капиталистических отношений, который, исходя из этого, утверждал, что конец капитализма означает также и конец политической экономии, Ленин отмечал общность некоторых экономических закономерностей и для капитализма, и для социализма (например, деление общественного продукта на необходимую и прибавочную часть, необходимость накопления для расширенного воспроизводства) и то, что уже вследствие одного этого политическая экономия отнюдь не отмирает с победой социализма. В.И. Ленин прямо указывал, что бухаринское определение предмета политической экономии, как науки, изучающей лишь производственные отношения капиталистической формации, есть «шаг назад против Энгельса»[85], против указанного истолкования Энгельсом политической экономии в самом широком смысле.
Личный пример В.И. Ленина, разработавшего многие важные проблемы политической экономии социализма, достижения последующих поколений экономистов, тот неоспоримый теперь факт, что политическая экономия социализма реально существует, как реально существует и изучаемый ею способ производства и обмена, – все это подтверждает безусловную правильность и исключительную плодотворность широкого понимания Энгельсом предмета политической экономии. Это весьма глубокое истолкование задач политической экономии имеет непреходящее теоретическое и практическое значение.
Возвращаясь к сказанному выше, мы можем констатировать, что Энгельс относил к предмету политической экономии изучение главнейших функций человеческого общества, являющихся, в свою очередь, необходимым условием его существования, – производства и обмена, точнее тех объективных экономических законов, которые ими управляют. С этими двумя функциями связан, ими определяется, но на них также оказывает обратное воздействие способ распределения произведенных благ. Энгельс подвергал решительной критике теоретиков чистого «распределения», считал их вульгарные концепции далекими от подлинной экономической науки. Отстаивая последовательно положение о примате производства, а следовательно, и труда, указывая, что распределение – производная, вторичная функция, что «распределение в главных своих чертах всегда является необходимым результатом отношений производства и обмена в данном обществе, а также и исторических предпосылок этого общества»[86], он тем самым подчеркивал ограниченный, верхушечный характер реформ в сфере распределения, даже если проповедь этих реформ облекалась иногда в крайне радикальные формы.
Технические средства труда, средства транспорта и связи, или более общо – материальные производительные силы, не могут оставаться вне поля зрения политической экономии уже потому, что производственные отношения есть отношения между людьми по поводу вещей. Именно об этом говорил Энгельс: «политическая экономия имеет дело не с вещами, а с отношениями между людьми и в конечном счете между классами, но эти отношения всегда связаны с вещами и проявляются как вещи»[87]. Производственные отношения определяются характером производительных сил, их воспроизводство и развитие происходит в процессе движения производительных сил, а следовательно, и общественного продукта.
Собственно технические характеристики средств производства, транспорта и связи, условий их эксплуатации относятся к области других, специальных научных дисциплин. Так же точно обстоит дело и с географической средой. Она может быть объектом рассмотрения политической экономии только в той мере, в какой прямо или косвенно влияет на способ производства, отражается на количественных и качественных показателях производства и обмена, а следовательно, в конечном счете вносит некоторые свои «коррективы», по крайней мере со стороны количественной, в сферу распределения.
Наряду с выявлением объективных законов данного способа производства и обмена, данной конкретной формы экономических отношений, установлением вместе с тем немногих совершенно общих законов, применимых к производству и обмену вообще, важную задачу и важную черту политической экономии Энгельс видел в том, что она должна обнаруживать объективную обусловленность переходов от одной общественной формы производства к другой, от более низкой к более высокой. Политическая экономия только в том случае является подлинно научной, если она внутри господствующей формы открывает элементы будущей, новой и более совершенной организации производства, устраняющей пороки старой формы, разрешающей ее внутренние противоречия. Такую политическую экономию впервые создал Маркс.
В своей научной деятельности в качестве политико-эконома, обращаясь к современному капиталистическому производству, Энгельс, как и Маркс, отыскивал такие противоположности, от которых оно должно неизбежно погибнуть, которые предвещали появление его исторического преемника. Марксистский анализ капитализма в ту пору, когда капитализм еще шел в гору, когда официальная экономическая мысль уверяла всех и вся, что этот строй – вечный и самый разумный, подводил Энгельса к незыблемому и впоследствии вполне подтвержденному историей выводу, что преемник капиталистического производства – социализм «уже стучится в дверь»[88].
Политическая экономия имеет дело с экономикой, изучает форму развития производительных сил – производственные отношения, законы собственно производства, которое является в последнем счете решающим условием существования и развития общества. Она изучает формы собственности на средства производства, общественные формы присвоения людьми предметов природы. Вместе с тем Энгельс, особенно в последние годы своей жизни, обращал внимание экономистов на необходимость изучения «экономических, политических и других отражений», т.е. тех сфер, которые связаны с производством, оказывают на него воздействие, но прямо не входят в него, обычно только следуют за его движением, находятся за его пределами. Укажем здесь на принципиальные мысли, выраженные в большом письме Энгельса К. Шмидту от 27 октября 1890 года.
Производство главенствует над денежным рынком и рынком ценных бумаг, его законы имеют определяющее значение для обоих этих рынков, однако оба они внутри общей зависимости обнаруживают свои собственные законы и фазы, влияющие на ход промышленности. Более того, с расширением торговли деньгами до торговли ценными бумагами в виде не только государственных облигаций, но также акций промышленных и транспортных предприятий, эта торговля приобретает «прямое господство над частью производства»[89], банкиры и торговцы ценными бумагами прибирают к рукам отдельные предприятия, начинают фактически командовать производством.
