Саша включил компьютер, погнал поисковый маячок по экрану.
— Я не вижу причины, — сказал он, пожимая плечами, — зачем бы мне скрывать, что хочу подсадить в себя Леонида Карташова, инженера-гидроэнергетика.
— Именно так. Нет закона, чтобы заставить человека пойти на подсадку, но давление моды способно добиться того, перед чем спасет Верховный Суд и вся милицейская рать.
— Способно, — согласился Саша вежливо, — но я не из-за моды. Я немного знал Леонида Карташова, он жил в соседнем доме. Очень хороший человек… Я управлюсь с аппаратом, спасибо.
Техник широко улыбнулся:
— Ты ведь сын Топорова? Вы похожи. Я учился у твоего отца, подавал надежды, но потом пошло наперекосяк, попал сюда… Когда просмотришь еще раз, нажми кнопку. Я приду, и мы тут же проведем сеанс записи.
Через отведенные полчаса Саша нажал кнопку, его отвели в крохотную комнатку, в вену на руке вонзилась игла…
Очнулся он от встревоженного голоса в своем мозгу:
— Где я?
— Привет, Леонид, — сказал Саша медленно. — Добро пожаловать, находите и располагайтесь.
— Я погиб?
— Да….
— Невероятно, — удивился голос, затем нервный смешок. — Такое не могло со мной случиться. Я не космонавт, не летчик-испытатель, не каскадер. Приключений я избегал.
— Они сами нас находят, — сказал Саша, с трудом открывая глаза. Свет казался чересчур ярким. — В нашем городе больше двухсот тысяч автомобилей. Иногда с ними что-нибудь случается.
— Неужели я сел за руль?
— Нет. Кому-то за рулем стало плохо. Автомобиль влетел на тротуар. Я видел, как он тебя сшиб. Ты всегда выходил из подъезда в 8.20 с коричневым портфелем в руке.
— Понятно, — ответил голос после небольшой паузы. — Тебя зовут Сашей? Помню тебя. У вас на окне стоят цветы. Мать ухаживает… Тебе, я вижу, еще нет и семнадцати. Не рано ли взял подсадку? Мне 30, а я все не решался. Все-таки я трус.
— Я не трус, — ответил Саша, медленно приподнимаясь на столе, сел. — Мы с тобой подружимся, Леонид.
— Хорошо бы, — ответил Леонид с надеждой. — Вообще-то люди лучше дружат на расстоянии. Я с родителями не ладил, пока не поселился отдельно. Не ладил с соседями в коммуналке.
— Ты мидеевист, — сказал Саша. — Но как ни мило прошлое, а жить надо в будущем. Мир перенаселен, надо уживаться.
— Надо, — послышался вздох Леонида. — Если не уживаться, то все мы останемся невостребованными в Большом Загашнике.
Дверь распахнулась, вошел техник. Его глаза изучающе пробежали по лицу Саши.
— Как себя чувствует сын великого математика?
— Прекрасно, — сухо ответил Саша. Он не любил, когда заговаривали о его великом отце. — Я готов идти домой.
Саша покинул Институт Записи к концу дня. Главврач дал «добро». Притирка протекала на редкость быстро и безболезненно.
Уже неподалеку от дома увидел легкую фигурку в ярко-красных бриджах и оранжевой блузке с огромными вырезами спереди и сзади. Небрежно покачивая на пальце модной сумочкой, шла Талка Винокурова, самая модная и красивая девчонка класса.
Щеки опалило огнем, Саша сбился с шага. Невольно коснулся памяти Леонида, мгновенно ощутил на ладони полную женскую грудь, услышал задыхающийся шепот, почувствовал тень наслаждения, которое некогда испытал… нет, испытал Леонид, но теперь это было и памятью Саши.
— Привет, Талочка, — сказал он срывающимся голосом. — Говорят, ты не едешь на выезд?
Она мило сморщила носик:
— Конечно, Белое море — прекрасно, но я с родителями направляюсь в Батуми. Смешно ехать выводком с учителями. Словно мы еще в детсадике.
— У нас спецшкола, — возразил он, отводя глаза от ее лица. — На выезде будем изучать биологию, при поступлении в ХГУ это дает добавочный балл.
— Все равно это по-детски, — возразила она покровительственно. Когда ты повзрослеешь. Топорик? Не понимаешь даже, о чем говорю?
Она ушла, а сумочка белой бабочкой летала вокруг нее. Саша завороженно шагнул к своему подъезду, но глаза его как магнитом поворачивало в ее сторону. В мозгу послышался мягкий голос Леонида: — Очень нравится?
