Впрочем, скорее всего, события пойдут в несколько ином направлении…

– Фальконет! Цель – бушприт! Мушкетеры – огонь!

Мушкеты бахнули залпом, и каждая пуля нашла свою цель, кроша в щепы фальшборт и рангоут, не брезгуя и коекем, кто зачемто высунулся – посмотреть! Любопытный? Вот и получи пулю в лоб! Полбашки снесет запросто.

Фальконет – скорее, просто большой мушкет на поворотной тумбе, расположенной на полубаке – невысокой носовой надстройке – тоже изрыгнул огонь. Правда, никуда не попал – волныто играли! – да Бутурлин и не надеялся, что попадет – так, напугать… Такой вот грохот обычно предшествовал решительной атаке… И тут у вражин выбор был небольшой…

И они его сделали. Очень правильный выбор.

На грот мачте пинаса взметнулся белый вымпел!

– Сдаются, сэр! – шкипер, вечно угрюмый англичанин с вытянутым лошадиным лицом, поправил на голове вязаную шапку, какую часто носили моряки – обычные шляпы сдувал ветер.

– Точно – сдаются! – усмехнувшись, бросил капитан поанглийски. Этот язык он немного знал, как знал и немецкий, и шведский… И вот сейчас учил датский.

– Сейчас спустят лестницу! – подойдя, вытянулся во фрунт командир абордажной команды. – Сколько человек отправить, герр капитан?

– Думаю, полторы дюжины хватит.

– Слушаюсь, герр капитан!

Шкипер – редкостная, между прочим, сволочь, но опытный и умелый моряк – ухмыльнулся. Он всегда считал немцев недоумками. Ну вот зачем на судне такие витиеватые обращения – «герр капитан»? Вполне достаточно простого и краткого – «сэр»! Сам шкипер – звали его Арчибальд Фикс – как и многие опытные моряки, всегда говорил отрывисто и лаконично, глотая буквы и целые слоги, так что частенько бывало не очень понятно, о чем вообще шла речь.

– Ккбы они не пльнули! – глянув на высокую корму пинаса, опасливо прищурился шкипер.

– Не пальнут, – Никита Петрович убрал шпагу в ножны. – Раз уж решили сдаться. Разве только какойнибудь идиот…

С борта вражеского судна послышались крики. Герхард Ланц, командир наемников, помахал рукой – все в порядке!

– Ну, что ж, – подмигнув шкиперу, Бутурлин радостно потер руки. – Поднимемся, поглядим… Боцман! Карго ко мне!

– Я здесь, господин капитан! – корабельный завхозинтендант, называемый коротеньким словом «карго», уже стоял позади – лощеный долговязый хлыщ, однако в денежных делах – дока! Стоял, щурился, нервно теребя рыжеватую щетину.

Никита Петрович машинально потрогал подбородок – оброс за время рейда, надо бы, придя в порт, в цирюльню, побриться.

Вообщето, православному человеку бриться, конечно, нехорошо, но тут – надо. В чужой монастырь со своим уставом не суются, а в Дании, как и по всей Европе, уже распространилась французская мода – сбривать бороду и усы да завивать шевелюру. Ну, или парик, у кого шевелюра так себе.

– Именем короля Фредерика! – поднявшись на палубу, Бутурлин грозно взглянул на вражеского капитана. – Вы и все ваши люди объявляются пленными! Корабль и товары – наш приз.

Капитан – сухопарый светлоглазый швед – вовсе не выглядел испуганным, скорее даже – наоборот.

Усмехнулся, округлил глаза, не обращая внимания на вооруженных головорезов с «Глюкштадта», и этак ехидно спросил:

– А с какой это стати – пленные? Разве между Данией и моим королевством – война?

И ведь был полностью прав, стервец! По нынешнему времени, в августе одна тысяча шестьсот пятьдесят седьмого года, Дания, хоть и вооружалась, но формально войну Швеции не объявляла. А вот, что касаемо России…

– Вот мой каперский патент, – вытащив изза пазухи плотный кусок бумаги, Бутурлин галантно протянул его шведу. – Тут, правда, понемецки…

– Я понимаю… – вражеский капитан зашевелил губами – читал, читал, но все же не совсем все понимал… – Тцар унд гросс херцог… Алексей Михайловитч… А! Так вы – русские! А флагто на корабле – датский.

