— Ой, бли-и-ин… — прошептала Юи.

Всё, что я мог, это стоять и с отвисшей челюстью наблюдать, как Клинтиана пьёт зелье, в котором присутствует толика моей крови. Хотя… Технически, я мог оборвать заклинание Мнимой Смерти, рвануть в дверь, потом резко прийти в себя на футоне, вскочить, выбить бурдюк из рук офигевшей Клинтианы и рявкнуть: «Не смей, не на твои деньги куплено!» — ну, чисто чтобы её деморализовать.

— Не вздумай, Мортегар, — шепнула Юи, вцепившись мне в руки. — Такой поступок полностью нивелирует смысл нашего хитрого плана! Не спорю, смысла там пока и так не два вагона, но хоть что-то есть! Нас считают мёртвыми, тогда как мы можем вернуться в любой момент и сделать что-нибудь неожиданное и победоносное! Но не сейчас же!

— Обстоятельства изменились, — прорычал я сквозь зубы, тем не менее, не трогаясь с места. — Если не восстану — получится, что финт с обучением языку Коон — псу под хвост. Клинтиана будет нас понимать.

— Да, согласна, либо одна сюжетная заготовка накрывается, либо другая. Но такова жизнь, Мортегар. Она сложна и непредсказуема. Сегодня ты берёшь ипотеку под шесть процентов годовых, а завтра умираешь от рака простаты… Всё, что мы можем, это выбирать из двух зол наименьшее. Пусть ты не сможешь говорить с Коон тайно, но эта проблема тебя не коснётся, пока ты мёртв. Зато пока ты мёртв, ты можешь улучать моменты и строить планы!

Нехотя я внял словам Юи. Сердцем-то я жаждал ворваться в шатёр и остановить идиотию, но подсознание верно советовало: не превращать идиотию в ещё большую дурость. Эх, хорошо хоть воздействия нитей здесь, в Ничто, не ощущается. Соответственно — никакой запредельной тяги к Клинтиане я не испытываю. Нет, ну она красивая, конечно. Даже очень. И, если подумать… Только вот лучше не думать — не моё это.

Итак, Клинтиана отпила из бурдюка. Потом она положила его, опустевший, рядом и замерла с закрытыми глазами. Алмосая и Асзар молча переглянулись. Я бы на их месте тоже ничего не понимал. Пригласили в шатёр, усадили, заставляют смотреть, как пьют…

Тут значимость сцены немного смазалась, потому что на передний план вышел… конь. Да не просто конь, а сам Половник. Он закрыл от меня сначала Асзара с Алмосаей, потом — Клинтиану. Уставился на мой труп и горько заржал. Если лошади вообще, конечно, могут ржать горько.

Наверное, могут, потому что Противень поднял морду и поддержал Половника воем.

— Петы грустят, — прошептала Юи. — Бедные…

У меня тоже сердце защемило. Да так, что я даже забыл задаться вопросом: какого дьявола мой конь забыл в шатре Клинтианы?! Ну, дракон — ещё туда-сюда, зверюшка необычная, магическая, можно допустить. Но конь?..

Ухо Половника дёрнулось, он чуть повернул голову. Показалось, круглый чёрный глаз смотрит прямо на меня. Конь озадаченно фыркнул, сдал чуть назад, повернулся уже конкретно ко мне и мотнул головой. Движение вышло таким, будто он меня — не мой труп, а именно меня! — попытался толкнуть носом. Мол: «Эй, хозяин, ты чего тут дурака валяешь?».

Следом подскочил Противень. Он перепрыгнул через моё бренное тело, как будто через кучу мусора, и встал рядом с конём. Вытянул шею. Две зверские головы уставились на меня, поворачиваясь то так, то этак. Что у дракона, что у коня глаза находятся по бокам, так что когда они на тебя смотрят, то поворачиваются к тебе в профиль. С непривычки это немного вымораживает, кажется, что зверюга тебя игнорит. А на самом деле она — само внимание.

Только вот сейчас бы мне это внимание — ни к селу ни к городу. Как они вообще меня видят?

— Может, они не на нас смотрят? — робко спросила Юи. — Может… Ну… Там… Кто-нибудь в шатёр вошёл? Мы же обратной стороны не видим, а они туда глядят.

Уверенности в её голосе не слышалось. Зато Половник явственно заржал в ответ, а Противень зарычал и расправил крылья.

— Что с ними? — не выдержала Алмосая, которой я не видел. — Асзар, мне страшно. Они смотрят в пустоту.

