— Море впереди! — раздался крик издалека.

Я резко повернул голову и прищурился на горизонт. Эх, острота зрения у меня чуть-чуть не орлиная. Слишком много времени за компом, ещё больше — за смартфоном. Маленькие буковки, в лучшем случае — маленькие картиночки. Возникает вопрос: сумеет ли магия прокачать мне зрение, если я захочу? Эх, неправильно рассуждаю, не по-людски… Ну так я ж не «человек», я — дьявол. Меня назначили, документ наверху подписан, всё чин-чином.

Ну да, кажется, что-то там такое синеется… Наверное, ещё часика три-четыре — и доберёмся. Кентавры всхрапнули хором — им не терпелось рвануть галопом, но они сдерживались.

— Превосходно! — обрадовалась Клинтиана. — Да исполнится воля матери-вселенной!

— Так что же, — вернул я разговор в интересующее меня русло, — мать-вселенная вот просто так захотела, чтобы вы переплыли океан и устроили там кровавую бойню? Вот прям вот так? По-моему, как-то это не по-матерински. Те, маги-стихийники, они, конечно, накосячили, но ведь стихийной магии больше нет. И они ведь тоже часть матери-вселенной! С чего бы ей хотеть их уничтожить? Вы не подумайте, я их, конечно, ненавижу, аж кушать не могу, руки чешутся всех поперерезать. Но мне бы принцип понять…

Клинтиана долго молчала, глядя туда, где обещали море. Потом, видимо, подобрала подходящую для меня аналогию и тихо сказала:

— Рука — часть тебя. Но если твоя рука застряла, а тебе нужно бежать, ты её отсечёшь. Как бы ни было больно, это — необходимость. Убрать старое, отжившее, тянущее назад, чтобы дать дорогу новому.

Я промолчал. Просто не нашёлся, что сказать, потому что вспомнил, как в подводной пещере отрубил сам себе руку. Потому что знал, что должен спасти Натсэ, которая осталась одна. Может быть, это и было тем, о чём говорит Клинтиана. Я хотел спасти ту, что любил, но мог бы вечность дёргать за эту нить, рыдая и умоляя ожившего мертвеца отпустить меня. Но я потянул другую нить — и победил. Интуитивно, как и всегда.

Мои прогнозы про три-четыре часа не выдержали критики. К заходу солнца уже хорошо было видно море, но войско встало на привал.

— Ночуем здесь, — сказала Клинтиана, сойдя с носилок. — Мортегар, мой шатёр…

— Он великолепен, — с чувством сказал я.

На лице Клинтианы промелькнуло выражение досады.

— Поступай, как знаешь, — буркнула она. — Пока…

Это зловещее «пока» мне отнюдь не понравилось. Накормив Половника, я ушёл к кентаврам, но для разнообразия предпочёл мужское общество.

— Тон, — сказал я. — Здорово. Как дела?

— Превосходно, Мортегар Настар-Танда, и с каждым мигом становятся всё лучше, — обрадовался мне кентавр. — Хочешь разделить с нами пищу?

— Конечно! — с энтузиазмом отозвался я.

Мужики варили в котелках что-то ароматное. Кашеварил кентавр, которого Тон представил, как Мона.

— Почему у вас имена такие странные? — не выдержал я.

— Когда нас отправили в изгнание, то запретили брать имена больше трёх букв, — объяснил Тон. — Кроме домодос. Домодос имеет право на четыре буквы. Кон уже сменила имя, теперь её зовут Коон.

— Язык сломаешь, — пожаловался я. — Попробую запомнить. Противня покормим?

— Дуанодеса? Конечно!

После ужина — суп мы с Противнем слопали за милую душу и попросили добавки — я не удержался и задал Тону вопрос:

— А почему вы подчиняетесь женщинам?

Тон меня не понял, судя по изумлённому взгляду.

— Ну… Мужчины ведь сильнее, — развил я мысль.

— И сила должна служить защитой тем, что порождают жизнь, — ответил Тон.

— Ну, это допустим. А всё-таки, почему решения принимают женщины? Можно ведь их защищать, но самому быть главным? А?

— Быть главным… — повторил Тон. — А зачем?

Мы смотрели друг на друга и понимали, что общего языка в данном вопросе нам не найти никогда.

