Казалось бы, враг под Ляояном разбит и беспорядочно отступает. Идеальная же ситуация для массирования использования кавалерии. Но Куропаткин считал иначе. Да, генерал Куроки потерял много пушек и пулеметов, а его войска практически не управляли, но отходили компактно. И их было много. Очень много. До смешного. По данным штаба под рукой Куроки находилось никак не меньше семидесяти тысяч.

А что представлял собой кавалерийский корпус Ренненкампфа? Целых три дивизии! Да. Но крайне облегченного состава. В каждой было по два полка, а в тех полках – по два дивизиона при двух эскадронах. Жиденько. Очень жиденько. Да, в качестве средств усиления шел сводный полк конной артиллерии и две роты станковых пулеметов на эрзац тачанках, ну и все самозарядные винтовки Мондрагона, переданные сюда. Однако преследовать и громить отступающего Куроки такой формат войска совсем не подходил. А вот ударить по удаленному гарнизону, не ожидающему такого сюрприза – вполне.

Куропаткин думал и шел вдоль траншеи, вглядываясь в лица мертвецов.

Незадолго до начала наступления японцев от него уехал Витте. Лично приезжал. Несколько часов беседовали о чем, безусловно, уже доложили его кураторам. Что они подумают? Да это и не важно. Как ни поверни – он становился слишком опасным для них. Многие знания – многие печали. Особенно, когда ты знаешь то, чего не должно знать или представляет угрозу для серьезных людей.

Алексей Николаевич остановился возле очередного трупа и попытался заглянуть ему в глаза. Новые, странные впечатления. Он как-то не привык заглядывать в лица мертвых, пытаясь там найти ответы на глупые вопросы.

Потер виски. Поджал губы. Двинулся вперед.

По всем его расчетам в ближайшие дни должно быть принято решение о ликвидации. Если уже так не поступили. Витте уехал весьма довольный. Это не укрылось от глаз людей. Сложить один плюс один Великие князья смогут. Они его держали за пешку, излишне наивную, но пешку в их комбинации. То есть, вряд ли считали совсем глупым, иначе бы не связались. А значит что? Правильно. Тем более что недавно ему попалась на глаза новость о странной гибели известной столичного проповедника – Георгия Апполоновича Гапона. Случайность? Вряд ли. Просто подчищают хвосты. И он – один из этих хвостов.

Алексею Николаевичу было грустно.

Умирать совсем не хотелось. Он ведь себя уже не осознавал толком ни старым Куропаткиным, ни гостем из будущего. Скорее этакой новой личностью с нешуточным задором. Его интересовало все – от женщин до всевозможных технических новинок. Он жаждал познакомиться и пообщаться с легендарными для него личностями. Вот так же, как вечерам нередко беседовал с Иосифом Джугашвили. Ему хотелось жить, дышать, действовать, к чему-то стремиться, чего-то добиваться… любить, наконец. Эта чертова кукла – японка Юми совершенно не выходила у него из головы.

«Может все бросить и уехать?» - пронеслось у него в голове. У него ведь было наличности больше чем на полмиллиона рублей. А дел он уже натворил достаточно, чтобы надежно сорвать революцию 1905 года. Но эта глупость быстро его покинула. Найдут и прибьют. Эти люди не простят того, что их кинули так грубо и жестко. А прятаться остаток жизни в джунглях какого-нибудь Парагвая не хотелось от слова совсем.

Солдаты же и офицеры, глядя на это серое лицо командующего, что ходил промеж трупов, думали о том, что он, дескать, переживает о погибших. Страдает. Смотрели и крестились, поминая его добрым словом. Не каждый ведь генерал о простом солдате думает и о его жизни печется. Да, отправляет на смерть, но не как бездушную скотину. Но Куропаткин их даже не замечал. Близость смерти обострила в нем совсем другие чувства и эмоции…

20 июня 1904 года, Санкт-Петербург

Вдовствующая Императрица Мария Федоровна чувствовала себя неважно. Сказывался и возраст, и усталость. Последние недели забот привалило особенно. Один генерал постарался. Это ведь надо написать такое дерзкое и провокационное письмо! Когда она его прочла, то трясло от ярости несколько часов. Хотелось растоптать этого зарвавшегося холопа. Но потом, остыв и придя в себя, перечитала, подумала и ужаснулась. Картина, которую Куропаткин нарисовал своим письмом, оказалась чрезвычайно удручающей. И более того, настолько пагубной, скверной и гнилой, что верить в это не хотелось. Она ответила ему фактически отпиской, скупо поблагодарила за сведения и попросила уточнить кое-какие детали, чисто из вежливости. Надеясь, что этот «зарвавшийся щенок» все поймет. Но он не понял. И вновь ей пришла натуральная «портянка» с массой деталей, ввергнувшая ее в шок.

