28 марта 1904 года, недалеко от Ляояна

Ординарец тихонько постучался. Не услышав никакого ответа, осторожно приоткрыл дверь купе и уставился на Куропаткина, который с каким-то одуревшим видом осматривал все вокруг… сидя на полу.

- Упали, Ваше Превосходительство?

Вместо ответа Алексей Николаевич устремил свой взгляд на ординарца и что-то бессвязно промычал.

- Устали от трудов праведных? – Сочувственно произнес ординарец. - Эх! Это мы сейчас поправим! Сейчас рассольчику выпьете, и сразу полегчает!

Куропаткин попытался встать, опираясь на сиденье, но руки подвели его и он брякнулся опять на попу, неудачно щелкнув подбородком о покрытую деревом металлоконструкцию.

- Э-э-э-х, Ваше превосходительство! Ну что же вы? В столь немалых годах уже и поберечь себя можно! Ну, зачем же так самоотверженно? Давайте я вам помогу. Вот. Вот так. Вот, извольте откушать, - протягивая стакан рассолу, произнес ординарец и, несмотря на вялые протесты, помог его испить. Залил насильно, то есть.

Так начинался первый день Алексея Николаевича в новом мире…

Последнее что он помнил – нарастающий гул, стремительно приближающегося автомобиля. Удар? Наверное, он был. Но Алексея Николаевича Орлова – тезку Куропаткина, размазало в тонкий блин быстрее, чем он успел испугаться.

Шмяк.

И он уже открывает глаза в железнодорожном вагоне со странного вида обстановкой. Натуральный винтаж с немалой претензией на вкус и стиль. А голова… она, казалось, вот-вот расколется от чудовищного вихря разнообразный воспоминаний, что безумным роем пьяных пчел лезли во все щели. Глаза открыть было больно. Ориентироваться в пространстве толком не удавалось. Про то, чтобы подняться самостоятельно и речи не шло. А тут еще этот чертов ординарец со своим рассолом…

Вагон поскрипывал и покачивался, отсчитывая стыки рельсов.

Тук-тук, тук-тук.

Прошел час.

Мысли улеглись. Немного. Хотя голова все еще гудела. Но Алексею Николаевичу не стало легче ни на йоту. Скорее наоборот. Пришло понимание ситуации. Страшной. Чудовищной. Безнадежной.

Он умер. Это было очевидно. После такого столкновения с автомобилем только терминатор бы смог выжить. Но, вместо того, чтобы исчезнуть, попасть в ад или переродиться в баобабе, он оказался в этом теле. Дышал. Чувствовал. Шевелился. Мыслил. И все бы ничего. Да вот только тело было не его и хозяин, судя по ощущениям, оставался на месте. Просто смутился, испугался и забился в угол.

И что делать дальше? Ведь старик, как придет в себя - житья не даст. И его, между прочим, командовать войсками направили. Очень своевременно генерал получил раздвоение личности. Командир-шизофреник, что может быть лучше?

Кроме того, Алексей Николаевич ясно и четко понял, что его жизнь закончилась. А этот бородатый перрон – временная остановка, на которой он вряд ли задержится надолго.

Зачем он сюда попал? Кому это было нужно? Совершенно очевидно, что случайность в данном вопросе можно смело исключать. Почему? Допустим вселение сознания после смерти в тело своего биологического вида. Сколько особей этого вида за последние сорок тысяч лет народилось? Под сотню миллиардов, плюс-минус. Так почему же он вселился именно в Куропаткина, да еще в такой момент? Почему не в дикаря-туземца из Палеолита за секунду до пожирания того саблезубым тигром? Тут явно был чей-то умысел. Вопрос, только в том, чей и какой.

Алексей Николаевич привел себя в порядок и закурил, уставившись куда-то вдаль, что простиралась за грязным окошком. Свежие воспоминания пугали. Сильно. Потому что старый владелец этого тела был замешан в ТАКИХ делах, что и не пересказать.

