24 июня 1904 года, вблизи островов Эллиот

Июнь 1904 года стал в Порт-Артуре месяцем грандиозных потрясений.

10 июня контр-адмирал Витгефт вывел эскадру на прорыв во Владивосток. Но, заметив на горизонте противника, развернулся и с чистой совестью вернулся на базу. Куда же военному флоту идти? Там же враги!

Генерал Куропаткин, державшийся в стороне от дел своих соседей в Порт-Артуре и уж тем более моряков, не выдержал и таки воспользовался этим промахом. Ему ведь требовалось участие флота в предстоящем деле. Можно и без него, но гораздо хуже. Поэтому, вытащив адмирала Алексеева из Харбина, насел на него, убеждая подписать план военной операции.

Надо сказать адмирал сопротивлялся.

Причина проста. И если по сухопутной составляющей, в которой он ничего не смыслил, вопросов не было, да и Куропаткин смело брал на себя любую ответственность. Так что, никаких сложностей в этом плане не имелось. А вот по морской части в представлении адмирала предлагался форменный ужас. Дошло даже до криков, что Куропаткин сумасшедший, который сует свой нос не в свое дело и так далее.

Но обошлось. Адмирал все подписал и в подавленном настроении удалился в Харбин. Причина к тому была самая, что ни на есть, веская. Оказалось, что его любимчик контр-адмирал Витгефт та еще сволочь. Во всяком случае, таковым его выставил Куропаткин, сославшись на то, что он вместе с ним работал на одних и тех же кураторов, а Алексеева тот просто использовал для достижения своих целей. А потом, достав заранее подготовленную бумажку, начал радовать адмирала деталями. Правильная подача информации имеет очень большое значение, поэтому уже через полчаса адмирал Алексеев был уверен в том, что Витгефт умышленно позволил японцам в начале войны уничтожить крейсер 1-ого ранга «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец», а канонерскую лодку «Манжур» принудить к интернированию. Да и вообще – действовала «эта сволочь» исключительно в интересах японцев. Например, совсем недавно, десятого июня, вместо выполнения приказа саботировал его, вернувшись в Порт-Артур под надуманным предлогом. «Даже не попытавшись». Ну и так далее, и тому подобное.

Алексеев, когда убедился, пришел в ярость. Он так ценил Витгефта, так ценил…. Что тем же вечером приказал разоружить и посадить его на гауптвахту, где и дожидаться трибунала. И никакие заслуги не помогли. Ничего не помогло.

В сущности, может быть, Алексеев и не воспринял так остро заявления Куропаткина. Кто он ему? Бывший враг и временный союзник? Но после того странного разговора в апреле, Алексеев начал самым пристальным образом следить за ним. И, в отличие от Великих князей, курировавших Алексея Николаевича из Санкт-Петербурга, адмирал-то сидел здесь же, на Дальнем Востоке, а потому и возможностями обладал не в пример большими. Это позволило ему довольно быстро установить факт интенсивной переписки между Куропаткиным и Марией Федоровной, что говорило о многом. Вряд ли Вдовствующая Императрица обменивалась бы многостраничными письмами с генералом из чуждого ей лагеря. Да и вообще – слишком много всего говорило о том, что Куропаткин не только перешел из одного лагеря в другой, но и его там вполне приняли. Алексеев даже заподозрил, что Алексей Николаевич специально вошел в сношения с бунтовщиками, чтобы сдавая их стать полезным. Какой же из этого он сделал вывод? Правильно. Он постарался войти в кильватер Куропаткина и следом проскочить в самый влиятельный политический клан Российской Империи. Он же ни к какой крупной политической группировке не принадлежал, что считал большим упущением. Поэтому, узнав, что Витгефт им попользовался для достижения своих целей, отреагировал не столько эмоционально, сколько конъюнктурно. То есть, с размахом и огоньком.

Так что, уже двенадцатого июня в Порт-Артур пришел шифрованный приказ , вызвавший натуральное «потрясение основ». Витгефта арестовали словно изменника, прилюдно. Но этим не ограничились и знатно потрясли эту яблоньку с переспевшими яблоками. На землю полетело много излишне нерешительных и несамостоятельных «плодов». А вместе с тем, поперек старшинства были произведены кое-какие назначения и повышения.

