Андреем, значит, зовут… Марта опустила глаза. Есаул. С таким есаулом, если что, можно бы закрутить – парень красивый, видный…

Позади вдруг заклубилась пыль, и вскоре на дороге показались всадники. Те самые казаки, посланные по деревням для проверки. Явились возбужденные, закричали еще издали:

– Хватай его, есаул! Чужой это. Никто его в деревнях не знает.

Девушка хмыкнула – ну и зачем так орать? Хватай, хватай… Давно ведь схватили уже. Руки связали даже.

– А ну-ка, ребята, покрепче его вяжи! Да веревку к седлу… ага…

Поторапливаясь, как видно, к обеду, казачки прибавили ходу, так что пленнице пришлось бежать, глотая желтую дорожную пыль и про себя ругаясь.

Ехали недолго, вскоре за излучиной реки показались медленно плывущие корабли, которые есаул обозвал русским словом – «струги». На морские суда размерами они не тянули, но все же выглядели весьма основательно. Кроме весел, на стругах имелись и мачты, а значит – и паруса, по бортам и на носу грузно поблескивали пушки.

Марта невольно ахнула – русские суда запрудили всю реку! Да еще часть войска шла берегом. Экая силища! Нет, не устоять Риге, не устоять. Честно сказать, девчонке было нисколечко не жалко рижан – пес с ними. Ей до них что? Как и им до нее. Нынче каждый сам по себе – так уж вышло.

Патент на чин пехотного майора славный риттер фон Эльсер получил лично из рук Делагарди вместе с поздравлениями:

– Набирайте ополченцев, господин майор, – покачивая модным завитым париком, напутствовал генерал-губернатор. – Понимаю, не столь уж и простая задача. Учите! И уже очень скоро вам придется ими командовать. На городских стенах, друг мой!

Кроме поздравительных слов, новоявленный герр майор получил и вполне конкретное задание, весьма секретное, кое и должен был незамедлительно исполнить со всем надлежащим тщанием.

– Выберете из ополченцев надежных людей, коим можно доверить важное задание, – уже в кабинете разъяснил комендант. – Пусть вредят в тылу русских, поднимают восстания, сжигают и грабят обозы, убивают командиров и ратников. Заплатим щедро! Да и все трофеи – их.

– Понятно, ваше сиятельство! Сделаем.

– Только прошу вас поспешить. Такие люди были нужны еще вчера.

– Ясно!

Вот еще задача! Отправить в тыл своих войск вредителей и душегубов! Бутурлин, честно говоря, не знал, что и делать. Не выполнить приказ губернатора он не мог… а выполнять как-то не очень хотелось.

Охочие людишки отыскались быстро, судя по виду – те еще лиходеи, коим самое место на виселице. Особенно не понравились Никите Петровичу двое. Один – неприметный какой-то кривобокий хмырь с плоским, словно у камбалы, лицом и таким же приплюснутым носом. Небольшого росточка, с хваткими, как клешни у краба, руками, он все пробирался бочком, никогда не смотрел прямо в глаза и вообще производил впечатление человека весьма хитрого, но вовсе не умного, так ведь тоже бывает, примитивная хитрость это вовсе, хотя многие люди во все времена именно на хитрости и выживают… наверное, потому что кругом – одни дураки. Умные люди так грубо не льстят, а этот льстил, и грубо:

– Ах, вы такой молодой, а уже майор! Славный чин. Как раз для вас, господин риттер. Думаю, уже очень скоро вы станете полковником. С вашим-то умом, с вашими связями!

Ах, как он вкрадчиво говорил! Только на дурака рассчитывал, вернее – на человека обычного, на лесть падкого. А Бутурлин-то был вовсе не таков, умный был Никита Петрович, хоть, наверное, и не очень хитер – вон, как быстро некая ветреная особа в доверие втерлась! Да так, что до сих пор из головы не выгнать. Вот ведь, случилось же – да.

Звали краборукого типа Ян Красиньш, но лоцман сильно подозревал, что это имечко – вымышленное, тем более что Красиньш как-то раз откликнулся на кличку «Краб», как раз для него подходящую.

