– Я – магистр свободных искусств, окончил курс в Виттенбергском университете.

– Вот как? – удивился комендант, – из образованных, значит… Ну-ну. И что же, ты добывал себе пропитание свободными искусствами?

– Я учил, – коротко ответил Штюбнер.

– Ты – учил? Кого и чему, позволь узнать? Детей в приходской школе счёту?

– Не юродствуй! – рявкнул пленный, – ты прекрасно знаешь, кого и чему я учил!

– Я? Откуда? Да я твою рожу вижу первый раз в жизни, откуда я могу знать, чему ты учил? Ты не Лютер.

– Лютер – еретик! Я слушал Лютера! Я пошёл дальше него! Там, где Лютер трусливо остановился, мой путь только начался!

– Оч-чень интересно, просто необыкновенно интересно, – мягким, вкрадчивым голосом почти пропел комендант, – оказывается, ты даже знаком с доктором Лютером. Тогда я думаю, будет правильно, если мы попросим его принять участие в допросе. Как вы полагаете, ваша милость?

Вольфгер кивнул.

Комендант повернулся к одному из кнехтов:

– А ну, бегом к доктору Лютеру, скажи, комендант Берлепш извиняется и нижайше просит его на малое время прервать свои высокоучёные занятия. Скажи, комендант готов предъявить нечто интересное для него. Проси, чтобы он шёл елико возможно быстро и не задерживался. Запомнил, дубина?

Стражник нерешительно кивнул.

– Ну, беги! И смотри, повежливее там, доктор Лютер не привык к казарменному рёву.

Кнехт, бухая сапогами, взбежал по лестнице.

– Эх, мне бы самому надо было к доктору сходить, – задумчиво глядя вслед стражнику, пробормотал Берлепш, – ведь обязательно что-нибудь перепутает! Тупые они у меня, как дрова, – не стесняясь присутствия второго кнехта, сообщил комендант, – но мечом машут исправно, а что ещё от солдата потребно? Вот так и живём… Пойдёмте, ваша милость, пока на улицу, чистым воздухом подышите, а то воняет здесь чем-то, плесенью или рыбой тухлой, не пойму. Сколько не пробовали подвалы осушать и чистить, ничего не помогает – воняют. Что ты будешь делать?

– А в тюрьме всегда так воняет, – усмехнулся Вольфгер. – Сколько лет здесь содержат заключённых?

– Да лет триста, наверное.

– Ну вот, что же вы хотите? За это время даже камни должны были пропитаться тюремной вонью.

– И то верно, – засмеялся Берлепш, – тюрьма есть тюрьма, нам, слава Иисусу, в ней не сидеть, пойдёмте на улицу, я сейчас прикажу вина подать.

– Я, с вашего позволения, схожу к себе, тёплый плащ накину, как бы не простудиться, да и старика надо проведать, беспокоюсь я за него, возраст всё-таки не тот, чтобы вот так о камни с маху…

Вольфгер поднялся во дворец и зашёл к Уте. Та сообщила, что отец Иона заснул, лихорадка у него пока не открылась, и это вселяет надежду, что монах скоро пойдёт на поправку.

– Что у вас там случилось? – нервно спросила она, – кто напал на замок? Кто ранил отца Иону? С тобой хоть всё в порядке?

– Подожди-подожди, – улыбнулся Вольфгер, привлекая к себе девушку и зарываясь лицом в её волосы, – столько вопросов сразу! Как зерно из худого мешка… Ну, не сердись! Отвечаю по порядку. Со мной всё хорошо, хотя пришлось немножко подраться. Не ранен и даже не оцарапан. Повезло. Карл вроде тоже цел и невредим. На замок напали какие-то разбойники, они вырезали часовых у ворот замка и случайно наткнулись на отца Иону, который шёл из церкви после утренней молитвы. Он успел крикнуть, я услышал его, выскочил на улицу и ввязался в драку. К счастью, на меня навалились не все сразу, а то пришлось бы несладко. Потом на помощь пришёл Карл, двоих нас одолеть уже было непросто, ну, а потом прибежал комендант с отрядом замковой стражи. Нападавших перебили, троих взяли в плен, причём один из них – главарь, сейчас его допрашивают. Кто они такие и зачем напали на замок, я пока не знаю, хотя кое-какие подозрения у меня есть. Если ты меня отпустишь, я спущусь в подвал и узнаю всё до конца.