Несмотря на свою негативную реакцию, Вдовствующая Императрица не стала игнорировать сигнал и начала проверять сведения. Заодно поручив собрать досье на этого странного генерала. Дальше, по мере вскрытия новых фактов, объем проверок увеличивался, а их результат начал все сильнее вгонять Марию Федоровну в отчаяние. Ведь если и не все, то многое из сказанного оказалось правдой…

Тут надо пояснить ее роль в жизни России последние два десятилетия.

Дело в том, что Александр III, если верить дневникам его детей и близких, не отличался какими-либо особыми волевыми качествами. Мягкий, покладистый, веселый и добродушный домашний медвежонок внушительных таких размеров. И, скорее всего, он довел бы страну «до ручки» точно так же, как и его сын, если бы ни его супруга, крепко державшая в своих крошечных кулачках не только его яйца, но и всю Россию. Никто никогда не готовил ее руководить страной, никаких подходящих знаний для того она не получила. Она же дама. Ей такое в те годы было невместно. Но ее супруг оказался настолько недееспособен, что волей-неволей Минни пришлось взвалить эту тяжелую ношу на свои хрупкие плечи.

Александр III умер, уступив престол своему старшему сыну – Николаю. Такому же слабому, но доброму, мягкому и порядочному человеку, как и он сам. Одна беда – с женой Николаю II не повезло. Его возлюбленная Алиса, известная так же как Александра Федоровна, был красива, властна, сильна духом, но еще меньше приспособлена для управления государством, чем Мария Федоровна. Не дура, но ум совсем другого полета. Вот августейшей мамаше, несмотря на уже немалый возраст, и пришлось тянуть лямку фактического руководства дальше. Да не в былом ключе, а с кучей трудностей, вызванных откровенной враждой с невесткой из-за борьбы за влияние на Николая. Александре Федоровне совсем не хотелось находиться в тени своей свекрови.

Но, несмотря ни на что, Мария Федоровна продолжала упорно действовать в интересах России. В той мере, в которой они отвечали пользе, прежде всего, ее детей. Именно она, в сущности, была главным идеологом и локомотивом проекта Транссибирской железной дороги. Именно она стремилась вывести Россию на рынки Кореи и Китая, дабы спровоцировать мягкую индустриализацию. Без революций, без потрясений, без ограбления своего народа. Она была очень мудрой и ловкой женщиной с поистине железной волей. Собственно, по этой причине Куропаткин и обратился к ней как к тому человеку в доме Романовых, который действительно мог бы поспособствовать пресечению заговора. И не только его. Классического образования ей остро недоставало, особенно в прикладных областях. Однако живой ум позволял пусть и поверхностно да с советниками, но разбираться в очень многих вопросах.

Но время.

Служанка робко постучалась, напоминая о встрече. Вдовствующая Императрица отложила в папку бумаги, которые изучала и вышла в соседнюю комнату, где был уже накрыто к чаю, а ее доверенный человек Сергей Юльевич Витте стоял у дверей.

- Рада вас видеть, - бесцветно произнесла уставшая Мария Федоровна, жестом отпуская служанок и позволяя председателю кабинета министров услужить ей со стулом. – Вы сделали то, что я вас просила?

- Конечно, - кивнул Витте.

- И?

- Деньги, доставленные Куропаткину, были получены в ломбардах столицы. Они не такое и анонимное место. Один ловкий мужчина там заложил «наследство бабушки», оказавшее на проверку драгоценностями, принадлежащим Великим князьям. Некоторым. Владимиру Александровичу, Николаю Николаевичу, Михаилу Николаевичу и другим.