Ликторы закричали дружно «славься, славься, славься», но так или иначе настоящая коронация была впереди. Его Светлость взял Сенатос Палациум почти играючи, но Базилика, символ и сосредоточие власти, будоражила его фантазии куда сильнее.

МЕЛАНТА

Волосы нагрелись. Ласковое, как дядины руки, тепло светового блика вытеснило сон, а катастрофу вчерашнего дня унёс безвременный грохот двигателей. Я так и не накрылась одеялом. Не помнила, как заклевала носом и как заснула. На животе лежала раскрытая книга. Суп с рыбным запахом остывал на столике у изголовья, принесли его недавно и сделавший это любовно положил рядом вазочку с гвоздиками.

Просыпаясь, я была так же тосклива, что и вчера, утерянные образы дома, дядюшки Тина и Луан не покидали, и было страшно думать о будущем.

И всё же история Лилии Аквинтар, навестившая мои беспокойные сны прочитанными сюжетами о храброй девушке, оставленной в чужой стране, облегчала одиночество.

Спасибо тебе, Серджо. Искренне, в самом деле. Хотя меня, как и прежде, смущало прибытие в Вольмер, от незнания, что за напасти предстоят и как с ними справлюсь… но если Лилия научилась выживать, получается, и мне тоже возможно выжить, верно? И я вытягивала эту надежду, как морс из соломенной трубочки.

Было утро. С супом расправилась до того, как солнце превысило круглое окошко. Оставшийся кусок рыбы я привередливо отодвинула на задний край тарелки. В дворцовой кухне его готовили отдельно, со специями, нежным, как пастила.

К цветкам, которыми бы любовалась дома, даже не притронулась. Точь-в-точь такие же росли в гинекее на подоконнике, «их подарила Луан на день рождения», с грустью вспомнилось мне. Не глядя, я спрятала вазу в прикроватном уголке, подальше от себя — я дала зарок быть сильной и храброй, как Дева Варидейна, и боялась, сильно боялась, что случайно зашедший варвар увидит меня хныкающей.

«Была цезарисса… подобна всем дочерям своего народа… несгибаемая… свободолюбивая…»

Время оправдало мой страх. Шестерёнки вращались в пятнадцатый раз, и на шестнадцатом повороте дверь, запищав, открылась. У полукруглого порога показался вызывающий омерзение красавец Тисмерунн со своей уродливой лютней.

Если он думает, что я забыла про вчерашнее, он ошибается. Я взялась за тарелку, приноравливаясь: расстояние позволяло кинуть в него и столик.

— Ради святого Солнца, — услышала я, — не порть дорогие вещи, ты не добьёшься этим ничего.

— А я попробую.

— Детские глупости.

Моя ладонь поднялась в дряблом замахе.

— Чего ты пришёл! Ты!.. ты!..

Кусок рыбы скатился на пол.

— Убирать сама будешь, — заметил Тисмерунн.

— Чего тебе надо?..

— Корабль идёт на снижение. Через час прибудем в Вольмер, поэтому, солнышко, не вздумай устраивать там скандалы. То, что тебе разрешили здесь, в Солнечном Граде считается дурным тоном. Мои… как это у вас называется… соотечественники, да?.. мои соотечественники не поймут, если девочка будет надрывать горло, как берсерк.

Я поставила тарелку и заглянула в иллюминатор. Мы парили над предгорьями, устланными пиками хвойного леса, с высоты ворсистыми, как прутья одёжной щётки. Трубадур не лгал, корабль незаметно снижался, и хвоя приобретала резкость.

Высоченные горные скалы затеняли собой солнце, пара неловких движений и летающий корабль столкнулся бы с заснеженными горбами ущелий.

От этого вида меня замутило.

— А если я тебя не послушаю?

— Как будто мне это нужно! — Тис жеманно согнул руки. — Я знаю обычаи своего народа. Твоего народа, кстати, тоже. Если ты меня не послушаешь, ты будешь выглядеть дурой, вот и всё!

Я медленно спустилась на кровать.

— Ваш князь меня встретит?

— Есть две вещи, которые ты должна знать наизусть, — сказал Тисмерунн. — На нашем языке слово «князь» будет дерр. Это слово равносильно вашему «Архикратор», поэтому будет правильно, если ты отдашь ему честь в такой форме. Только не говори дерр Арбалотдор, это чушь… то, что ты называешь титулом, у нас всегда привязано к фамилии, поэтому дерр Ѯрехдовор[1].