— Коон видит больше нитей, чем я, — говорил Тон с лёгким удивлением, будто впервые обо всём этом задумался, — она говорит, что делать — значит, так правильно. Зачем я — главный?

— А если Коон будет приказывать всякую чушь? — не отставал я. — Ну, или даже не Коон. Клинтиана. Возьмёт, да и скажет вам сброситься с обрыва в море?

— Значит, сбросимся.

— Зачем?

— Если приказала — значит, нет другого пути.

— А если она…

Я хотел сказать «врёт». А замолчал потому, что с разбегу напоролся на удивительный факт. Такого слова в языке Людей не было от слова совсем. Подумав, я выразил его окольным путём:

— …отдаёт приказ сделать то, что не нужно матери-вселенной, но утверждает, что нужно?

Будь Тон христианином, он бы, наверное, перекрестился.

— Как такое возможно?!

Я не ответил. Вспомнил, как Клинтиана кричала, что я могу действовать вопреки воле матери-вселенной. Хм… Получается, они действительно не могут лгать? Не могут притворяться? Интересное кино. Надо подумать, как это использовать…

Затянувшуюся неудобную паузу в разговоре заполнили крики и гомон. Тон поднялся, повернул голову, я последовал его примеру. Со стороны моря что-то явно приближалось.

— Разведчики! — услышал я разрозненные голоса. — Разведчики вышли навстречу!

А потом другие голоса добавили:

— Пленных привезли!

Сердце ёкнуло. Вспомнилось пророчество Маленькой Талли.

— Пошли, посмотрим, — сказал я Тону. — Давай-давай, не бойся, я — Настар-Танда, со мной можно.

Не будь я Настар-Тандой, или как там это склоняется, хрен бы я протолкался к объекту всеобщего интереса. Однако передо мной расступались. А если не расступались, то оглядывались недовольно посмотреть, кто такой борзый ломится, узнавали меня и всё равно расступались. Должно быть, думали, что я следую одной из нитей матери-вселенной.

Как выяснилось, окружили все клетку. Клетка была метра по полтора в каждую сторону, из какого она материала — я понять не смог. Что-то жёлтое. Клетка стояла на земле, и как её сюда притаранили — тоже было неясно. Очевидно, при помощи какой-то хитровыдуманной магии.

— Еретики, — слышалось со всех сторон. — Зло! Убийцы! Негодяи!

Кто-то поднял камень и швырнул его в клетку. Я моргнул от неожиданности: камень пролетел сквозь частые прутья решётки так легко, будто их вовсе не было. И — ударил кого-то. А я так и не мог разглядеть, кого. Зато понял, почему.

Прутья светились. Не очень ярко, но они давали свет, и потому глазам было тяжело проникнуть за их завесу. Тут у меня замигала кнопочка Юи.

— Подержи-ка меня, — велел я Тону и закрыл глаза.

— Мортегар, мы налажали, — встретила меня Юи.

— Когда успели? — осведомился я.

— Надо было разлочить сразу Абсолютное Зрение, а не Ночное. Абсолютное имеет уйму подвидов, которые могут меняться. Если его развивать, в перспективе ты сможешь видеть даже сквозь стены.

— Так давай? — предложил я.

— Конечно, давай! — Юи подлетела к ёлке и погасила одну свечку. — Готов? Раз-два-три…

Открыв глаза, я едва успел прикусить себе язык, чтобы не выкрикнуть чего-нибудь эдакого. Хорошо, что не выперся в первые ряды, выглядывал между плечами двух обозлённых людей.

Прутья клетки по-прежнему были видны, однако световая завеса меня больше не ослепляла, и я прекрасно видел, кто содержится там, внутри. Видел и чувствовал, как сердце разгоняется и разгоняется, не зная удержу.

В дальнем от меня углу клетки, съёжившись, маленькая и несчастная, сидела госпожа Алмосая. Учительница с Летающего Материка, которая после достопамятной бойни в честь моего бракосочетания, поддалась романтическим чарам Лореотиса и вместе с ним отправилась в изгнание. На ней было пышное белое платье — дань памяти временам, когда клан Воздуха ещё обладал магической силой. Платье было грязным и рваным, но всё равно — роскошным, среди этих дикарей, окруживших клетку.

Алмосая сидела неподвижно, уставившись пустым взглядом в пространство перед собой. А рядом с ней, сжав кулаки и меча взглядом молнии, стоял Асзар.