— Где погиб твой подмастерье?

— Я тебе покажу, но прежде — позволь закончить.

— Ты можешь доделать свою безделушку и потом. — Шум водопада заглушил его пробуждающийся гнев. — Время идёт.

— Нет, не могу, — проговорил Велп. — Я ещё не закончил.

Дэйран подошёл к воде и умылся.

— Ты словно изматываешь меня… в который раз.

— Он был лучшим из моих учеников. — Застучал молоток, Дэйран услышал, как запыхтели меха. — Мог бы работать у Авралеха. Мог бы уехать в Амфиктионию.

«Мог бы осудить тебя» — подумал он.

— Беарген мёртв, а Эвлайхен не говорит со мной. Её глаза видели то, что случилось. Она обоняла его запах — запах смерти. Раньше несчастные умирали в глубокой старости, не дожидаясь болезни. Они засыпали, а мы хоронили их под деревьями. Но мой Беарген…

Огонь пустился в пляс. Молоток придавал форму изделию. В перчатках, в фартуке, с длинными волосами, связанными в несколько узлов, и совершенно без бороды, герусиарх Велп сошёл бы у кентавров за своего.

— Что убило его? — вопрошал, качая гривой, Велп. — За что?

«Насильственные смерти крайне редки в Агиа Глифада».

— Кто убьёт того, кому доверяет сам Авралех? — продолжал он.

— Быть может, предатели.

Молоток Велпа выбил искры из раскалённой заготовки.

— Твои клятвы затуманивают тебе разум.

— Мне их нарушать так же, как и тебе?

Инструмент беззвучно упал на стол.

— Пятнадцать лет прошло, Дэйран, пятнадцать лет.

— Клятва — это вечный обет. Ты либо исполнишь её, — на слове «исполнишь» он поднял палец вверх, — либо погибнешь.

— Либо погибнешь, не исполнив.

Он отпустил клешни и, сорвав перчатки, подставил руки под водопад.

Дэйран был категорически против, когда владыка позволил Велпу остаться на острове. Он называл себя Верным, но был ли? И философом называл, но кто нарёк его? Его речами двигало одно — самооправдание.

Буки над водопадом сотряслись: ветер развеивал дым от кузницы.

— Я хочу сообщить новость, — герусиарх посмотрел на них. — На следующей неделе я выполню твоё желание.

— Хочешь смыться, пока никто не узнал?

— Ты почти попал в цель.

Он неохотно вернулся к работе.

— Нет, моё место с Верными на континенте. Мы, как затворники, живём в парнике. А они не живут, выживают. Ищут поддержки.

Дэйран спрятал ответ. Он ляпнул это, только чтобы уколоть, и не хотел продолжать спор, который мог бы вывести его из равновесия: герусиарх, конечно, человек паршивый, но и раньше не отличался склонностью к убийствам. Зато слова рыбака никак не выходили из головы. Чужаки на острове…

И Беарген как-то связан с этим.

Доделав вскоре работу — подвеску в виде феникса, возможно, прощальный подарок Эвлайхен — Велп, не переодевшись, пригласил Дэйрана на место происшествия: старое деревянное здание, наполовину подземное, по дороге к гаваням, увитое плющом, с крышей, копирующей сидящую чайку.

— Остров умирает, — пробормотал он, ведя этериарха по каменным ступеням вниз. — Его предназначение, сохранять и преумножать благодать Трёх Странников, обанкротилось, превратилось в стазис. — Когда Дэйран снова утаил ответ, Велп подкормил его враждебность смехом. — Эвлайхен меня понимает, а ты — как всегда…

Он указал на каморку, где хранились специи.

— Его нашли здесь, — пропустил его внутрь. — Он лежал животом на полу. Бедный, бедный Ген.

— Мне нужно осмотреть труп.

— Тебе известны обычаи. Его уже захоронили.

— Вот как.

Дэйран сел на корточки, исследуя пол.

— Рана была от арбалета, — добавил Велп, — если хочешь знать.

Разводы на полу, испачканное сено, отсутствие кровавых следов на стене и на полках со специями. Беарген не сопротивлялся.

— Что он делал до этого… случая?

— Выполнял поручение.

— Кого? — переспросил Дэйран.

— Чинил гусли Авралеха.

— Хм.

— Это бесполезно.

— Мне не интересно твоё мнение.

Герусиарх не возражал.

— Арбалет? — прикинул Дэйран. — У него есть арбалет?

