Я с досадой прищёлкнул языком. Блин. Ну чего эта дикая природа ко мне лезет? Я тут сам того гляди подохну, ещё смотреть, как этот горемыка помирает? Совсем весело.

— Слушай, я не ветеринар, — сказал я. Помолчав, добавил: — Ветеран — да, ветеринар — нет. Убить могу, вылечить — нет. Понимаешь?

Раньше — да, я мог врачевать и более серьёзные ранения при помощи Пятой Стихии. Но теперь всё изменилось. В посёлке были свои врачеватели от магии, и пока мы обустраивались, нужды качать эти навыки не было. А как только Гиптиус взялся меня хоть чему-то учить, Маленькая Талли надела мне на шею свою дурацкий амулет — и адьёс, амигос. Я грустно потрогал амулет…

Дракончик смотрел на меня молча, дышал с трудом. Я сделал шаг назад, и он сделал два своих, хромающих, ко мне. Я шагнул к нему — он попятился.

— Не ходи за мной, — велел я. — Не люблю драконов. Честно. Они вечно пытаются то меня убить, то ещё как-то напакостить. К тебе претензий нет, конечно, но нам ведь не обязательно становиться лучшими друзьями, правда?

Дракончик молчал. Я закатил глаза. Ну да, конечно. Когда от меня неприятности просто так отваливались.

Я пошёл быстрее, потом — побежал. На сердце было неприятно — эта тварь ведь ранена, задерут его тут. Но я его спас, дал ему шанс. Дальше — сам. Это, в конце концов, справедливо, да и разумно. Я тут — «не едь за мной, я заблудился».

Бежал я недолго. Солнце припекало, а пополнять запас растраченной жидкости было неоткуда. Когда я был магом Огня, я не потел, обмен веществ работал иначе. Однако, лишившись печати, я лишился и этой плюшки. Теперь, после незначительной пробежки, моя одежда стала неприятно мокрой.

Я сбавил шаг, обернулся через плечо. Хромает, зараза. Да что ты с ним будешь делать? Буду идти быстрым шагом, пока могу. Отстанет, никуда не денется.

А пока иду — буду думать. Например, о том, где взять пожрать. Людей нет, значит, на готовую еду можно не рассчитывать. Другие варианты? Охота, собирательство. Охотиться я привык на крупную дичь. Всяких тушканчиков гонять не умею, пока научусь — сдохну с голодухи. Тут, конечно, вопрос — позволит ли любимая дочь мне сдохнуть? Может, в последний миг вытащит? Только вот теперь моей дурацкой гордости этого не хочется. А чего ей хочется? А поди разбери.

Ладно. Собирательство. Чего тут насобирать-то можно?

Я покрутил головой. Н-да, негусто. Сорвал пучок скудной травы, откусил, пожевал, выплюнул. Горько, бесполезно.

Так я шагал до тех пор, пока солнце не перевалило зенит и не начало закатываться. Тогда я остановился. Пора было устраиваться на ночлег. А значит…

— А значит, настало время экспериментов! — провозгласил я и достал волшебный прутик из-за пазухи.

Направил его в землю и, как в прошлый раз, сформулировал чёткое намерение, только теперь уже попросил не минералки, а просто чистой пресной воды.

Пару секунд я сам себе казался сумасшедшим с прутиком, но потом земля дрогнула, и я проворно отскочил в сторону. Из земли ударил фонтан.

— Дело, — сказал я, одобрительно глядя на него. — Спасибо тебе, магия.

Напился, умылся, перевёл дух и отошёл в сторону. Эксперименты только начинаются.

— Начнём с идиотского, — сказал я. — Чтобы сразу исключить. Итак, я хочу булку хлеба.

Я представлял себе булку хлеба из хлебного павильона недалеко от отчего дома. Вспомнил, как любил в детстве, купив такую, откусывать от неё по пути домой. Вкусная, свежая! А потом можно было отрезать, и никто не угадает, что ты кусал. Но кусать надо было обязательно, иначе какой смысл в этой свежайшей булке, пахнущей живым, настоящим хлебом?..

Воспоминание-фантазия было до такой степени сильным, что рот переполнился слюной, и я чуть не захлебнулся. Открыл глаза, посмотрел на землю, там, куда нацелился прутиком. Ничего. Ну, логично.

Хотя…

Я опустился на колени и присмотрелся. Хмыкнул. Пожалуй, вот этого ростка тут не было. Да он и не похож на другие травинки. Я, что ли, его вырастил? А какое отношение он имеет к хлебу?

