– Понимаю, – вздохнул отец Иона.

Он нашарил на полу Библию и прочитал:

И увидел Господь, что велико развращение человеков на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время.

И раскаялся Господь, что создал человека на земле, и воскорбел в сердце своём.

И сказал господь: истреблю с лица земли человеков, которых Я сотворил, от человека до скотов, и гадов, и птиц небесных истреблю; ибо я раскаялся, что создал их

Ной же обрёл благодать пред очами Господа.[89]

Отец Иона замолчал, молчал и Вольфгер, поражённый мрачной красотой и величием древних слов.

– Где же нам найти воистину праведного? – наконец спросил монах, – а, Вольфгер? Может быть, ему, а не богословам и князьям церкви откроется истина?

– Не надо искать истинно праведного, – тихо сказал барон.

– Не надо? Почему?

– Потому что истинно праведный и так среди нас, – убеждённо ответил Вольфгер

– Что ты такое говоришь, сын мой?! Остерегись богохульствовать! – повысил голос отец Иона. – Кто же он, по-твоему?

– Ты.

– Я? Да ты что?!! – почти закричал монах, привставая с кресла.

– Тихо, тихо, не волнуйся ты так, – сказал Вольфгер, усаживая старика обратно в кресло и укрывая сползшей с колен медвежьей шкурой. – Ну, посуди сам: кто шёл к людям с верой и молитвой, облегчая их горести, исцеляя и успокаивая? Ты? Ты. Кто чувствовал в храме Божью Благодать? Ты? Ты. Сколько людей мы ни спрашивали, никто, слышишь, никто, кроме тебя – от кардинала и доктора теологии до простого приходского священника – не чувствовал снисхождения на них Божьей Благодати. А ты чувствовал. Да и поход наш состоялся по твоему слову. И вовсе не потому, что именно ты так уж боишься страшного суда. Ты больше не можешь помогать людям, крестьянам, живущим близ замка, вот что тебя по-настоящему страшит. Всем наплевать, а ты, уже немолодой человек, ринулся в странствие. Так кто воистину свят?

– Ты и взаправду так думаешь, сынок? – дрожащим голосом спросил монах.

– Конечно, а разве я тебе когда-нибудь лгал? – твёрдо глядя старику в глаза, сказал Вольфгер.

– Благослови тебя Господь, – выдохнул монах, смахнув набежавшую старческую слезу. – Но на самом-то деле ты заблуждаешься: я всего лишь недостойный и грешный человек, никакой святости во мне нет и в помине. Дай-ка мне руку…

Вольфгер осторожно вложил ладонь в руку своего старого учителя, безвольно лежащую поверх шкуры, и почувствовал слабое пожатие.

– А теперь иди, – сказал отец Иона, – мне, пожалуй, будет над чем подумать. Приходи завтра, только не с самого утра, а то я что-то полюбил долго спать. Да, знаешь что? Скажи, чтобы подогрели для меня кувшинчик хорошего красного вина. Оказывается, я не пил вина с того момента, как меня ранили. Представляешь, Вольфгер?! Две недели без вина!

– Слава Иисусу! – облегчённо сказал барон, – теперь-то я точно знаю: ты идёшь на поправку! Я, пожалуй, попрошу, чтобы с вином тебе принесли свежего хлеба и ломоть ветчины, а?

Отец Иона улыбнулся и кивнул.

***

– Вольфгер, можно к тебе? – в комнату заглянул улыбающийся гном.

– Входи, Рупрехт, что-то тебя давно не было видно. Где пропадал? Небось, со Штюбнером в кости играл на его кандалы?

– С кем? – удивился гном, – А-а-а, с этим… Нет, конечно. Я тут… Э-э-э… Ну, в общем…

– Что «в общем»? – насторожился Вольфгер, – давай уж рассказывай, не мямли.

– Ну, понимаешь, Вольфгер, – сказал гном, усаживаясь на табурет, – я тут немного помог коменданту, внёс кое-какие улучшения в лафеты крепостных пушек, ну, он меня и отблагодарил.

– Могу себе представить благодарность нашего коменданта, – усмехнулся барон, – что, разрешил в караул сходить?

– Да ну тебя! – притворно обиделся гном и шмыгнул носом, – в какой ещё караул?! Он мне ключи отдал от лаборатории алхимика, вот! Понимаешь, оказывается, в замке раньше жил алхимик, ну, и у него была своя лаборатория. Куда этот алхимик делся, я не знаю, но лаборатория целёхонька и неплохо оборудована, есть даже два атанора и «пеликан»...[90] Только пыльно там очень было. Ну, это ничего, я уже всё прибрал.