И впрямь, на корме «Глюкштадта» развевалось красное с белым крестом знамя в виде ласточкина хвоста – флаг Данмарка. У России же, увы, пока официального государственного флага не имелось, хотя Алексей Михайлович все больше склонялся к тому, что не худо бы и иметь… Ну, как бы то ни было.

– Ваш корабль пойдет за мной в Копенгаген, – буднично сообщил Никита Петрович. – Как приз. Мой карго обсчитает все ваши товары… Вы что везете?

– Железо, медь…

– Медь?! Контрабанда?

– Ну, это уж они в Риге знают… – Швед хитро прищурился и стал куда вежливей. – И… вот еще что спрошу, герр капитан. Ваша часть добычи – какая? Четверть? Треть?

Любопытный какой… Хотя, никакой особой тайны тут нет.

– Треть – моему государю, треть – Дании, за порты, и треть – мне и команде, – пожав плечами, пояснил Бутурлин.

– Справедливо, – вражеский капитан покивал и хмыкнул. – Все же датскую треть я отсужу! Не так уж там и мало. И думаю – дело выгорит.

– Коль так считаете – судитесь, – развел руками Никита Петрович. – И следуйте за нами. Уцелевших парусов вам хватит, чтоб идти. А мои люди за вами присмотрят. Да! Комунибудь из ваших требуется перевязать раны?

– Да перевязали уже…

– Тогда до встречи в порту, герр капитан! Честь имею.

Восемнадцатипушечный корабль «Глюкштадт», наверное, можно было бы отнести к так называемым легким фрегатам, если б комуто вдруг пришло в голову присвоить судну какуюто категорию. Дада, легкий фрегат, из тех дешевых и вполне массовых судов, водоизмещением в триста пятьдесят – пятьсот тонн, которых было не жалко! Да и что их жалеть? Дерево – самое дешевое, тонкие борта, пушек не больше тридцати, да и то – двенадцатифунтовки да кулеврины. Угроза – лишь для почти безоружных торговцев, любой большой военный корабль разнесет его в щепки… Если, конечно, догонит и попадет! А вот это – поди, попробуй!

Корабли вошли в порт уже вечером, успели до темноты. Последние лучи заходящего солнца окрашивали шпили церквей, в жемчужносерой спокойной воде отражались бастионы датской столицы и несколько десятков кораблей, стоявших у причалов.

Узнав своих, морская стража приветствовала «Глюкштадт» мушкетным салютом! Просто выпалили в воздух, узрев идущий следом за капером трофейный пинас с приспущенным шведским флагом.

Ввиду позднего времени праздных зевакобывателей у пирса не наблюдалось, хотя хватало радующихся моряков!

– Эвон, кораблище!

– Поди, золото вез!

– Да какое, ко всем чертям, золото? Скорее, медь!

– Так и медь по цене – вроде золота!

– Гляньтека, шведыто какие понурые!

– Еще б! Получили по носу… Ай да «Глюкштадт»!

Причалив, с капера перекинули сходни. Оставив карго и боцмана подсчитывать добычу, Бутурлин сошел на берег и, кивнув таможенникам, направился в город. Квартировал он здесь же, неподалеку, снимая третий этаж доходного дома на улице Мельников, от портовых бастионов – с полверсты. Именно так Никита Петрович и подбирал себе жилье здесь, в Копенгагене – чтобы рядом с гаванью было.

Смеркалось. Из открытых дверей портовых кабаков доносились пьяные крики да визг жриц продажной любви, коих тут было немеряно! А как еще расслабиться моряку после долгого и опасного плавания? Особенно, если родной дом остался гденибудь в Лондоне, в Антверпене, в Амстердаме…

И не боялись же никакой заразы! Впрочем, чего бояться матросу? А портовые шлюхи стоили не так уж и дешево – пару талеров (или далеров, как здесь говорили) – месячное жалованье слуги или юнги. Да что там говорить, наемным солдатам платили не намного больше! Так что портовые барышни вовсе не бедствовали… Вон, как хохочут, бестии! Веселая у них жизнь. Правда – короткая. Не сифилис, так еще какая болезнь, или просто прибьют в пьяной драке…

– Господин ищет любви?

Ага! Одна такая барышня – весьма, кстати, юная – смешливая блондинка в светлой льняной сорочке, длинной суконной юбке и шерстяной шапочкечепце – вынырнув из какогото проулка, заглянула Бутурлину в глаза.

Честно сказать – симпатичная! Свеженькая, молодая. И грудь… есть что потрогать…