– А я тебя и не держу, – оттолкнула его Ута. – Это ты полез обниматься! Кстати, я тебе не говорила, что ты просто притягиваешь к себе неприятности? Ну неужели я так нагрешила, что Господь послал мне этакое наказание?! Ну да, я, как любая женщина, знаю за собой кое-какие грешки, но чтобы настолько…

– Торжественно обещаю, что отныне буду являть собой верх осторожности и благоразумия! – лицемерно заявил Вольфгер, подняв руку для присяги. Он снова обхватил девушку за талию, прижал к себе, приподнял и закружил в воздухе. Ута обняла его за шею, прижалась и потёрлась носом.

Открылась дверь напротив и в коридор выглянул недовольный, заспанный гном.

– Почему с утра в замке шум, гам, роняют железо на камни, орут, бегают, а теперь ещё и целуются в коридоре, да ещё прямо у меня под дверью?! Могу я хоть раз спокойно выспаться?! – заворчал он, разглаживая всклокоченную бородёнку.

Вольфгер поставил девушку на пол и склонился в придворном поклоне:

– Тысяча извинений за то, что осмелились нарушить сон почтенного гнома. Но дело в том, что оный гном соизволил продрыхнуть нападение на замок, которое нам пришлось отбивать без его сильномогучей помощи!

Ута фыркнула.

С Рупрехта разом слетел сон:

– Что-о?! На замок напали? Кто? Почему меня не разбудили? – завопил он.

– Извини, не успели, – ухмыльнулся Вольфгер, – некогда было, пришлось атаку отбивать.

Гном опустил глаза и вдруг заметил, что стоит перед девушкой в исподнем. Ойкнув, он метнулся в комнату и захлопнул за собой дверь.

Вольфгер и Ута переглянулись и дружно рассмеялись. Вольфгер вдруг почувствовал, что утреннее напряжение отпустило его, и он успокоился.

***

– Господин доктор, вы знаете этого человека? – спросил Берлепш.

Лютер, кутаясь в тёплый плащ, тяжело поднялся с табурета, услужливо принесённого для него в подвал солдатом, подошёл к пленному и заглянул ему в лицо. Тот попытался плюнуть, но во рту у него пересохло, и Штюбнер смог только пожевать губами.

– Нет, я не знаю его, – равнодушно сказал Лютер, вновь усаживаясь на табурет.

– А он утверждает, что учился у вас, – с ехидцей заметил капеллан.

– Возможно, – пожал плечами Лютер, – у меня многие учились. Обычно учителя запоминают свой первый выпуск, а потом в памяти остаются только лучшие и худшие, но даже их имена и лица забываются. Как зовут этого человека?

– Он утверждает, что его зовут Марк Штюбнер, – ответил капеллан, заглянув в протокол допроса.

– Хм… Штюбнер… Да, кажется, был у меня студиозус с такой фамилией, но кто он и что он, не помню совершенно, увы… Господин комендант, я удовлетворил ваше любопытство? Я бы хотел вернуться к своим занятиям. Утренние часы, знаете ли, самые плодотворные…

– Одну минуту, герр доктор, если позволите, – сказал комендант, – только один вопрос пленному.

Он обернулся к Штюбнеру:

– Зачем ты и твои люди напали на замок?

– Я хотел убить вот этого, – Штюбнер мотнул головой в сторону Вольфгера, – и его спутников, а также, если повезёт, и этого вот попа.

– Что ты сказал? – с изумлением воскликнул Лютер, – повтори! Ты хотел убить меня? Но за что? С какой целью?

– Кто побеждает и соблюдает дела Мои до конца, тому дам власть над язычниками.

И будет пасти их жезлом железным; как сосуды глиняные они сокрушатся, как и Я получил власть от Отца моего.

И дам ему звезду утреннюю, напыщенно молвил пленный.[81]

– Что он говорит? – удивлённо спросил Берлепш, – бредит, что ли?

– Нет, это не бред. Штюбнер цитирует Апокалипсис, – пояснил Лютер, повернулся к пленному и спросил:

– Так ты анабаптист?

– Да, я исповедую повторное крещение, ибо первое, принимаемое в младенчестве – от диавола. Спасение обретут только вновь крещённые, ибо грядёт, грядёт светопреставление, и земля уже корчится и содрогается под тяжестью шагов того, кому дано судить. Слышите Его шаги, вы, нечестивые?!!

– За что ты хотел убить доктора Лютера? Ну, отвечай! – с угрозой сказал комендант, – не то…