— Нити бывают разные! — выпалила она. — Если дополнишь тот узор — всё пойдёт прахом, и ты в самом деле сделаешься дьяволом, который уничтожит мой мир. Наш мир! Я тут пытаюсь сплести другое кружево, а ты мне хочешь помешать?

— Я хочу, чтобы мне хоть что-то сделалось понятно! — чуть не сорвался я на крик. — Ты притащила меня в степь, бросила, сказала — делай, как знаешь. А теперь выясняется, что чего-то делать не надо.

— Не иди против сердца, — отрезала Талли. — Никогда.

Поморщившись, я отцепил её ручонки от своей одежды.

— Дома что?

Талли отвернулась, сложив руки на груди.

— Всё отлично!

Я прищурился. Как-то подозрительно всё это выглядело. Всё в моей дочке лучилось подозрительностью. Затылок, спина и даже пятки.

— А поподробнее можно? — сказал я ласково, но от этой ласковости самому не по себе стало.

— Дома все живы и здоровы, чего ещё? — дёрнула плечами богиня. — Гиптиус, кстати, до сих пор разговаривать не может, крепко ты его…

— На Гиптиуса мне класть три кучи, — сказал я, не успев сдержать крепкое словцо в присутствии дочери. — Натсэ и Авелла? Лореотис?

— Всё с ними в порядке! — упирала на своё Талли. — Лореотис окреп, он уже питается молоком диких коз.

— Диких коз, значит?

— Угу. Очень его любит!

— А у Натсэ молоко, значит, закончилось?

— Н-н-н… Не уверена, — как-то жалобно пропищала Маленькая Талли. — Пап, мне нужно лететь, я… У меня там множество дел…

— Стоя-а-ать! — положил я руку ей на плечо. — Где сейчас Натсэ и Авелла? А ну, говори!

— У-у-у!

— Не вой! — прикрикнул я.

Талли медленно и неуклюже развернулась. В глаза мне смотреть избегала. Нижнюю губу опять по-детски выпятила — обидели её, можно подумать.

— На корабле, — промямлила она.

— ***, — сказал я.

— Пап!

— Что «пап»? — прорычал я. — Они ж меня искать поплыли?

— У…

— Кто с ними?

— Зован, Огневушка. И ещё трое человек, которых они заставили помогать управлять кораблём…

— А меня они как искать собираются?

— При помощи нити…

— Нити? — Теперь уже я вскочил. — Да что ж такое! Все видят нити, один я как будто лысый!

— При чём тут «лысый»? — не поняла Талли.

— Сам не знаю. Далеко они? Как скоро доберутся?

— Досюда? — Талли почесала макушку. — Досюда они, думаю, не доберутся. Они приплывут на материк к завтрашнему утру. И им нужно будет как-то пройти его…

— Притащи-ка мне карту мира, — потребовал я. — А лучше — глобус. Как вообще можно путешествовать без глобуса, блин…

— Легко! — обрадовалась вдруг богиня. — Прокину тебе нить с картой, считай, она уже у тебя есть! Ну всё, мне пора, я полетела.

И исчезла, зараза такая. А в интерфейсе у меня замигала иконка с Юи. Традиция. Уже, наверное, носится вокруг ёлки, катая глобус, будто мяч. Ладно, подождёт. Ко мне вон ещё какая-то тень приближается.

— Мортегар, — прошептала приблизившаяся Коон. — Пора…

На спине Коон я доехал почти до самой клетки. Все воины давно спали, как всегда, не выставив никаких часовых, кроме сторожей вокруг клетки. До недавних пор люди не боялись здесь вообще никого. Но вот появились опасные новички. И Клинтиана мудро рассудила, что охранять нужно непосредственно источник потенциальной опасности.

— Что ты делаешь, почтенная домодос? — зашептала неизвестная кентавриха, когда Коон остановилась, добравшись до линии защиты.

Я включил Абсолютное Зрение и оценил обстановку. Клетку охраняли только женщины-кентавры. Всего их было четверо — может, по числу углов. В руках у них были копья — откуда ни возьмись.

— Я — твоя домодос, — процедила Коон сквозь зубы. — Делаю — значит, нужно. Уйди с дороги.

— Но бар домодос Клинтиана…

— Бар домодос Клинтиана сделала меня твоей домодос. Подчинишься мне, или презришь мать-вселенную?

