А хорошо бы иметь маленьких человечков, думал Мишка. Строить им дома, а они бы ездили на заводных машинах, а еще можно было бы делать для них корабли и самолеты, и чтобы еще они бы воевали — понарошку, конечно. Он представил себе, как на ковре сходятся две армии. Только им надо дать деревянные мечи, а то этот слишком острый…

А ведь весной кто-то говорил о маленьких человечках — будто видел их на тополях. Тогда пускали в луже у забора новую Димкину яхту, ну и заговорили, что хорошо бы на нее экипаж; и кто-то сказал, что видел человечков на тополе. Не поверили — то есть не то чтобы не поверили, а решили, что выдумывает для интереса. Кто же это говорил?..

— Я еще пойду на улицу, — сказал Мишка. Меч он спрятал в ящик стола — не стоит брать с собой, потеряется.

— Только не допоздна, — сказала мать.

— Ладно, ма.

Не было смысла искать на тех деревьях, что около дома. Если лезть, то на те, которые в глубине двора, у каменного двухэтажного сарая, где раньше держали дрова, а теперь, когда в дом провели отопление, — всякое барахло. Попробовать на этот? Сучья высоко… Мишка притащил от сарая доску, приставил к стволу — держится. Ну и занозистая, черт! По доске он добрался до нижних сучьев, подтянулся и оказался на дереве. Дальше легче, дальше по сучьям — как по лестнице. Здесь был свой мир, зеленый, воздушный, ажурный. Отсюда, от ствола, тополь выглядел совсем не так, как с земли, со стороны, этого даже не объяснить, но только был момент, когда Мишка почувствовал, что может не спускаться, может остаться здесь, остаться и жить… Никого он, конечно, не нашел. Дупла были, и много, но узкие и глубокие, и, как Мишка ни заглядывал, как ни светил фонариком, так ничего и не увидел. Руку тоже просунуть нельзя было, ход шел узкий и извилистый, рука так не гнулась. Потом он увидел сквозь листья, как по галерее второго этажа сарая прошел Филька, за ним еще кто-то, потом еще — трудно было разобрать сверху, кто именно, несколько ребят прошли а потом прошел Козел со стеклянной банкой в руках. Мишка, торопясь, стал спускаться. Козла он не любил и побаивался, но все же…

В сарае было светло, горела электрическая лампочка, и все стояли, окружив большую ржавую железную бочку, и смотрели в нее. Стараясь держаться незаметно, Мишка подошел к бочке и заглянул через край.

Лампочка висела прямо над бочкой, и весь свет падал прямо в нее. На дне бочки был насыпан песок и набросаны камни и сучья. И на одном сучке, как на бревне, сидели, опираясь спинами о стенку бочки, два маленьких человечка. Два настоящих человечка, с белку размером. Оба были одеты в синие штаны и черные куртки. У одного на голове была шляпа.

— А у лили-лилипутика ручки меньше лю-ти-ка! — пропел Филька. — Ловите! — и он, перегнувшись, через край бочки, сронил с ладони под ноги человечков заточенную велосипедную спицу и выструганный из щепки меч. Человечки шевельнулись, но не встали со своих мест и голов не подняли.

— Не будут они сражаться, — сказал кто-то.

— Гордые, — презрительно сказал Козел. — Ну, мы вас расшевелим. Ап!

Он опрокинул свою банку над бочкой, и из банки на песок плашмя шлепнулась крыса! Человечки вскочили. Один быстро схватил спицу, ладонью проверил острие и взял ее наперевес, как пику. Второй взял меч. Рукоять меча была остругана скверно, пальцы ее не обхватывали.

Крыса шевельнулась, приподнялась, шмыгнула к стене и там замерла. Усики ее шевелились..

— Два дня не кормил, — сказал Козел. — Как уехал, так и…

Крыса, прижимаясь к стене, двинулась по направлению к человечкам. Тот, что со спицей, сделал шаг вперед — так, чтобы прикрывать своего почти безоружного товарища. А тот, подняв меч над головой, закричал:

— Это же подделка! Люди вы или не люди? Это же подделка!!!