– Скажи, Рупрехт, а ты в лаборатории пятен на потолке или стенах не видел? – с невинным видом осведомился Вольфгер.

– Каких пятен? – удивился гном.

– Ну, разных… Может быть одно большое, а могут быть этакие мелкие брызги.

– Нет, не видел. А причём тут какие-то пятна? А… А-пчхи!

– Как причём? Ты же интересовался судьбой предыдущего хозяина лаборатории, так вот, пятна – это всё, что могло от него остаться. Обычная судьба алхимика.

Гном надулся, покраснел, исподлобья посмотрел на Вольфгера, потом не выдержал и визгливо захихикал, раскачиваясь на табурете.

– И в кого ты такой ехидный уродился, а? – спросил он, вытирая выступившие на глазах слёзы. – Не было там никакого взрыва, всё стоит на своих местах, даже посуда расставлена по размеру, алхимик, видно, был большим аккуратистом.

– Тогда остаётся одно, – невозмутимо продолжал Вольфгер, – твоего алхимика сожгли на костре. Может, наш комендант, простая душа, и сжёг.

– Как это? – спросил гном и снова чихнул.

– Ну, как? Заподозрили в чёрной магии, передали отцам инквизиторам, а у тех разговор короткий… Ты смотри, с Берлепшем не откровенничай, а то кто его знает… Кстати, чего это ты чихаешь? Где простудился?

– Да в лаборатории этой, – гнусаво ответил гном, – она же в подвале, а там холодно и сыро, вот и простыл… Но шутки шутками, а простуда простудой. Знаешь, Вольфгер, а ведь, пожалуй, ты прав, надо бы мне за языком своим длинным последить.

– Вот! Хвала Создателю! Наконец-то! – картинно воздел руки Вольфгер.

– Да ведь я же не спорю, – миролюбиво отмахнулся гном, – но, вообще-то, я к тебе, Вольфгер по делу. Дай мне на время свою книгу.

– Какую книгу? – притворно удивился барон.

– У тебя что, много книг? – немедленно отомстил ему гном, – а я и не знал! Ну, ладно-ладно, ты не Лютер, не притворяйся, ты знаешь, о какой книге идёт речь. О той, что ты купил у этого, как его, Иегуды бен Цви. Ты ещё давал мне её читать на барке.

– А зачем она тебе?

– Да, понимаешь, описан там один ритуал… Хочу попробовать Врата открыть.

– Ты что, спятил, гноме?! – вытаращил глаза Вольфгер. – Никак забыл, что осталось от дома колдуна-недоучки в Дрездене, а? Ну, так я напомню: яма! Яма, полная какого-то нехорошего дыма. А самого колдуна разнесло в клочья! Ты что, хочешь, чтобы от замка осталась кучка оплавленных камней? Не дам, и не проси!

– Ну-у, Вольфгер, – заныл гном, – ну чего ты… Сравниваешь какого-то колдунишку с настоящим учёным! Обидно даже… У меня всё будет как по маслу, вот увидишь! Никакой опасности! Я уже всё приготовил, нужна только книга, сегодня ночью можно было бы и попробовать.

– Да на что тебе Врата?

– Как на что? Эльфийку отправим обратно.

– Разве она тебе мешает?

– Мне-то как раз не мешает, но ты вокруг посмотри: в замке из-за неё скоро друг друга резать начнут, а она ходит и всем мило улыбается. Вот помяни моё слово, не кончится это добром! И потом, мы же обещали отправить её обратно.

– Ну, обещали, – недовольно сказал Вольфгер, наливая себе и гному вина в кубки, – твоё здоровье! Но это же не значит, что для этого надо головой рисковать.

– Говорю тебе, никакого риска! Ты что, мне не веришь? – обиженно спросил гном, слегка задыхаясь, так как неосмотрительно выхлебал содержимое своего кубка залпом. – И кому? Мне, истинному философу?!

– Гм… Как-то мне тревожно, знаешь ли, – сказал Вольфгер. – Если в мире существует ходячая неприятность, то её зовут Рупрехт.

– Так дашь книгу? – насупился по-настоящему обидевшийся гном.

– Ладно, на, возьми, – вздохнул Вольфгер и достал из сундука книгу, завёрнутую в кусок ткани, – только…

– Спасибо! – завопил гном, поспешно выхватывая книгу из рук барона. – Сегодня ближе к полуночи я за тобой зайду. Отправим твою эльфийку в её план бытия в лучшем виде, даже не сомневайся!