— Арбалет пронесли тайно.

— С чего такая уверенность?

— В гаванях проверяют каждого. Орест не солгал бы.

«В отличие от тебя» — не позволив мысли развиться, Дэйран встал, и заглянул за каморку. «Откуда могли бы выстрелить?»

— Живот, говоришь. — Он перепроверил полки у противоположной стены. Ни крови, ни порушенных стоек со специями. — А головой куда?

— К выходу.

«Его принесли».

— Мне нужно найти лодку и узнать, кого видел рыбак.

— Решай сам. — Он разбирал специи, словно от нечего делать.

— Твоего ученика убили, а ты бежишь.

— Ухожу.

— Бежишь, всегда бежал. — Тёмные глаза Велпа вспыхнули, и тут же погасли, когда он взглянул на пол. Дэйран схватил его за воротник туники и притеснил к шкафчику. — Трус. Ну и беги.

Велп, испуганный, как щенок, ждал удара. Воин отпрянул, глубоко, размеренно, медитативно дыша. «Его накажет Единый».

— Почему ты так ненавидишь остров…

— Ты не прав, — слегка обиженно произнёс он.

— Они дали приют, все благодарны им, но не ты, Велп.

— Тьма правит, пока Свет бездействует. Его смерть, — он покрылся бледнотою, всматриваясь туда, где нашли тело, — это знак.

— Глупость.

— Ты можешь считать меня глупцом и предателем…

— Так и есть, — перебил воин.

— …но острову, каким мы его знали, приходит конец. — Он направился к лестнице. — Я не хочу умирать за деревья и птиц. Как не хотел умирать за идеалы солдата. Мой жертвенник — люди катакомб и пещер, грязные, болеющие, умирающие в муках, как Беарген, от мерзавца по имени Сцевола. Я бы сказал, что мне было видение гибели Благословенного острова… Но ты не поверишь.

Дэйран не последовал за ним, ни мыслью, ни телом.

— Иди, иди, — проскрипел он, сдерживая выползающую из клетки ненависть. — Уходи. А я найду чужаков.

Шаги по ступеням донесли его прощание:

— Мы все чужаки в этом мире, брат мой.

МЕЛАНТА

«Детям не стоит ходить в Зал Высшей Гармонии» — напутствовала когда-то старая Елена. С тех пор прошли годы. Пожилой служанки, скорее всего, нет в живых. Зал, где дядюшка принимал аудиенции, обезлюдел, последние три года посетители предпочитали Обеденный; да и я за это время повзрослела достаточно, чтобы понимать, почему советы стариков теряют актуальность.

Средоточие дворца было таким же пустым и беззвучным, как сердце, замирающее от осознания того, что дядя больше никогда никого не примет в Зале Высшей Гармонии. Он не вернётся — твердило оно. Но глубоко в груди это же сердце вздрагивало от подёрнутого хрипотой голоса в коридорах.

Вид Аммолитового трона, который называли Сердцем Богов, отвечал названию: переливался жёлтым, зелёным и красным, но красного было больше. Однажды он станет моим. К этой груде морского камня я прирасту, как дерево к земле, и люди, которые придут в тронный зал, всматриваясь в лицо Архикратиссы больше не увидят Маленькую Мели, их встретит властительница в ореоле алых, золотых и изумрудных огней.

«Придёт время, когда вы станете учительницей всего народа» — говорил внутренний голос, здорово похожий на голос Серджо.

Я так до конца и не проникла в смысл его речей. У аммолита не нашлось готовых ответов. Их не было у гобеленов, свисающих с потолка. Их не было и у ковров из шёлковых нитей, выкрашенных в кармин. И богатая коллекция керамики не нашла, какую подсказку дать. «Печальная история Конгломерата учит нас, что ни одно государство на свете нельзя назвать вечным…» — в первый раз Серджо заговорил со мной не как с ученицей. Знала я ещё очень мало, чтобы отыскать правду, и пока уяснила для себя, что учителю известно то, чего мне, при всём желании, никогда не узнать.

Луан ушла, легат Квинмарк попросил её приглядеть за уборкой в гостевых — что было всего-навсего предлогом. Он давно положил глаз на Лу. От того, как он ухаживал за подругой, я приходила в бешенство. Как за служанкой чуть более симпатичной, чем остальные. Моя Луан достойна почестей и уважения — если чему и научу народ, сперва этому!