— Убери крысу! — закричал Мишка и бросился на Козла. Что-то темное вдруг поднялось в нем, подкатило к горлу и глазам, и он уже не видел Козла, а только огромную ненавистную рожу, а под рожей — голубое пульсирующее горло, в которое нужно вцепиться и не отпускать… Он не достал Козла — тот поспешно отскочил назад и два раза ударил Мишку кулаком в губы. Мишка упал, но тут же вскочил, бросился — ему поставили подножку и стали пинать ногами. Он опять вскочил, повалил кого-то, кого-то отшвырнул, ухватился за край бочки, но опрокинуть ее не смог, бочка устояла; Мишку оторвали от нее и пинками и кулаками выбросили за дверь. Позвать, понял Мишка, кого-нибудь позвать! Отца!

— Зуб выбили! — закричала мать, увидев Мишку такого — в крови и грязи. — Больше на улицу не пойдешь!

Мишка молча пробежал мимо нее в комнату. Отец сидел за столом и печатал на машинке.

— Папка, пойдем скорее, — заговорил Мишка быстро, — папка, она их загрызет, скорей пойдем. У них мечи поотобрали, понимаешь, — и дали Деревянный…

— Миша, ты же видишь — я работаю, — сказал отец. — Мы же договаривались с тобой. И вообще — с кем это ты дрался?

— Папка, это же неважно, ну скорее, их еще можно успеть спасти!

— Кого — их?

— Маленьких человечков!

Отец, уже начавший было подниматься со стула, снова сел.

— Сын, ты бредишь. Ну подумай сам, ты же уже большой — какие могут быть маленькие человечки?

— Настоящие человечки, а они пустили к ним крысу, а меч у меня в столе лежит, ты понимаешь?

— Скажи лучше, кто тебе губу так разбил. Дай-ка посмотрю…

— Папка! Поздно будет, не успеем!

Мишка бросился в свою комнату, схватил меч и вернулся:

— Вот, видишь? Они у них отобрали, им теперь нечем сражаться, пойдем скорее!

— Все. И я никуда не пойду, и ты никуда не пойдешь.

То же самое темное снова взметнулось в Мишке.

— Проклятые! — закричал он и кинулся к двери. — Проклятые!!!

Но в дверях стояла мать.

— Пусти!!! — простонал Мишка.

— Ах ты… На мать с кулаками! Мерзавец маленький! А ну!..

Совсем без сил лежал Мишка в постели. Плакать он больше не мог — все выплакал. Саднила разбитая губа, во рту было еще солоно от крови.

Саднила порезанная ладонь. Но меч он им не отдал. Меч лежал под подушкой. Из-за двери глухо доносился голос диктора программы «Время». Потом мать сказала:

— Господи, что же в мире творится. Вот ведь ни газет читать не хочется, ни телевизор смотреть. Хоть бы на острее какой необитаемый перебраться, что ли… Чего людям надо?

Мишка лежал и думал. Чего людям надо? Много надо, а главное, наверное — чтобы не отбирали настоящие мечи и не давали взамен щепки, да еще накануне сражения… Тьма обступала его. Мишка повернулся на бок, сунул руку под подушку, нащупал меч. Ему показалось, что рукоять меча растет, становится как настоящая, вот ее можно обхватить как следует… «Спи, мальчик», — обещающе сказала темнота. Таким же голосом говорит Козел: «Иди сюда. Иди, иди…»

Ну все, я сгорел. Попался как безногий головастик. А ведь был убежден, что давно стал неуловимым конспиратором. Научился менять внешность и походку. Наловчился в беге по подворотням и проходным дворам. На трамвайные подножки прыгаю как газель, сквозь автобусные давки змеей проскальзываю. Могу ночевать на чердаках и питаться кооперативным пловом. Однако оплошал я где-то, попался словно кур в ощип. Как говорится, и на старуху бывает проруха.

Взяли меня тепленького в заштатном кинотеатре, где я собрался посмотреть новый научно-фантастический фильм. Мог ли я подумать, что преследователь заберется так далеко от центра? Засек он меня в тесном фойе, когда я рассматривал фотографии киноартистов. Подкрался сзади, трахнул по затылку, связал по рукам и ногам. И приволок к себе домой. Тут-то все и началось.

Сначала он месил меня как тесто. Мял, крутил и кулаками молотил. Потом принялся лепить меня по своему образу и подобию. Сделал угловатые плечи и грушевидную голову. Фигуру умудрился изваять одновременно худощавой и упитанной. Про глаза, нос и губы вообще забыл. Зато вырядил как на банкет: черный костюм, строгий галстук, гвоздика в петлице, лакированные мокасины. И в таком виде засунул меня в ракету, которую выдавал за звездолет.