— Ты — пшеница? — дошло до меня. — Ну точно! Мы ведь в посёлке вас выращивали. Н-да… Ясно. С пищей — я в пролёте. Но я ведь так просто не сдамся!

Встав, я начал направлять прутик в разные места и усиленно представлял себе грибы, ягоды, фрукты, овощи. Что-то выползало, что-то — нет. То, что вылезало, было крохотным. Кончилось тем, что я съел крохотный сопливый маслёнок, размером едва ли с булавочную головку. Вкус его, однако, показался мне божественным.

— Ладно, — вздохнул я и посмотрел в темнеющее небо. — Попробую убедить небо прислать мне какую-нибудь птицу…

Но провести этого эксперимента я не успел. Сквозь шум фонтана я услышал шлепок и резко развернулся, выхватывая нож из-за пояса.

— Ты?! — вытаращил я глаза.

Дракончик смотрел на меня. Бока его тяжело вздымались и опускались. А перед ним лежал заяц. Дохлый, шея его была перекушена.

— Закон Степи? — улыбнулся я.

Дракон кивнул с совершенно серьёзным выражением морды. Я вздохнул и, перехватив нож, подошёл к трупику. На этот раз дракончик не стал отходить. Сидел рядом, внимательно глядя на то, как я работаю над зайцем.

Если бы между мной-ветераном войны и мной-попаданцем в эту степь не было девяти месяцев суровой поселковской жизни, не знаю, сколько заняло бы приготовление зайца. Возможно, целую ночь. Возможно, утро застало бы озадаченного дракончика, перед которым лежали бы два трупа.

Снял шкуру и выпотрошил зайца я на чистом автоматизме, даже что-то насвистывая. Потом задумался. Я себя давно приучил к такой методе сначала делай то, что точно можешь, а потом уже думай. Потому что если сразу начать задумываться, то вечно приходишь к выводу, что сделать ничего нельзя, а следовательно, и начинать не надо.

Вот и в данном случае. Что делать? Котелка у меня нет, сковородки тем более. Верного хоббита Сэма со всем скарбом на горизонте тоже не видать. Костёр сложить особо не из чего. Дерево, конечно, есть, но оно сильное, живое. Ну, наломаю веток. Ну, задолбаюсь их разжигать. Потому что, опять же, ни спичек, ни огнива, ни сушняка для розжига у меня нет.

Есть дракон. Я посмотрел на него, приподняв бровь, и он, будто поняв, в чём моё затруднение, повалился на бок, отставил одно крыло в сторону и призывно мотнул головой.

— Что? — спросил я, подходя. — Ты сможешь что-нибудь поджечь, друг мой дорогой?

Дракончик снова мотнул головой. Жест был такой, типа — ты ложись на мой бок, да спи уже, болезный.

— Ага, — сказал я. — А зайца я — так, для тренировки порезал, правда?

Дракончик издал неясное ворчание. Говорить он не говорил. Драконы вообще только в сказках разговаривают. Если, конечно, это не огненные драконы, имеющие отношение ко всякого рода Мелаиримам. Мой дракончик был самым обычным, но обладал крайне выразительной мордочкой и живыми, чуть ли не человеческими глазами.

Он снова и снова повторял свой загадочный жест. Я обтёр травой нож, потом для верности провёл им пару раз по штанине и, убедившись, что лезвие чисто (Натсэ мне однажды чуть шею не свернула, обучая уважительному отношению к оружию. Гиптиус настаивал, что нож — это «инструмент», но Натсэ такого слова не признавала в принципе и чуть не свернула шею даже Гиптиусу, который такими словами выражал явное неуважение к оружию), убрал его за пояс. Подошёл к дракончику.

В лучах заходящего солнца я увидел его шею, потрёпанную тигром. Я, конечно, не драконий ветеринар ни разу, но, вроде, всё не так уж плохо. Собственно, тот факт, что дракончик выдержал дневной переход, да ещё и поймал зайца, явно говорит о том, что умирать он не планирует.

— Вообще, я думал, ты как-нибудь поможешь мне с костром, — признался я. — Сможешь разжечь сырые ветки, если я их нарежу? Чадить, конечно, будет, но сырое мясо я жрать не могу. По крайней мере, без соли. Надо о-о-очень много соли… Есть у тебя соль? Сделаем солонину.

Дракон как-то совсем уже раздражённо тявкнул на меня, выдав сноп искр и дымок, и опять посмотрел на свой бок. Я, вздохнув, протянул руку, коснулся разрекламированного бока и, завопив нехорошее слово, вскочил. Метнулся к фонтану, сунул в него обожжённую ладонь. Хор-р-рошо! Хорошо, что не додумался голову положить, умник чёртов.