За соседним столиком на пластиковом стуле развалился молодой человек в коричневом кожаном пиджаке, небрежно заправленной в джинсы мятой белой рубашке и кроссовках, которые наверняка знавали лучшие времена. Приятное, с тонкими чертами лицо, чуть насмешливая улыбка, густые темные волосы. Поражали глаза незнакомца: в них горела беспокойная, обжигающая энергия.

– Простите?

– Память компьютера ограниченна, – пояснил он, подавшись вперед. – Когда она перегружается, машина начинает валять дурака. Недостаточно опытный пользователь может запросто сжечь чип, и вся система рухнет. Поэтому я и спросил, проверяли ли вы свой жесткий диск.

– Но я не знаю, как это сделать.

Парень улыбнулся:

– Если вы уже пообедали и ваш компьютер не очень далеко, я готов посмотреть. Я в них немного разбираюсь. Кстати, меня зовут Тео. Теодор Гилкренски, Массачусетсский технологический институт.

Джессика почувствовала, как сокурсница толкнула под столом ее ногой. Подруга, похоже, это имя где-то слышала.

Через пять минут Джессика уже следила за тем, как длинные пальцы ее нового знакомого стремительно порхали по клавиатуре. Со стороны его можно было принять за увлеченного игрой пианиста.

– Из какой части Англии ты родом? – спросила она, отчаявшись придумать что-либо более оригинальное.

– Родился в Фарнборо, где авиабаза. У отца там большая фабрика.

– У тебя довольно необычное для англичанина имя.

– Оно не английское. Мой отец – поляк. Он жил в Германии, а когда к власти пришли нацисты, ему пришлось уносить ноги. Еще раньше он взял в жены цыганку и прекрасно отдавал себе отчет в том, какая судьба ожидала их обоих в Германии. Вот смотри! Твой жесткий диск и вправду переполнен. Ты что, никогда ничего не сбрасываешь на дискеты?

– Нет. Я все сохраняю. Я и не знала, что у диска есть какой-то лимит.

Они проболтали около часа, то есть все то время, пока Тео чистил диск и перебрасывал на дискеты файлы. Джессика узнала, что он работает над некоей заумной машиной, которая называется «нейронный компьютер», что его отец считается состоятельным человеком, а сам Тео пока еще холост.

В субботу они встретились у здания аквариума на главной пристани и отправились бродить по длинному коридору, спиралью обвивавшему огромный стеклянный цилиндр высотой с четырехэтажный дом.

– При виде рыб я всегда вспоминаю Лоуистофт, – сказала Джессика. – В детстве я частенько ходила с отцом на рыбный рынок к берегу моря.

– Ты скучаешь по дому?

– Временами. Помню, как-то раз отец купил омара. Вкуснее я в жизни ничего не пробовала.

Ровно через неделю Тео заехал за ней на своем стареньком мотоцикле, чтобы предложить сходить в музей естественных наук. Рассматривая экспонаты, они оказались в зале круговой кинопанорамы и замерли: над головой грохотали лопасти вертолета, а перед глазами открывался завораживающей красоты мир. Ощущение полета было настолько реальным, что Джессика пробормотала:

– Хотела бы я подняться в воздух!

В следующую пятницу Тео позвонил и спросил, не сможет ли она встретиться с ним у плавательного бассейна в парке, неподалеку от музея.

– Будь там ровно в полдень, и без опозданий, – строго сказал он. – В противном случае мы попадем в весьма неловкую ситуацию.

Любопытство заставило Джессику явиться на берег реки даже раньше времени: уж больно необычно было для Тео на чем-то настаивать. Среди всех ее знакомых он производил впечатление самого сдержанного и уравновешенного человека.

Звук приближавшегося вертолета Джессика услышала прежде, чем заметила в небе миниатюрную машину: ее внимание привлекли гонки на байдарках. За спиной, в детском городке, с шумом и хохотом возились малыши. Внезапно откуда-то сверху донеслось тяжелое уханье лопастей – в непривычной, пугающей близости. Трусившие по дорожкам парка бегуны запрокинули головы. До Джессики дошло, что она смотрит на ярко-голубое брюхо небольшого вертолета, который сделал круг и опустился на лужайку, подняв в воздух тучу опавших листьев. За спиной Джессики из патрульной машины выбрался грузный полисмен и неторопливо направился к вертолету, чтобы узнать, в чем дело. По-видимому, решила она, кому-то стало плохо и прислали машину забрать человека в госпиталь. Будь Тео рядом, он наверняка объяснил бы ей, что произошло.