Обозвал его так второй – из тех, что не пришелся по душе Никите Петровичу. Нет, вообще-то ему все охочие душегубы не нравились, но эти двое – особенно. Первый – Краб, Красиньш, второй же…

Вторым был статный и крепкий парень с красивым, вечно улыбающимся лицом, обрамленным золотисто-соломенными локонами. Голубые глаза смотрели откровенно и прямо, всем был хорош… вот только улыбка… какой-то она казалось неискренней, напускною, натянутою, словно карнавальная маска. Звали его Вирдзинь, Иво Вирдзинь, полукровка, мать латгалка, отец – эст. Так вот этот Вирдзинь так ловко метал ножи, что, пожалуй, и сам господин майор не мог в этом за ним угнаться. И постоянно доносил. На своих сотоварищей, на знакомых и малознакомых – на кого угодно. Улучив момент, подходил, смотрел в глаза преданно, как собака, улыбался фальшивою своею улыбкой…

– Осмелюсь доложить, господин майор, этот худой парень, Георг, совсем не хочет учиться военному делу. Совсем-совсем не хочет. И, думаю, он вовсе не собирается воевать. Сбежит при первом же ударе русских… как и многие здесь. Если хотите знать, я вам скажу, кто.

После общения с Вирдзинем у Бутурлина оставалось какое-то неприятное гадливое чувство, будто в яму с навозом упал. Точно такая же ситуация была и с Крабом. Тот, кстати, ловко управлялся с кистенем. Тоже еще весьма специфическое умение. Об этих парнях тоже нужно было доложить своим, и не особо медля.

Кусок доброй сиреневой ткани – обивка стен – отвалился в углу, отошел и торчал нелепо и некрасиво. Его бы приклеить или прибить гвоздиками, да вот Бутурлину было лень, в последнее время он вообще мало интересовался домом, все дни напролет проводя на службе, вечера же – в гостях. Не чураясь веселых компаний, риттер Эрих фон Эльсер быстро стал своим среди определенного рода молодых – и не очень – людей, аристократов, той самой «золотой молодежи» и льнувших к ней прихлебателей, прожигателей жизни, jeunesse dorée, как говорили французы.

Французы… Вздохнув, Никита Петрович поднялся с ложа и, накинув на плечи халат, подошел к окну. Вот вдруг вспомнился бравый рейтарский капитан Жюль… вернее, не он сам, а его слуга… служанка… Ах, Марта, Марта… как ты, девочка? Добралась ли? Выполнила ли задание? Да и вообще – жива ли?

Лоцман сильно надеялся, что жива, что скоро объявится… а если и не объявится, так это вовсе не потому, что погибла, а просто время такое – не пробраться в Ригу, не пройти, ведь русское войско уже совсем близко! Да, именно так, в этом все и дело.

Молодой человек вдруг поймал себя на крамольной мысли: он почему-то больше думал о девушке, нежели о порученном ей задании – доставить кому надо зашифрованные сведения, крайне важные для российского государя. Молодой царь Алексей Михайлович Романов нынче самолично командовал войском, естественно, опираясь на опытнейших воевод – князя Якова Черкасского и бравого шотландского генерала Александра Лесли. Последний разменял уже девятый десяток, но тем не менее не потерял бодрости и боевого духа и до сих пор числился в любимцах царя.

Ах, вот если бы Марта по-прежнему занималась хозяйством, уж она-то давно углядела бы отваливавшиеся обои, приклеила бы, да и вообще, с ней было бы куда веселее. Да уж, да уж, веселее… Черт бы ее побрал! Господи! Да кто она вообще такая-то, чтоб о ней думать? Обычная гулящая девка, еще и ведьма – да таких на рынках по медяку пучок! Никакого у них совместного будущего нет и быть не может. Никита Петрович Бутурлин – служилый человек, помещик, и – очень может статься – государь ему и боярство пожалует! А что? Наградит за верную службу, почему бы и нет? Боярин! Это вам не какой-то там служивый. Тут и уважение, и почет, и земли с людишками опять же. Боярину и супруга нужна под стать – тоже боярского рода, иначе не поймут, скажут – что это молодой боярин на непотребной девке жениться удумал? «Непотребной» в этом случае считалась какая-нибудь помещичья дочка… да и незабвенная Аннушка тоже! Она ж кто – купчиха! Даже если б православие приняла – так и все равно боярину никак не пара. А уж о Марте-то даже и речи не шло бы. В наложницах держать – и то непотребно. Забыть, забыть, выбросить из головы напрочь!