Только теперь я замечаю, что стискиваю руку Мэла. Мой мужчина подпирает шкаф и поглядывает на старшего родственника с веселой ухмылкой.

— Ну-с, любезный, и каким словом предлагаешь назвать обезьянье лазанье по балконам дам? Решил податься в циркачи? Устроил ребяческое представление, пустил пыль в глаза надуманной ссорой. И Эву Карловну подначил. Что, терпежа нет?

Константин Дмитриевич зол, хотя и сдерживается. Его посмели обвести вокруг пальца, проигнорировав предупреждение о "конфетно-букетном" периоде.

— Это не он, это я! — заявляю горячо. От волнения комната пляшет перед глазами, но я полна решимости отстоять Мэла. Ведь из-за моей полиморфности его отчитывает глава клана и, возможно, накажет, потребовав кабальное обещание или клятву.

— Тише, Эва, — успокаивает Мэл. — Иди наверх, полежи. Еще рано. Успеешь посмотреть парочку снов.

— Нет, я с тобой.

— Эва Карловна, прислушайтесь к совету Егора и ступайте. А нам предстоит серьезный разговор.

Да, вежливый у Мэла дед. Интеллигент. Но сегодня в его руках семихвостая плетка и сталь в голосе. Любезности исчерпали себя.

Неуверенно смотрю на своего мужчину.

— Иди, Эва. Я позвоню, — успокаивает он.

Ухожу, оглядываясь напоследок. Мэл усаживается в кресло, нога на ногу. Прикрываю дверь и замираю в надежде услышать хоть слово. Глухо. В смысле, полная герметичность и полная тишина. Плетусь наверх, останавливаясь на каждой ступеньке, и Кот плетется по пятам.

Вот стыдобень! — вдруг доходит до меня. Нас застукали с поличным! Репутация невесты повисла на волоске, как и репутация благочестивой Зинаиды Никодимовны. Заодно под угрозой и репутация самого старшего Мелёшина, устроившего в своем доме гнездо разврата. А ведь мой отец ему доверял. Разрешил ненаглядной доченьке погостить в алой зоне, а оказалось, что у дочурки низкие моральные принципы. Я подвела Константина Дмитриевича. Он думал, что будущая невестка сына — настоящая леди, а на деле я не лучше базарной торговки. Может, признаться в двойственной сущности, пока мнение обо мне не упало ниже минусовой отметки?

Долго лежу в постели. Ворочаюсь, но мне не спится. Выхожу на балкон, рассчитывая поймать момент, когда Мэл пойдет по дорожке к запасным воротам. Ведь его машина осталась у леса. Мэл не появляется, и я вялой мухой собираюсь в институт.

И завтракаю неохотно. Аппетит, обычно пропадающий во время полнолуний, не спешит восстанавливаться. Наивная Зинаида Никодимовна с заботой в голосе интересуется здоровьем и состоянием отношений с женихом. Самого старшего Мелёшина нет, и его отсутствие радует. От стыда я готова провалиться сквозь пол, сразу в подвальную прачечную. Неужели мужчины до сих пор беседуют?

Нужно бы отправляться в институт, но я тяну время. Однако ни Мэла, ни его деда не видно. Через силу волоку ноги к машине, и не успевает "Эклипс" вывернуть из алой зоны на оживленную трассу, как раздается телефонное пиликанье. "Мой Гошик" звонит!

— Как ты? Удалось вздремнуть? — спрашивает как ни в чем не бывало.

Поспешно отгораживаюсь матовой переборкой от водителя с охранником.

— Спрашиваешь! Я думала, дед закопает тебя прямо в кабинете. Ты выжил? И где ты был? Я не видела тебя.

— Машину отогнали к главным воротам. Поговорили с дедом, и я уехал.

— А охранники? Их наказали? — приходит мне в голову.

Вдруг их уволили за сговор с Мэлом? Почему-то не сомневаюсь, что самый старший Мелёшин крут на расправу. Точнее, справедлив, в особенности когда пытаются его дурить.

— Наказали материально, но они не внакладе. Я им компенсировал.

Это хорошо.

За окном мелькают здания. "Эклипс", миновав магистраль, въехал в город и несется по направлению к институту.

— Знаешь, Эва… Я тут подумал… В общем, с сегодняшнего дня и до свадьбы — у нас с тобой ничего такого. Вообще.

— То есть как вообще? — туго соображаю с утра. Вдруг вспоминаю, что спала этой ночью от силы три часа.

