«Нет, было не так. Но этого ты не узнаешь. Да, он пришёл во дворец. Да, положил врагов, которые пытались его убить. Да, он преклонил колено перед Его Величеством, перед Аврелием Отступником, но Аврелий приказал сжечь его. И я видел обугленное тело, сброшенное на городскую помойку».

— Смотри, — Дэйран показал на группу людей, расхаживающих вокруг стелы Эвраксия Благородного. — Паломники. Среди них, наверняка, твоя матушка. Рано или поздно они приходят к стеле, чтобы почтить память Первого из Избранного рода. Идём к ним?

Поднявшись, они отряхнули сучки и листья, и вышли из золотой рощи под пение соловья. Дэйран повёл Фирса к паломникам. Тот постоянно оглядывался, жадно ухватывая глазами красоты Агиа Глифада — этериарх, шествуя позади, без труда это определил. Он и сам, посетив обитель в детские годы, прилепился к её неувядающей благодати.

Своё детство Дэйран почти не помнил. Его мать была вольноотпущенницей, а отец поваром в деревенской таверне, словом, люди из «низшего» сословия, которых и за людей-то обычно не считают. Он не мог, как Фирс, похвастаться мастерами меча в своей родне, или как Аврелий Отступник, кровными узами с Эвраксием Благородным. Но отсутствие великих предков никогда не беспокоило Дэйрана. В составе группы паломников он путешествовал в Агиа Глифада, как обычный мирянин, и здесь впервые познакомился с Медуиром. Когда отец погиб на войне, а мать слегла, Медуир обучил его всему, что знал сам. С тех пор Дэйран видел золотые листья, розовые купола и резные стены Агиа Глифада чаще, чем Аммолитовый трон.

Слушая шелест листьев под ногами, Дэйран молчал. Фирс тоже сохранял тишину. Издали доносилась речь отшельника в бордовом балахоне, с интересом повествующего о Трёх Странниках, и как Эвраксий, первый Архикратор Эфилании, обрёл веру.

Дэйрану не было нужды слушать рассказ. Он знал его наизусть. И тоже благодаря Медуиру. Каждый агент или телохранитель, в зависимости от того, какое послушание изберёт будущий член ордена, помнит о священном долге охранять Архикратора и его семью, но — откуда пошла эта традиция и почему, даже Медуир не знал, а уж Дэйран и подавно. После Аврелия Отступника и, как могли бы сказать историки, Торжества Многобожия, надобность в Этериум Сакранат[3] пошатнулась, забылись древние легенды о пророках и праотцах.

— И с тех пор ушли Три Странника, и никто не видел их. Говорят, по-прежнему ходят они посреди нас и наставляют мудростью тех, кто её ищет, — закончил отшельник и отошёл, предоставив возможность паломникам лучше разглядеть то, что написали на стеле её создатели: «Miro areniadren, tur glindaren».

«Коронованные небом, ведомые судьбой» — девиз Дома Аквинтар.

— О, а вы что здесь делаете? — Женский голос извлёк Дэйрана из клубка мыслей, что вращался в его голове, запутывая её нитями воспоминаний. — Вы, что, уже закончили тренировки?

— Мама, ты не представляешь, — сказал Фирс, переполненный юношеской гордостью. — Мастер Дэйран показал мне та-а-кие приёмы! Я должен тебе многое рассказать. Это оказывается дедушка Медд учил его! Мам, это невероятно!

Женщина, лет пятидесяти, перевела взгляд на Дэйрана. Возможно, когда-то она была красива, но сейчас уже нет, и если Фирс походил на северное лето, то его мать — на переходящую в зиму южную осень. Морщины на лбу, в уголках глаз, и поблёкшие пюсовые радужки уродовали лицо, как иней уродует траву.

— Это правда? — спросила она, утомлённо улыбнувшись.

— Я лишь показал ему, как положено нападать, — пожал плечами Дэйран, — в его возрасте это сможет всякий.

— Да ладно, мастер Дэйран! — воскликнул Фирс. — Это те самые приёмы, которые дедушка Медд использовал! Не отрицайте!

Воин расплылся в улыбке, но ничего не ответил.

— Фирс, — одёрнула его мать, — потише, люди же молятся.

— Но…

— Никаких но, малыш.

— Эй, не называй меня так, — огрызнулся Фирс, сложив на груди руки, — я не малыш! Я Фирс из Холдви, а моим дедом был сам Медуир!

Мать строго посмотрела на него, и тот понурил голову, взъедливо стиснув губы.

— Вы надолго здесь? — спросил Дэйран.

Женщина повернулась к нему.

— Нет, до завтрашнего утра. Нам нужно в Алаонду до заморозков, — с какой-то тоской ответила она, вглядываясь в лицо Дэйрана, — была бы моя воля и воля моего мужа, я бы осталась.