Старшим флагманом эскадры стал Вирен, произведенный той же депешей в контр-адмиралы. Самоуправство, конечно, но согласованное телеграммой с Императором. Николай II мог бы и неделю, и другую тянуть с этим делом, размышляя о глубоко духовной природе нервных окончаний кузнечика в изморозь у Приамурья, но Куропаткин подключил тяжелую артиллерию – Марию Федоровну. Так что, уже на следующий день пришла телеграмма от Императора, в которой он утверждал все движения флотского «топ менеджмента» на указанной лужайке.

Почему Вирен? Куропаткин это объяснил Алексееву просто и доходчиво.

Классический служака прусского типа. Придирчивый педант, поборник порядка и дисциплины, он не отличался особенной инициативой, но для задуманного дела подходил чуть более чем полностью. Ведь он был до крайности исполнительный и ответственный. До тошноты. До ненависти среди подчиненных. Этакий «хер майор» из кинозарисовки «Железный капут» юмористического киножурнала «Каламбур». Только натуральный, живой. Сам ходит, сам шевелится, раздавая нерадивым «Дранкелям» и «Жранкелям» трындюлей. Иными словами человек сложный, но крепкий. Впрочем, никто другой и не справился бы с реализацией задуманного. Вот Алексеев, хоть и не любил Вирена, но согласился с этой кандидатурой.

Адмиральский шторм отгремел. Назначения прошли. И все наличные военно-морские силы Порт-Артура стали готовиться к крупномасштабной операции. Хотя, конечно, в это никто не верил. Большая часть личного состава считала, что Вирен тупо выслуживается, стараясь оправдать повышение и назначение. Поэтому, когда вечером 23 июня на всех подготовленных к операции судах выстроили экипажи и зачитали обращение Алексеева, народ оказался шокирован.

«Моряки!

Измотав японцев в тяжелых оборонительных боях, генерал Куропаткин перешел в контрнаступление под Ляояном и обратил в бегство вдвое превосходящего противника! Захвачены богатые трофеи, в том числе пушки, пулеметы и боеприпасы без счета. Следом генерал-майор Ренненкампф, командуя кавалерией Маньчжурской армии, атаковал гарнизон Инкоу и овладел им в считанные часы. Попутно его КАВАЛЕРИСТЫ взяли на абордаж две канонерские лодки, контрминоносец, три номерных миноносца и семь пароходов.

На текущий момент, совершив стремительный марш-бросок из Инкоу, кавалерия Маньчжурской армии атаковала Цзиньчжоу. Генерал-майор Кондратенко, командуя гарнизоном порта Дальнего, предпринял встречное наступление, не позволяя японцам снять с южных рубежей основные силы и выбить лихих кавалеристов из Цзиньчжоу.

Славные дела русского оружия! И негоже морякам нашим отсиживать по углам и хворать от «Севастопольского недуга». А посему приказываю выступить всеми доступными кораблями, способными вести бой, и атаковать японский флот на его базе у островов Эллиот. И сделать это на рассвете 24 июня!

Сражаться самым решительным образом! До последней крайности! Стрелять из пушек и бить самоходными минами, а коли потребуется, то и на таран идти без колебаний и смело сваливаться в абордажные схватки! Тем же, кто утонет, выбираться на сушу и атаковать береговые команды японцев в свободном порядке!

Ни одна канонерская лодка не должна выйти к Цзиньчжоу! Ни один японский моряк не должен уйти без должной «ласки» и обихода!

Адмирал Алексеев»

Надо заметить, что моряки были обескуражены многим в этом послании. Тут и неожиданная для всех решительная военная операция. И не прорыв во Владивосток, что допускалось, а атака. Да, к некой операции готовились все эти дни, но никто не верил, что руководство на нее решится. Огонька добавлял и стиль изложения, нежно переплетающийся с воспоминаниями о публичном аресте Витгефта. Еще более суровой и весьма обидной оказалась новость о том, что КАВАЛЕРИСТЫ брали японские корабли на абордаж. Немыслимо! Невероятно! Ну и в качестве вишенки на торте оказалось требование утонувшим продолжать атаку. Дескать, даже не надейтесь! Если вас убили, пользуйтесь моментом и заходите с другого фланга! Очевидная ошибка, которую не рискнули проигнорировать, но прозвучало это как-то мрачно и в какой-то степени даже завораживающе…