— Вот так. Ни целоваться, ни погорячее.

Я ошарашенно внимаю. Наверное, это новое требование самого старшего Мелёшина. Его ультиматум. Соображаю: неделя — много или мало? С учетом пережитого полнолуния до свадьбы осталось шесть дней, после которых я стану замужней женщиной. Женой Егора Мелёшина. Супругой Егора Артёмовича Мелёшина. О-о-о-о! Смотрю на нечёткое отражение в стекле и погружаюсь в пучину страха и мандража. Ну, какая из меня супруга? Сплошное недоразумение. Хорошо одета? Да. При прическе и макияже? Да. Держусь уверенно и высокомерно? Да. Но день Икс надвигается, и я дрожу запуганным серым зайчишкой. Или нет, трепещу как осиновый листок.

Мэл погорел на мелочи. Выезжая по рани из алой зоны, он едва не столкнулся с машиной замминистра обороны, возвращавшегося из Дома правительства, но вовремя вильнул в сторону. Незадачивый водитель остановился и, убедившись в том, что не причинил вреда пассажирам встречки, принес извинения. Замминистра пожурил Мэла, похлопав по плечу, и при случае похвалил самого старшего Мелёшина, у которого вырос ответственный и совестливый внук. И закрутилось. Волей-неволей охранникам пришлось вспомнить о своих обязанностях, правда, Мэлу позволили покинуть будуар дамы, то есть мою комнату, не став поднимать шум на весь дом.

Дед взял Мэла на слабо. Обозвал несмышленым переростком, который думает не тем местом. Вернее, вообще не думает. И еще много чего говорил, но суть получилась такова: Константин Дмитриевич разочаровался во внуке, уверившись, что тот не продержится и недели. Силы воли не хватит. "Слабак. Я сомневаюсь в том, что ты Мелёшин" — этими словами закончился в моем воображении разговор Мэла с дедом.

Нам предстояло прожить эту неделю поврозь. То есть мы бы виделись в институте и сидели рядом в столовском общепите, но максимум, что дозволялось — держаться за руки аки невинные одуванчики. Да уж.

— Гош, я не смогу. Не выдержу, — промямлила убито.

— Выдержишь. Мы оба выдержим. Плевое дело, — отозвался он небрежно. В конце концов, ему бросили перчатку. И чтобы Мэл да не поднял? — И вот еще что. Осталось уладить небольшую формальность. Нужна твоя подпись на проекте брачного контракта… Алло!.. Алё, Эва! Не слышу тебя. Связь, что ли, пропала… Перезвони.

— Спятила?! — обрушилась на меня Вива. — Подписывай, не раздумывая.

Вот уже с час шла генеральная примерка свадебного платья, и всё это время личная стилистка ругалась, не переставая. Разумеется, когда не зажимала ртом булавки.

— Соображаешь или нет? Похоже, не соображаешь. Мозги, что ли, высохли? Тебе предлагают полное содержание! На каждого рожденного ребенка — отдельный банковский счет!

— А в случае инициации развода с моей стороны — потеря родительских прав на каждого рожденного ребенка, — понизила я голос, скосив глаза на телохранительницу из дэпов, замершую у двери.

— Не успела выскочить замуж, а уже о разводе подумываешь? — Стилистка уперла руки в бока. — А кто пел о любви до гроба?

— Ничего я не думаю. Просто… В договоре есть раздел о моем праве на пользование семейными реликвиями. А зачем они мне? Мне Гошик нужен, а не артефакты и недвижимость.

— Неизлечимая балда, — покачала головой Вива. — Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда. Ты должна заранее подготовить пути отступления. К примеру, цацки, купленные на твое имя, останутся при тебе в случае развода. Так что тяни из муженька камешки покрупнее и побольше.

— Не совсем так. В договоре прописано: если развод произойдет по моей инициативе, то драгоценности, приобретенные в браке, становятся собственностью мужа, а те, что приобретены до брака… Тьфу! — сплюнула я в сердцах. — Если Мэл потребует, отдам всё, мне не жалко. Меня унижает сам факт. Получается, мы не доверяем друг другу.

— У меня голова заболела от твоей философии, — отмахнулась девица. — Лучше глянь и зацени.

Она подкатила большое зеркало на колесиках, выгнутое в виде полукруга, чтобы я могла созерцать себя со всех сторон, в том числе и со спины.