— Вам понравилось на Тимьяновом острове?

— Здесь красиво, — кивнула она, и Дэйран не мог не согласиться, — мы обошли почти все святыни. Знаете, я как будто почувствовала, что время течёт иначе. Вот я увидела летние леса, потом словно застывшие в одно мгновение осенние рощи. Это так прекрасно! Но как? Как это возможно?

— Не знаю.

— Сенехар? — Она всё еще выглядела изумлённой. — Ну это же не может быть колдовство?

— Это чудо. То, чего нельзя объяснить. Когда сенехарист творит какое-либо действие, он вызывает это действие посредством знания и апейрона[4], когда маг — посредством оккультных сил. Второму нет прохода к острову тимьянов, а первое мы можем назвать лишь самым дальним отголоском чуда, но не чудом, как таковым.

Если бы ему объяснили именно так, он бы решил, что это исчёрпывающий ответ. Но женщина была не знакома с сенехаром, в Алаонде его не изучают.

— И всё же не разумею, — понизив голос, сказала она, глядя в землю, словно высматривала ответ там.

— Ой, мама, не бери в голову, — вставил Фирс.

— Согласен, Янра. Просто чувствуйте себя, как дома.

Складочки в уголках её губ заплясали в неуверенной улыбке. Было понятно, что совет Дэйрана не удовлетворил любопытство женщины. Она перекинулась словечком с Фирсом и, попрощавшись с Дэйраном, вместе с сыном присоединилась к паломникам. Перед тем, как скрыться, Фирс помахал рукой.

* * *

Воин огляделся. Хотя Фирс, его мать и остальные паломники ушли, он ощущал на себе чей-то пристальный взгляд. Он положил руку на фалькату и краем глаза всмотрелся в пространство за стелой. Выложенная драгоценными камнями лестница спускалась к дендрарию. Ветер трепал листву. Соловей затих, но в отдалении пели другие птицы. За последние пятнадцать лет он так и не сумел привыкнуть к тому, что больше не ходит в разведку.

Постояв так минуту, Дэйран пригладил волосы на голове, завязанные в хвост, пытаясь расслабиться. Это всё от безделья. Время от времени что-то кажется, когда не занимаешься тем, на что потратил большую часть жизни. К тому же ему нравилось выслеживать противника. Он обращал внимание на перешёптывания змей, на писк комара, на запах полевых цветов и миазмы гниющих растений. В покачивании орляка видел вальс борьбы, в шорохе листьев крадущуюся тень вражеского шпиона. Мысли о той — о прошлой жизни — не оставляли его даже на святом острове.

Собравшись уже уходить, он расслышал чьи-то шаги. Немного времени спустя по лестнице поднялся человек в белом хитоне. «Орест?.. Орест в такой час?»

Лицо его, и без того угрюмое, было насторожено. Распущенные серебряные волосы неприкаянно лежали на плечах, как платок, которым поддевают голову мертвеца. Обычно Орест присматривает за кораблями, и его редко увидишь вдали от них. Если же он появился во внутренних садах, стало быть, жди беды.

— Этериарх… вот вы где! — Его низкий и шелестящий голос мог бы сойти за шум прибоя в раковине. — Я знал, что найду вас в Осенней Роще.

— Что случилось, Орест?

— У нас гости.

— О ком ты? — Дэйран ничего не понимал.

— Поторопитесь, — но вместо того, чтобы позвать его, он подошёл ближе и шепнул. — Наши у моноптера.

— Ты объяснишь, что происходит? — Дэйран ответил таким же шёпотом.

— Я — вряд ли. — Жестом руки он попросил идти за ним. — Но вам нужно выслушать человека, который говорит интересные вещи. Интересные и… странные.

— Ну, что ж, веди.

Пока они шли по лестнице вниз, Дэйран смотрел по сторонам. Он не знал, откуда исходит угроза. Честно говоря, он вообще сомневался в том, что на острове таится хоть какая-то опасность.

Дендрарий смотрелся безобидно. На склоне рассыпались широкими зелёными листьями кусты папоротника. Низина заросла ивами. За ними притаился водоём, опоясывающий маленький островок. Высыпок гладких камней, бегущих мимо голубых лотосов, привёл их к моноптеру, что уютно расположился на этом островке. Около, погрузив сапоги в воду, сидели три человека в белых линотораксах[5] с красными плащами — рабочей униформой Сакранат. Увиденное озадачило Дэйрана. За последние пятнадцать лет никто не надевал линотораксы. Шаг за шагом он распознавал лица своих хороших знакомых: Лисиппа, Неарха и сероволосую Хионе, последняя общалась с облысевшим старичком в поношенной одежде. Все казались взвинченными до предела.