– Полагаю, вы обращаетесь ко мне, мистер Гилкренски? – спросил Дэнверс, крупный рыжеусый мужчина с ясными голубыми глазами в лучиках морщинок.

– Совершенно верно. Мне…

– Я сказал репортерам чистую правду. Ваш прибор стал причиной катастрофы, сэр, вот и все. – Он сунул руку в карман и положил на стол диктофон. – Я знаю, что это не официальное расследование, но, желая защитить себя и свой экипаж, настаиваю на том, чтобы наша беседа была записана.

– А, оставьте вы… – начал Маккарти, но закончить фразу не успел.

– Все в порядке, Билл, – бросил Гилкренски. – Не могли бы вы рассказать, что происходило непосредственно перед падением?

– Рассказывать, собственно, почти нечего. Обычный полет. Мы загрузили в ваш автопилот координаты, «Дедал» мастерски поднял машину в воздух и взял курс на Лондон. Затем по неизвестной причине сработал сигнал потери высоты и автопилот послал машину вверх, да еще под таким крутым углом, что двигатели заглохли. Если вы хотя бы немного разбираетесь в аэродинамике, то знаете: на самолетах, подобных вашему «уиспереру», с Т-образным хвостовым оперением, такая ситуация особенно опасна. Когда машина идет вверх слишком круто, турбулентные потоки от крыльев вызывают перебои в двигателях и не дают хвостовым плоскостям возможности выровнять самолет. Он буквально падает с неба.

– Это называется «срыв», – вставил Маккарти.

– Мне известно, как это называется, – огрызнулся Дэнверс. – Но я знаю и другое: когда за спиной сидят две сотни пассажиров, пилот не будет вступать в дискуссию, а начнет действовать. Так я и поступил.

– Что именно вы сделали? – спросил Гилкренски.

– Прежде всего отключил вашего идиотского робота. Я чувствовал, что хвост машины проваливается, рассчитывать можно было только на плоскости крыльев.

– И вы?..

– Я выбросил тормозной парашют. Это помогло, хвост пошел вверх, но мы оказались слишком близко к земле. Не хватило подъемной силы, и самолет рухнул.

– Вы действовали очень грамотно, – кивнул Гилкренски.

– А вам-то откуда это знать?

– Я дипломированный пилот. Самолеты и винтокрылые машины. Скажите, в какой момент пострадала мисс Максвелл?

– По-видимому, когда раскрывался парашют, – сказала одна из стюардесс. – Все пассажиры находились в креслах. Но как только надпись «Пристегните ремни» погасла, поднялся маленький мальчик, ему нужно было в туалет. Джулия пошла следом, и тут прозвучал сигнал тревоги. Она успела подхватить мальчика на руки и усадить в кресло, а когда машина начала падать, ее бросило на перегородку.

– А ребенок?

– Он не пострадал. Других раненых не было, – ответил капитан.

– Но сообщалось еще об одном члене экипажа, который…

– Несколько синяков и ссадин. Даже дома будет нечего рассказать.

Гилкренски оценивающе посмотрел на Дэнверса, бросил взгляд на диктофон.

– Значит, как вы сказали, «Дедал» направил машину круто вверх, двигатели заглохли и управление полетело к чертям?

– Именно так, – согласился Дэнверс.

– Мисс Сполдинг?

– Подтверждаю.

– А к «Дедалу» никто не прикасался?

– Кроме меня. Когда понял, что автопилот не справляется с самолетом, я отключил его, – заявил Дэнверс. – Больше медлить я не мог. На борту находились двести пассажиров.

– Это я уже слышал. Так вы настаиваете, что причина падения самолета в неисправности «Дедала»?

Дэнверс подался вперед:

– Я категорически против слова «настаивать», мистер Гилкренски. Я абсолютно ни на чем не настаиваю. Вместе с другими членами экипажа я лишь констатирую факты. Ваш автопилот отказал, и машина упала. Это все. Тео посмотрел ему в глаза:

– И все-таки в ваш рассказ очень трудно поверить. Через дублирующие системы «Дедал» должен был выровнять самолет в течение пяти секунд. Он…

– Ради всего святого! – взорвался Дэнверс. – К чему сейчас теории! Я не собирался рисковать жизнями двух сотен мужчин, женщин и детей, дожидаясь, пока ваш долбаный робот проснется! Вместе со своей корпорацией вы намереваетесь вообще исключить человеческий элемент из пилотирования. Не выйдет! Ваш адский компьютер не сработал! Все! До начала официального расследования я не произнесу больше ни слова.