— Варварство, — равнодушно ответила я.

— Но ты же хочешь себя выставить в хорошем свете, правильно? Должна примерно представлять, что делать.

— И что дальше?..

— Во-вторых, перед встречей с дерром Ѯрехдовором тебя отправят в Солнечный Зал. В нём ты пройдёшь очищение лучами нашего Божества, — в его полуулыбке было что-то скромно-набожное и мечтательное. — Тебе ритуал покажется скучным бездействием, но его все гости Вольмера проходят! Займёт это какое-то время, и тебя проведут на встречу с женихом. Может даже я составлю компанию.

— Не говори так.

— Как? Про жениха? Про меня?

— И то, и другое, — я уложила волосы на шею.

— Согласен, приятного мало.

— Долго я буду в Вольмере?

Он вздохнул так печально, как если бы не насмехался надо мной.

— Об этом и о многом другом ты узнаешь у дерра Ѯрехдовора, — он причмокнул губами, после того зашёл в коридор и на варварском языке позвал кого-то. Подошли женщины. Молодые, как ни странно. Одна из них держала платье на локте. Он указал на меня — женщины, повернувшись, посмотрели на меня взглядом оценивающего новёхонький камень скульптора. Тисмерунн дал по кошельку каждой и по-эфилански поклонился мне:

— Оденься, солнышко. Они помогут сменить эти тряпки. А мне пора, я передам гир Велебуру, что наша загорная цезарисса в добром здравии. И не опаздывай, ведь впереди новая жизнь!

Его смех и он сам — ушли. Я осмотрела надетое на меня платье, местами рваное и грязное, и неохотно согласилась, что в таком виде появиться перед дерром Ѯрехдовором не могу.

Всю работу сделали эти женщины. Продевая меня в исподнее, наряжая в рубашечку, поверх налагая красную шубку с отсутствующими рукавами, они болтали без умолку, галдели, как воробьи. Мою внешность обсуждают, да?.. Волосы мои вымыли в растворе с разящим луковым духом, подвязали их ленточкой. Глаза подвели зелёным.

Завершающим штрихом были бархатные чёрные башмачки.

К моменту прихода трёх варваров во главе с Толстым Шъялом, внешне я была полностью готова — внутри тем временем сжимались плохие предчувствия.

Свою книжку про Лилию Аквинтар я захватила с собой.

— Прекрасна, вы прекрасна! — бухнул жирдяй. — Ступаем.

Летающий корабль накренился. Затрещали механизмы в стенах, зажглась сеть огоньков, которые раньше только мигали. Мне помогли выйти на палубу и удержать равновесие. Из труб вырывался пар, судно окутал ветер, а Тисмерунн как ни в чем не бывало музицировал, сидя на жестяных ящиках, обвитых канатами.

Они облетели отрог, врезающийся в лесной массив, словно топор в дерево, и, подлетая к каменной площадке на скале высоко-высоко над землёй, дали сигнал зеркалами. Огромное выщербленное в горе солнце встретило их, плавно снижающих свою скорость; на причале — размером, по сравнению с которым Шъял казался жуком, затерявшимся в пустошах — искрился вечный снег.

Дышалось свежо, но мороз забирался под одежду. Вид, захватывающий дух, на время отвлекал, в считанные секунды медвежастый корабль начал опускаться, и меня обложило паром со всех сторон. Трубадур запел, варвары заухали, заскоморошили, подпевая ему. С причала откликнулись колокольчики.

— Это так… волни… тельно! — прожевал Толстый Шъял.

Как громоздкое насекомое из сказок, корабль осел на площадку с шумом и треском, его шар устремлялся к вырубленному солнцу и, словно пропадая кончиком в воздухе, не доставал покатых отшлифованных глыб — настолько размашистым был причал.

Тисмерунн закончил музицировать, когда к борту летающего судна поднесли сходни.

Возвращаясь на землю, я прижимала книжку к груди, старалась не оборачиваться на Шъяла и думала о том, как быть с правителем Вольмера, что говорить ему, а что лучше держать при себе. Холод быстро добрался опять, я уже вытирала нос, когда мы с послом, трубадуром и другими варварами вошли под укрытие скалистого козыря над входом внутрь горы.