Полисмен приближался.

Вокруг уже собралась изрядная толпа.

В этот момент окно кабины пилота приоткрылось.

– Быстрее, Джесс! – прокричал Теодор Гилкренски. – Нам нельзя здесь задерживаться.

Джессика со всех ног бросилась к вертолету. Тео втянул ее в кабину и передал наушники. Метрах в тридцати Джессика увидела завистливые лица бегунов, мордашки детей с раскрытыми от удивления ртами и грузного полисмена, что-то яростно кричавшего в свою рацию.

Они пролетели над дамбой, причалами, высокими мачтами белоснежной красавицы яхты. С лица Джессики не сходила блаженная улыбка. «То же самое было в детстве, когда отец впервые посадил меня на карусель», – подумала она. Улыбался и Тео.

Следуя прихотливым изгибам реки, они долетели до океана, где Тео повернул машину и повел ее вдоль берега. Внизу промелькнул крошечный полуостров Нэхант, вертолет описал круг над маяком Ли-Мэншн с прилепившейся к нему рыбацкой деревенькой. Спокойную водную гладь разрезали десятки яхт и шхун.

– Похоже это на Лоуистофт? – перекрывая грохот двигателя, прокричал Тео.

– Да, – рассмеялась Джессика. – Очень.

Они приземлились на небольшом аэродроме у Сейлема и до вечера бродили по уютным улочкам городка. Тео затаскивал ее в магазинчики, где торговали всякими диковинками, и объяснял происхождение кристаллов горного хрусталя и назначение различных маятников, бутылочек с каким-то зельем. В одном из заведений он купил золотую цепочку с отполированной пластинкой коричневого агата. По его словам, камень удивительно подходил к волосам Джессики. Уже в сумерках они добрались до пристани, и Тео указал на старое, с потрескавшейся штукатуркой, двухэтажное здание гостиницы, где был заказан номер. В воздухе, подобно негромкой музыке, разливался аромат изысканных блюд из даров моря.

– Проголодалась? Я заказал омара.

– Ты читаешь мои мысли.

– Не забывай, мать у меня была цыганкой.

Их роман продлился все девять месяцев, что Джессика оставалась в Бостоне. Близость Тео будоражила ей кровь, ни один день не походил на предыдущий. Вылазки в букинистические магазины сменялись прогулками на яхте, по субботам он сажал ее на свой старенький мотоцикл и мчал в Кейп-Код, однако больше всего Джессике нравились длинные воскресенья, когда можно было вообще не вылезать из постели. После полудня она с наслаждением вытягивалась на скомканных простынях и, глядя в потолок, размышляла о том, чем закончатся их отношения. Джессика решила, что это не любовь. Она прямо заявила об этом Тео, и тот согласился. Она была одинока – он тоже. Двое людей просто оказались рядом, вот и все. Но и при том, что их отношения оставались «всего лишь дружбой», нежелание Тео допустить Джессику в свое сердце временами раздражало ее. За дикой жаждой жизни и бившей ключом энергией какая-то часть его души всегда оставалась закрытой. От кого? Однажды Джессика решила это выяснить.

– Что стало для тебя определяющим моментом? – утомленная долгим актом любви, спросила она, положив голову ему на грудь.

– Чем-чем? – не понял Тео.

– Моментом, который сделал тебя таким, каков ты есть.

– Поясни.

И Джессика рассказала ему про кондитерский магазинчик отца. Про то, как была вынуждена присматривать за братьями, как решила любой ценой добиться самостоятельности.

– Теперь твоя очередь, – сказала она, перекатываясь на бок так, чтобы видеть его лицо.

Некоторое время Тео молча смотрел в потолок.

– Наверное, это произошло во время авиационного салона в Фарнборо, мне было тогда девять или десять лет. Фирму отца представлял отдельный стенд с каким-то изобретенным им новым прибором. Вокруг толпились бизнесмены. Отцовский партнер, лорд Ротсэй, подвел группу своих японских коллег. Отец, по-видимому, горя желанием похвастаться перед гостями еще и сыном, велел мне ни на шаг не отходить от стенда. А ведь на улице, перед павильоном, была ярмарка, там хватало настоящих развлечений, и больше всего на свете мне хотелось прокатиться на аттракционе с самолетами, испытать чувство полета…