Капитан стремительно поднялся, опрокинув стул, и вышел из конференц-зала. За ним, обмениваясь многозначительными взглядами, потянулись члены экипажа.

Последняя, Маргарет Сполдинг, захватила оставленный Дэнверсом диктофон. Пальцы первого пилота были так плотно перебинтованы, что она не могла нажать кнопку «стоп». Гилкренски помог ей.

– Вы ранены, мисс Споллинг?

– Немного обожглась, – спокойно пояснила она. – Я была бы весьма признательна вам, сэр, если бы до начала расследования нас оставили в покое.

– Можете не волноваться, – заверил се Мартин Мэлоун.

– Спасибо, – уже от двери бросила мисс Сполдинг.

– При условии, что я пока вам больше не нужен, доктор Гилкренски, мне бы хотелось вернуться на место падения самолета, – обратился Мэлоун к Тео.

– Конечно. Лерой доставит вас.

Билл Маккарти распахнул перед чиновником дверь и вернулся к столу. Сидя в кресле, Гилкренски смотрел на заходившее солнце.

– Дэнверс ненавидит меня, не так ли, Билл?

– Им изрядно досталось, Тео. А потом, расследование всегда обозляет человека. Тебе следовало быть к этому готовым.

– О чем-нибудь в такой ситуации можно говорить с уверенностью? – спросил Кроуи.

Маккарти глубоко вздохнул, прежде чем ответить:

– Единственным официальным свидетельством считаются данные бортовых самописцев «черного ящика». Но и он, возможно, поврежден или содержит лишь самую общую информацию. Без деталей мы не в состоянии определить, насколько рассказ капитана соответствует действительности. Переговоры экипажа в кабине, безусловно, записываются, однако, как правило, на одну и ту же пленку. Так что зафиксированы на ней лишь последние тридцать минут до катастрофы.

– Выходит, остается рассчитывать только на чип с памятью «Дедала», – сказал Гилкренски. – Но неизвестно, согласится ли официальная комиссия рассматривать его в качестве доказательства.

– Согласен. Кроме того, нам еще не приходилось его использовать в подобных целях.

Взгляд Тео был по-прежнему устремлен на запад, туда, где лежали в песках обломки самолета.

– Это верно. Я разрабатывал «Дедала» для того, чтобы самолеты больше не разбивались. А результат? Дэнверс прав – я пытался исключить возможность ошибки пилота. Но не то же ли самое, создавая своего монстра, говорил и доктор Франкенштейн? И ведь его жена тоже погибла, так?

– Брось, Тео! Ты слишком беспощаден к себе.

– А вы заметили, что Дэнверс взял беседу на себя? – спросил Кроуи. – Такое впечатление, будто они репетировали и поручили ему говорить от имени всего экипажа.

– Естественно, ведь он же капитан, – сказал Гилкренски.

– Но вы видели руки мисс Сполдинг, сэр!

– Видел. Она заявила, что обожгла их.

– Может быть. И все же мне хотелось бы провести в госпитале собственное небольшое расследование. Вы не против?

В это время в роскошную квартиру на противоположном берегу Нила прибыли гости: четверо мужчин и дама. Судя по всему, ожидалась дружеская вечеринка с коктейлями.

Хозяин квартиры достал из верхнего ящика старинного бюро тяжелый коричневый конверт и выложил из него более десятка профессионально выполненных черно-белых снимков размером восемь на десять дюймов. Мощный увеличитель сделал изображение немного зернистым, зато выявил все детали.

– Как вам известно, – начал Заки эль-Шаруд, – двое суток назад в окрестностях Каира упал самолет. Корпорация, которой принадлежала машина, не только понесла значительные финансовые убытки, но и сильно проиграла в глазах общественного мнения. Вчера специальным рейсом прибыла целая армия экспертов. Сегодня в отеле корпорации они беседовали с членами экипажа. Наибольший интерес для нас представляет вот этот. – Он указал на снимок, где была запечатлена группа мужчин, спускавшихся по трапу небольшого реактивного самолета. – Утром в аэропорту отмечалась повышенная активность служб безопасности. Не то чтобы ожидался прилет главы государства, но было весьма похоже на это. Процедура встречи заняла около пяти минут, однако их хватило, чтобы сделать лежащие перед вами фотографии. Посмотрите внимательно. Высокий мужчина с бородой – сам Теодор Гилкренски, председатель и крупнейший держатель акций радиокорпорации «Гилкрест», один из восьми богатейших людей мира.