– Лошадь! – ахнула Марта. – И где мы ее будем держать, мой господин? В вашей опочивальне? Так, боюсь, лошадь на второй этаж не поднимется.
Бутурлин не выдержал, расхохотался – уж больно похоже Марта изобразила поднимающуюся по лестнице лошадь.
– Думаю, под лошадь выделят городскую конюшню. Я ведь намерен вступить в ополчение!
– В ополчение!
– Кстати, и ты тоже. Что, недовольна?
Девчонка тряхнула волосами, так, что темная челка ее упала прямо на глаза:
– Нет, господин. То есть – да. Чтоб вы знали… Я сделаю все, что вы прикажете. И даже больше того.
– Ну, тогда пошли по лавкам. Думаю, денег должно хватить.
Черненую кирасу с серебряною насечкой и такой же шлем-каску с небольшим гребнем Никита Петрович сторговал за пять талеров в ближайшей оружейной лавке, там же, рядом приобрел желто-коричневую замшевую куртку, высокие сапоги-ботфорты, пару подержанных пистолетов и надежную кожаную перевязь. Со шпагой пришлось повозиться дольше – заказывать было некогда, а клинок хотелось иметь надежный, германский. Миланский или из Толедо стоил бы слишком уж дорого. Боевое оружие одновременно должно было иметь нарядный эфес – чтобы не стыдно было показаться на людях. Пришлось поискать, побегать, но все же подходящая шпага, наконец, отыскалась – отличный закаленный клинок, гибкий и крепкий, правда вот с эфеса уже слезла почти вся позолота, пришлось нести в мастерскую – накрутить тонкой золотой проволоки, вышло очень даже ничего – богато!
Лошадь купили на пристани, там как раз беженцы продавали – зачем им в Риге лошадь? И кормить надобно, и держать негде, а записываться в ополчение эти людишки не очень-то торопились, не рвались в бой, отнюдь.
– Господин, – когда уходили с пристани, Марта вдруг потянула Никиту Петровича за рукав. – Вы б мне купили что-нибудь женское. Ну, как прислуга одевается… Платье там, передник, чепец…
Хмыкнув, Бутурлин вытащил из кошеля пару талеров:
– На! Сама себе все купи.
– Ого! – схватив деньги, обрадовалась девчонка. – Да тут и на гребень еще! И на зеркальце.
– Да зеркала-то в доме, чай, есть.
К вечеру и господин, и служанка-слуга ухайдакались да повалились спать. Марта – на сундуке в прихожей, славный риттер фон Эльсер – на ложе, прямо поверх одеяла, сняв лишь только шляпу да камзол. Башмаки уже стянула служанка.
Спали крепко, утром же, перекусив свежими – прямо из пекарни – булками и пивом, Никита Петрович решил устроить баню. А то давно уже не мылся, прямо чесался весь.
Самолично спустившись вниз, риттер попросил смотрителя найти и доставить в апартаменты большую бочку да натаскать туда горячей воды.
– Воду, думаю, можно будет нагреть на кухне, а вот бочка…
В руку благообразного старичка смотрителя упал серебряный талер.
– Бочку найдем! – озарившись улыбкой, тут же заверил старец. – А слуги воду вам натаскают. Осмелюсь спросить – вы, верно, приболели? Есть у меня на примете знакомый лекарь, очень хороший, смею вас уверить…
– Благодарствую. Думаю, достаточно будет и бочки. Не так уж сильно простудился.
– О, господин! Такое холодное лето стоит – простудиться немудрено. Хоть бы в августе солнышка!
Да уж, не мылся Бутурлин давно. Жители же Европы (в том числе и рижане) частенько не мылись вовсе! Даже король-солнце Людовик Четырнадцатый, по отзыву русских посланников, «смердел, как дикий зверь». Страх перед нехорошими болезнями вынудил европейцев закрывать городские бани, что же касается ванных комнат – таковые далеко не в каждом богатом доме имелись, что уж об обычных горожанах говорить. Так, раз в неделю влажной губкой тело оботрут – тому и рады. К полному же мытью относились как к лечебной процедуре и практиковали примерно раз в год, вряд ли чаще. Вот потому-то смотритель доходного дома и озаботился здоровьем важного постояльца. Еще бы! Ведь тот собирался залезть в бочку с горячей водой!
Слава богу, побывавшая в России Марта подобными европейскими предрассудками не страдала и даже попросила оставить ей воды – тоже вымыться.