— Не знаю, — откликнулся Асзар. — Но… Выглядит действительно жутко. Может быть…

— Может быть, что? Ты хочешь сказать, они видят дух Мортегара?

— Я не знаю. Я лишь раз сталкивался с призраком, и это было иначе… Но Мекиарис… Она держалась за землю и не хотела уходить.

— А Мортегар — что? Он, по-твоему, хочет уйти?

— Будь я на его месте, я бы, наверное, хотел, — тихо сказал Асзар. — После всего, что выпало на его долю…

— Не смей, — скрипнула зубами Алмосая. — Мортегар никогда не сдаётся. И смерть для него — лишь детская забава. Если он здесь — значит, пытается вернуться. Вернись, Мортегар!!!

— Куда? Тело мертво. Разве что ты уступишь ему своё…

— Лучше ты — своё, Асзар. Я бы с удовольствием, но… Мне кажется, он будет не очень рад такому телу.

Я содрогнулся. Да уж, лучше не надо, пожалуйста. Хватит с меня этих экспериментов на грани безумия. Не пойду, не стану.

— Почему я вас не понимаю? — донёсся до меня голос Клинтианы.

Ну что ж, как и следовало ожидать, предводительница Людей говорила на чистейшем русском. Языке Пушкина и Достоевского в версии для старшеклассника из сибирского мегаполиса двадцать первого века.

Асзар и Алмосая, не обращая на неё внимания, продолжали обсуждать, какими путями я могу вернуться, если захочу, и какие из этих путей будут достойны меня, а от каких я презрительно отвернусь. Сошлись на том, что вселиться в дракона мне будет в самый раз, а вот быть конём я не захочу, потому что конь не умеет летать, плеваться огнём и вообще имеет крайне низкий боевой потенциал. Асзар ещё склонялся к тому, чтобы принести в жертву кого-нибудь из Клинтианинского воинства. Алмосая признала, что такой вариант тоже вполне допустим для моего величия.

— В чём дело?! — Клинтиана, судя по голосу, шуршанию и тому, как затихли Асзар с Алмосаей, вскочила и была в состоянии, близком к панике. — Я говорю не на своём языке, но всё равно не понимаю вас!

— Тоже волнуется, — по-своему истолковала поведение домодос Алмосая. — Я, конечно, не всё поняла об этих странных людях из объяснений Мортегара, но, кажется, на свой лад она любила его, скорбит и тоже хочет вернуть.

— Я ничего не понимаю! — Клинтиана едва не плакала. — Нити вели меня… И вдруг все пропали, как будто… Но — нет, что я делаю… Нельзя, нельзя говорить об этом. — Она перешла на шёпот. — Вот оно что. Месть. Он умудрился отомстить мне даже после смерти! Я изменила его сознание, чтобы он мог чувствовать нити, а он изменил моё так, что я перестала их ощущать!

Мы с Юи переглянулись. Понимания в глазах феи подсознания было не больше, чем в моих, но она очевидно была в восторге.

— Ай да мы, Мортегар! — прошептала Юи и подняла ладошку.

Я осторожно по ней шлёпнул. Казалось, что громкий звук может привлечь внимание извне. И, похоже, мои опасения были не напрасны.

— Что вы туда смотрите? — Клинтиана растолкала Половника с Противнем и встала между ними, уставилась на меня. Вернее — сквозь меня.

Она была бледна, у неё дрожали губы и, казалось, вот-вот слёзы польются.

Полыхнула яркая вспышка на конце посоха, но, похоже, не принесла ожидаемого эффекта. Слёзы всё-таки вытекли из глаз, оставили влажные дорожки на щеках.

— Ты слышишь меня? — прошептала Клинтиана. — Мортегар… Что ты со мной сделал? Как ты мог? Пошёл против нитей, против своих желаний…

Ну да, я, собственно, от нитей и спрятался, ибо они меня достали. С некоторых пор терпеть не могу, когда кто-то мне указывает, что делать. Ладно ещё если какой-нибудь Гиптиус с важным видом поучает, как избу построить и печь сложить. Фиг с ним, это другое. Но когда меня силком в постель тащат и угрожают в любом случае пойти войной на магов со мной во главе — это уже за гранью.

— Что это за язык, на котором я говорю? — простонала Клинтиана. — Почему они его не понимают?! Почему… Кто ты такой?!

Последний вопрос она уже проорала в истерике.

Я коварно ухмыльнулся. Кто я такой… Попаданец обыкновенный, одна штука. Хотя, если верить дочурке, где-то ещё вторая штука шарашится. Если тот такой же отмороженный, как я, то не позавидую я тем, кто с ним рядом сейчас.