Сайгак под конец перестал скакать. Он, наверное, почувствовал подвох и как будто сопротивлялся всеми силами. Но сил у него было до смешного мало — против моих. Когда он остановился в метре от меня на дрожащих ногах, я сказал:

— Давай, Противень!

И отвернулся. Не смотрел, но звуков хватило. Нет, я, конечно, уже давно не неженка, и от крови меня не тошнит, и охотиться я умею. Но охота — это одно. А подманить зверя магией и грохнуть — другое.

Когда звуки короткой борьбы затихли, я заставил себя взглянуть на происходящее другими глазами. Противень глубоко вгрызся в живот сайгака и, урча, ел. Ел, чтобы жить. Так же, как сейчас буду есть я. Потому что где бы я ни был, мне нужно вернуться назад. К Натсэ, Авелле. К моему сыну, новорождённому Лореотису. Моя жизнь не принадлежит мне, но принадлежит — им.

Услышав ропот сзади, я повернулся. Кентавры поднялись на копыта и таращились на кровавую сцену. Не нужно было разбираться в их наречии, чтобы по лицам считать основную эмоцию. Кентавры были шокированы.

— А знаете, что? — сказал я. — Мы вам не навязывались. Что-то не нравится — валите своей дорогой. И хрен я больше куда без Противня поеду, ясно?!

Для верности я показал им средний палец. Мой язык и мой жест были им непонятны, но они тоже легко считали основную эмоцию и потупились.

Как только Противень насытился, он рухнул набок и призывно рыкнул, из ноздрей его вылетел сноп искр. Я кивнул и вынул из-за пояса нож. Настало время утолить свой голод.

Кентавры демонстративно смотрели в другую сторону, пока я занимался кровавыми и неаппетитными делами. Солнце уже фактически зашло, степь погружалась во тьму. Скоро вывалит здоровенная луна и посеребрит всё вокруг. Пока же мне подсвечивал вспышками из ноздрей и рта Противень.

Мяса из сайгака получилось куда как больше, чем из зайца. Правда, оно было более жёстким. Пришлось повозиться, нарезая его полосами. Когда первая партия зашипела на боку дракона, мне уже хотелось начать жрать мясо сырым. Останавливало только то, что я знал, какие будут последствия такого поступка. Имел удовольствие раз поторопиться, н-да…

— А где твои родители, Противень? — завёл я разговор, чтобы отвлечься. — Впрочем, не говори, не хочу знать. Меньше всего хотелось бы встретиться со взрослыми драконами. Вообще, у меня с драконами неприятные воспоминания связаны. Ты вот про Мелаирима слыхал? Ну и твоё счастье, что не слыхал… Не, ты-то парень нормальный, тут ничего не скажу. Потом, если захочешь, заберу тебя с собой. Гиптиус, наверное, не обрадуется… Ну а с другой стороны — когда он вообще радовался? Сам, дурак, виноват. Просрал на ровном месте свою Сиек-тян, а теперь на всех срывается. И она тоже — дура. С какой стороны ни посмотри. Что вообще за идиотская женская логика: общаться с тем, за кого не собираешься замуж? Надо такое законом запретить. Чего пыхтишь, поджарились? Ага, щас переверну… Вот, даже запах пошёл. Ты, Противень, бесценный аппарат, вот что я тебе скажу. Твои родители могли бы тобой гордиться. Мои тоже могли бы мной гордиться. Правда, они меня не помнят, ну да и богиня с ними. Я вот всех своих детей помню. У меня сын и дочка. Сыну пара дней всего, он от первой жены. А дочка взрослая уже, мне почти ровесница — она от Боргенты, ты её не знаешь. Дочь — богиней работает. Ну как «работает»… По блату взяли. Можно сказать, целый отдел под неё создали. Я ж чего тут отдуваюсь-то? Всё её происки. Впрочем, и сам виноват. Всё отмахивался, отмахивался. Надо было хоть расспросить досконально, чего она от меня хочет-то. Нельзя от детей просто так отмахиваться, запомни, Противень! Это чревато. Впрочем, ладно, я не в претензии. Будем считать, что это мой отсроченный мальчишник. А то я всё как-то сразу — жениться, жениться, самоубийство, дети… Погулять напоследок — так и не получилось. Чтоб с кентаврихами, с драконом. Готово, кажется, дай-ка попробую. М-м-м… Потрясающе. Хорошо, что жёсткое. Можно долго-долго жевать. Не дёргайся, сейчас ещё партию положу…

Так, болтая, я зажарил на боку дракона всё мясо. Выкатилась луна. Кентавры ждали. Мясо было таким жёстким, что, сжевав две полоски, я обречённо взялся рукой за нижнюю челюсть. Почти не чувствовал её. Зато у желудка появилось занятие. Ну и голодная смерть уже явно не грозит.