Раздеваясь, Никита Петрович лишь хмыкнул:
– Ну да, будем с тобой, как свиньи, в одной луже купаться, ага.
Ах, какое же наслаждение было окунуться в теплую воду! Просто славно! Поистине правда и есть. Не баня, конечно, веником не побьешься и парку не поддашь… Однако уж что есть.
Нырнув с головою, молодой человек с силой выдохнул, весело пустив пузыри, а когда вынырнул – над ним уже стояла служанка. В скромненьком – сером, с передником, платьице – как раз в тон глаз…
– Помыть вам спину, господин?
– Да уж как-нибудь сам…
Никита Петрович вдруг ощутил не то чтобы стыд, а, скорей, некое стеснение. Видно, от того, что раньше-то он привык видеть Марту в мужском платье и как-то при этом как девушку ее не воспринимал… Но вот сейчас, сейчас Бутурлин вдруг заметил, какие красивые у этой чертовой девчонки глаза – большие, жемчужно-серые и блестящие, такие очи манят, в них хочется кинуться, окунуться с головою, нырнуть… чтобы уже больше никогда не вынырнуть! Да что там глаза… Какое милое личико, очень, очень даже премиленькое… нет, в самом деле…
Закончив мыться, молодой человек с шумом вылез из бочки… Марта тут же подбежала, накинула на плечи хозяина кусок мягкой ткани, принялась вытирать… Никите вдруг захотелось схватить ее, обнять, поцеловать в припухлые губки, нежно погладить волосы, плечи…
Темные пушистые ресницы девушки вздрогнули и стыдливо опустились… Неужели она тоже почувствовала стыд? Неужели…
– Господин… вы обещали дать мне помыться.
– Да, да, сейчас…
Как был, кутаясь в кусок влажной ткани, «риттер фон Эльсер» пошлепал босыми ногами в прихожую, оставляя за собой цепочку мокрых следов:
– Эй, кто там есть? Слуги! Тащите еще воды. А эту, грязную, вылейте.
Усевшись в опочивальне на ложе, Бутурлин натянул штаны и сорочку и принялся отчужденно смотреть в окно. На улице снова моросил надоедливый дождь, и поднявшийся ветер швырял в окно холодные брызги. Редкие прохожие кутались в плащи, придерживали руками шляпы…
– Все, господин! Вот вам вода…
– Подите сюда… Вот вам денежка!
– Спасибо, господин! Храни вас Бог.
Слуги ушли. Слышно было, как хлопнула дверь. Потом послышались легонькие шаги… шорох – как видно, Марта снимала платье… ах-ах… ага, вот булькнула вода… Девчонка забавно фыркнула и засмеялась:
– Ой, как славно! Нет, в самом деле – славно… Уфф! Вы знаете, господин, я пристрастилась к купаниям еще в Нарве. У нас там река. А уж потом, в России – баня! Это просто прекрасно! Я даже хлесталась веником, ага… Честно-честно! Как это называется? Па-ри-лась – да. Ой… вы не подадите мне простыню? А то мокровато будет…
Вздрогнув, молодой человек быстро прошел в прихожую, взял простынь… И обомлел! Схватившись за края бочки, Марта высунулась из воды по пояс… Смуглые плечи и плоский животик ее покрывали искристые капельки, такие же капельки искрились на упругой груди, вовсе не такой уж и маленькой, с крупными розовато-коричневыми сосочками, которые так хотелось немедленно, вот сейчас же, схватить, погладить, потеребить…
– Вы что так смотрите, господин?
Никита Петрович сглотнул слюну:
– Русалка! Как есть – русалка.
– Хорошо еще не сказали – ведьма!
Резко, рывком, девушка выбралась из бочки, повернулась спиною, повела плечиком…
– Ну?
Какая же она красивая! Боже, боже… Как же раньше-то такой красоты не замечал? Ах, Жюль, Жюль – вот уж черт, вот уж прощелыга!
– Ага… вот…
Испытывая жгучее томление, Бутурлин набросил на плечи красавицы простынь… Марта тут же принялась вытирать волосы, темные, мокрые локоны, пахнувшие… Интересно, чем?
Никита Петрович не выдержал, подошел ближе, обхватив девчонку за стан, прижал к себе, понюхал, зарылся, запутался в копне влажных волос…
– Пахну болотом?
Девушка потянулась, выгнулась, словно кошка, и, повернув голову, окатила кавалера лучезарно-лукавым взглядом, таким, что уже отпала нужда в любых словах… даже в самых нежных…