Кентавриха, услышав такую предъяву, замолчала и отошла в сторону. Видно было, что всё происходящее ей очень сильно не нравится, но субординация есть субординация. Коон подошла ближе к клетке, а я подумал, что, на будущее, надо бы поосторожнее её использовать. Цинично так думать, но если Клинтиана узнает о том, что Коон работает на меня и убьёт её или изгонит, я останусь без очень ценного агента.

Но сейчас мне действительно необходимо было встретиться с моими друзьями. Пусть желания делают меня слепым, но они же делают меня человеком. Просто у меня с этими «людьми» слишком разные понятия о том, что это такое — быть человеком.

Коон остановилась в паре метров от клетки.

— Не задерживайся долго, Мортегар, — прошептала она.

— Понял.

Я спрыгнул с её спины и ещё в прыжке переключил язык. Вовремя.

— Что вам нужно, чудовища? — услышал я надменный голос Асзара. — Пришли убить нас?

Сердце забилось. Что ностальгия-то творит…

— А ты — хамло, Асзар, — тихо сказал я. — Где твои манеры?

— Мортегар?! — воскликнули два голоса сразу.

Я поспешно шагнул к клетке, прижимая палец к губам:

— Тс-с-с!

Они прижимались к светящимся прутьям, смотрели на меня, не веря глазам. Я коснулся их пальцев.

— Это правда ты? — прошептала Алмосая. — Или я сошла с ума от отчаяния? Как ты очутился здесь, Мортегар?!

— У меня более важный вопрос, — таким же громким шёпотом отозвался я. — Как вы здесь оказались? И времени очень мало!

Удивительно это. Рвёшься, рвёшься встретиться с кем-то, мечтаешь хоть о минутке. А в результате даже не знаешь толком, чем эту минутку заполнить. Мы смотрели друг на друга и — не знали. Асзар и Алмосая были для меня даже не людьми, а — символами прошлой жизни. Чем-то подобным был для них и я. Не было у нас времени стать по-настоящему близкими друзьями…

— Нас взяли в плен, сэр Мортегар, — пожаловалась Алмосая. — А тебя?

— Меня — нет, — мотнул я головой. — Я тут — Настар-Танда.

— Настар… Кто?! — переспросил Асзар. — Погоди… То, что ты выжил, мы, разумеется, узнали. Сиектян сказала, что вы уплыли куда-то далеко, но куда — не сказала. Так что, вы живёте здесь? Со всеми этими… И что, вы собираетесь…

Он, побледнев, отстранился от прутьев клетки. Я с упрёком на него посмотрел. И мой взгляд скопировала Алмосая, повернув голову к товарищу по несчастью.

— Как ты можешь думать такие вещи о Мортегаре, Асзар! — возмутилась она. — Всё-таки кровь магов Земли в тебе совершенно неуместна! Что за манера — всегда предполагать в людях худшее!

— А на чём основана твоя уверенность, будто это не так? — процедил сквозь зубы Асзар. — Он уничтожил магию и бежал неизвестно куда, опасаясь расправы. Кто может знать, что ещё у него в голове?

— Я могу знать! — топнула ногой Алмосая. — И знаешь, что? Отныне это — моя половина клетки, и не смей пересекать черту.

— Это не половина, а три четверти!

— Потому что ты заслужил страдать больше, чем я! Мортегар спас тебе жизнь, Мортегар вернул тебе возлюбленную, Мортегар спас весь мир от Мятежного Пламени! А ты жалуешься, что у тебя пропал узорчик с ладони! Фу!

Алмосая содрогнулась, как от холода. Хотя почему — «как»? Ночь — время прохладное. А она в платье… Асзар, конечно, тоже в одной рубахе и штанах. Я бы пожертвовал им плащ, но вряд ли это пойдёт на пользу общему делу. Когда плащ заметит Клинтиана, звездюдей получат все.

— Я не жалуюсь! — вскипел Асзар. — И не обвиняй меня в неблагодарности! Я благодарен за всё, что он для меня сделал, но если он ведёт это воинство на наш мир, то я — его враг.

— Правильно, — кивнул я. — Потому что эти ребята там всех перережут, они даже не притворяются, будто это не так.

— Но ты ведь не на их стороне? — повернулась ко мне Алмосая.

— Хм… — озадачился я. — Тут, видите ли, всё очень непросто.

— Не может быть… — прошептала Алмосая и приникла к решётке так близко, что ещё чуть-чуть — и мы смогли бы поцеловаться. — Мортегар, я так… так тебе завидую.