— Ты же знаешь, — огрызнулся Саша. — У нас нет барьера, ты заглядываешь в мою душу свободно.
— Извини, — послышался виноватый голос Леонида. — Я все не привыкну к открытости. Я не заглядывал к тебе, нет. Это слишком, слишком личное. Просто, я подумал… может быть, ты сам заглянешь ко мне?
Саша послал ищущую мысль в глубь личности Леонида. Тот был мягок, нерешителен и старомоден, но, как ни странно, успехом у женщин пользовался. У него была девушка еще в девятом классе, чуть не женился на первом курсе, был безумно влюблен в жену декана, которая была старше на 17 лет, женился в 25, через полгода развелся, бросался от женщины к женщине, заглушая боль… В памяти Саши калейдоскопом промелькнули жаркие поцелуи, потные объятия, едкие прощальные слезы.
— Понимаю, что ты хочешь сказать, — протянул Саша медленно. Талка не принцесса, у тебя таких было немало. Но если для меня она принцесса?
— Это личное, — послышался тихий ответ, — здесь тебе никто не советчик. Но подумай над другим. Ты идешь по дороге биолога, вступишь на неизведанную тропу: генетическое конструирование живого. Тебя ждут ошибки. Там еще никто не ходил и подсказать не может…
В голосе Леонида слышалось сильнейшее смущение, даже страдание, Саша заглянул к нему и увидел, что тот не решается сказать: есть пути, где другие бывали, где многое ясно… И еще Леонид страшится, что его юный хозяин квартиры по свойственному максимализму вспылит, станет отстаивать право на ошибки, возмутится против подсказки.
— Не страдай, — сказал он грубовато, скрывая запоздалый стыд. Я потому и выбрал тебя, что у меня нет старшего брата. В субботу отмечаем день рождения одноклассника. Будь рядом, комментируй!
Дома Топоров сказал озабоченно:
— Саша, я встревожен твоим выбором. Я надеялся, ты возьмешь ровесника.
— Мои друзья живы, — ответил Саша с неохотой. — А зачем мне ровесник? Леониду 30 лет, он видел многое. Мне он нравится, подружимся.
— Смотри сам, — ответил Топоров с сомнением, провожая глазами ладную фигуру сына, спешившего в школу.
Впрочем, сказал он себе мрачно, если (тьфу-тьфу!) все будет благополучно, то сын пойдет дальше отца. Хватка есть. Взять наставника вдвое старше, пользоваться его опытом, знаниями… Воля к жизни у сына отцовская, а помощник удвоит силы.
Саша добежал до метро «Дзержинская», пересел на станции «Советская» и через несколько минут поднимался по ступенькам в свою школу.
Ребята дни рождения, как и свои пионерско-комсомольские праздники, отмечали в школе. Здесь они наслаждались свободой от опеки родителей. Хотя опеку явно преувеличивали, у старших своих дел по горло, но — «воздух свободы»! Девчонки с азартом и без родительского надзора готовили стол, ребята с жаром обсуждали, какие записи поставить, у кого радиоаппаратура лучше, что можно придумать балдежного, кроме танцев.
Леонид помалкивал, но Саша, заглянув к нему, увидел спокойное и насмешливое взирание на муравьиную метушню. Самостоятельность, по Леониду, разве в том, чтобы, отгородившись от родителей, устроить шумную вечеринку? Вон разве что Сафонов проявил настоящую самостоятельность! После осточертевших уроков он наблюдал за бобрами в заповеднике, собрал богатые данные, написал свою первую — без преувеличений! — научную работу. Да еще Лукашов без нажима родителей выучил три языка, знает досконально историю древнейшей Руси.
Саша смотрел в четыре глаза: свои и Леонида, но видел теперь в сотню раз больше, чем раньше. Даже мурашки пробежали по спине: насколько иначе видится долгожданная вечеринка! Эрудит Сперанский никогда за словом в карман не лезет — просто нахватанный мальчишка, чьи знания никогда не будут глубокими; смешон озабоченностью не потерять лидерство Растворцев; комичен — Костя Сидорович, воинственно растопыривший руки, с его мечтой стать супердесантником и сражаться с динозаврами на других планетах. А чего стоит блистательная красавица Лариса Гельдман, которая ходит в рестораны со взрослыми мужиками, ночует у них, для нее жгучие тайны подростков давно не тайны, школу заканчивает кое-как, свой стиль жизни она уже нашла.