— Живём, — сказал я и снял плащ.

Противень зевнул и прикрыл глаза. Я смастерил из плаща узелок, куда запрятал всё своё мясо. Увесистый получился, хорошо. Потом опять вызвал фонтан минералки и напился. Бурдюка какого-нибудь очень не хватало. Даже без осуждающих взглядов кентавров я понимал, что это не дело — устраивать наводнение всякий раз, как захочется пить. Поэтому, утолив жажду, я сам приглушил фонтан. Получилось без проблем.

И тут меня потрогали за плечо. Обернувшись, я увидел Наар.

— Мо, — кратко сказала она.

— Не курю, — покачал я головой.

— Мо. — Наар махнула рукой на запад.

— А. Пора, в смысле? — Я поморщился. — Не поедем мы. Ясно? Ни. Дуанодес.

— Ни па, — нахмурилась Наар.

К ней подошла Кон и быстро, тихо заговорила. Из множества слов я разобрал только «Дуанодес». Не дай богиня, Противня обидят…

Наар задумалась. Кон же вдруг опустилась перед ней на колени и сложила руки перед грудью.

— Мурака до, — разрешила Наар.

Повернувшись, она сама опустилась передо мной, как верблюд.

— Противень, — сказал я упрямо. — Дуанодес!

К Противню подошла Кон и тоже встала в позу верблюда.

— Серьёзно, что ли? — не поверил я.

Серьёзность лезла из всех щелей. Только вот объяснить это Противню предстояло мне.

Вряд ли кто-то когда-то видел дракона, едущего на спине у кентавра. По-моему, я такого даже на фэнтезячьих артах в интернете не находил ни разу. Противень, разумеется, обалдел от ужаса и вцепился в бока Кон так, что она взвыла. Впрочем, быстро замолчала.

Я сел на спину Наар, и стадо — или племя? — снялось с места.

Поначалу мне было неудобно за то, что я опять тискаю грудь кентаврихи, и за то, что вторая кентавриха явно страдает под Противнем. Но потом я проанализировал увиденное и пришёл к интересным умозаключениям.

Кон сама вызвалась тащить Противня. Более того, она считала это — честью, просила о ней. Тащить меня, похоже, было ещё большей честью, поэтому она без разговоров досталась Наар, самой главной. Мужики, которым по законам матриархата чести не полагалось, грустно скакали налегке.

Когда самые первые кентавры наткнулись на меня, они никакого уважения не проявили. Тон — вообще на меня наорал. В какой же момент всё изменилось?

Поковырявшись в памяти, я пришёл к выводу, что перемены начались, когда я назвал своё имя. Мортегар. Ну да, после этого мне и поклонились. Ох, не нравится мне всё это… И почему кентавры не жрут? И откуда они меня знают? Куда меня тащат?..

— Вы куда нас тащите? — крикнул я на ухо Наар.

— Ни па! — отозвалась она.

— Сам знаю, что ни па! — психанул я и, отпустив правую грудь, показал пальцем вперёд. — Акарака — ху до?

Впереди никого видно не было, но моих познаний в кентаврском не хватало, чтобы задавать абстрактные вопросы. И Наар, похоже, меня поняла. Она подняла вверх палец и торжественно сказала:

— Бар домодос! Клинтиана!

— Бар домодос! — хором выдохнули ближайшие кентавры. И тут же подхватило всё стадо: — Бар домодос! Бар домодос!

Противень рыкнул, Кон вскрикнула, и кентавры заткнулись. А я опять задумался.

Активировать навык: лингвист! Да знаю, что это уже даже близко не РПГ, но мне так привычнее.

Итак, если проанализировать всё слышанное, то получается, что ри — это предводительница стада. Кон — это ри. Бар ри — это предводительница… ну, скажем, племени. Наар — это бар ри. Однако к ней так никто не обращается, её называют уважительно — домодос. А скачем мы, если я всё правильно понял, к бар домодос. Интересно, это уже предел, или дальше будут домодосы ещё круче?

Несмотря на дикую тряску, я вскоре задремал. А проснулся, когда тряска прекратилась. Зевнул, почувствовал дикую тишину и резко вскинул голову.