Например, среди прочих, он готовил великие потрясения в России. Бывший Военный министр трудился над этим проектом вот уже почти десять лет. И не он один. Впрочем, здесь и сейчас, от него требовалось только одно – завершить начатое и как можно более красиво проиграть войну. Ну и денег добыть для нужд проекта, факультативно, под шумок.

От осознания того, в какой кошмар он влез, Алексей Николаевич нервно дернул головой, словно Мюллер в старом советском сериале. Эта гнилая роль откровенно его раздражала. Старый же владелец тела, почувствовав эту волну негатива к своему делу, попытался убедить гостя в своей правоте.

Завязать внутренний диалог. Но не тут-то было.

Алексей никогда не испытывал теплых чувств ко всяким социально-политическим потрясениям. Он твердо знал, что каким бы плохим не был режим, все эти уголовники, что с наганом в руках рвутся к власти, никого и никогда до добра не доводили. Обычно все заканчивается морем крови и разрухой, которую потом десятилетиями нужно восстанавливать. Зрелость в таких вещах к нему пришла довольно рано.

Поэтому, желая смутить своего «сокамерника» по бородатому телу он постарался вспомнить все наиболее грязное и отвратительное, что когда-либо видел и слышал о всякого рода революционерах в Отечестве. Например, поднял воспоминания из фильма «Чекист ». Череду расстрелов обнаженных людей, чья вина заключалась лишь в том, что они родились не у тех родителей. Классовые враги. Потом добавил дивными образами бортовых грузовиков, заваленными тушами людей сваленных кое-как. Прошел по другим наиболее грязным и отвратительным эпизодам контрреволюционной пропаганды. И завершил квинтэссенцией – сценкой из фильма, где революционеры добивают штыками визжащих и перемазанных кровью Великих княжон.

Орлов утрировал, сознательно вымарывая любые светлые аспекты из революционных потрясений. Но давать зацепки и какие-то ненужные надежды своему «сокамернику» он не хотел. Русский бунт, бессмысленный и беспощадный. Он был подан во всей своей красе, заставив Куропаткина заткнуться и забиться куда-то в дальний угол. Не такое будущее он рисовал в своих мечтах…

Зачем Орлов так поступил с Куропаткиным? Ясное дело – чтобы задушить к чертям все эти благодушные глупости. Жить в одном теле, пусть и недолго, желательно сообща. Хотя бы согласуясь в главном. И это помогло. Заодно и самого Орлова привело в чувство. Ведь по всему выходило, что ему предстояло разгребать всю ту кровавую кашу, что тщательно подготавливали заговорщики. А заодно еще и японцев бить.

Задачка…

Стук в дверь.

- Войдите, - сухо произнес обновленный Куропаткин, решительно смяв окурок в пепельнице.

- Ваше Превосходительство! – Сообщил вполне довольный жизнью ординарец. - Мы прибываем в Ляолян.

2 апреля 1904 года, Ляоян

Куропаткин вышел 28 марта из вагона практически в чистое поле.

Для приезда командующего армией не готово было ничего. Вообще.

Этот небольшой провинциальный городок неказист, однако он стоял на пересечении железнодорожной магистрали КВЖД  и большой грунтовой дороги, уходящей в Корею. Стратегически важное, можно даже сказать, ключевое место. Не требовалось большого ума, чтобы оценить его значимость и заранее подготовиться. Однако это сделано не было.

Для размещения войск и армейских складов не было помещений. Только скудный жилой фонд обывателей, емкость которого для «армейских квартир» была ничтожна. Городок-то маленький. Тут даже дивизию не поставишь с относительным комфортом. Считай – завози солдат да сажай в чистом поле. Как брюкву. Но это ладно. Это терпимо. Однако подходящих помещений не было даже для структур штаба армии. До смешного. Разве что уважаемых людей города со скандалом выгонять на улицу. Не удивительно, что Куропаткин в реальной истории только глубокой осенью занялся развертыванием организационной структуры армейского штаба, уже отступив к Мукдену. А до того решал все дела «на коленке», то есть, сидя в своем вагончике. Прекрасное же оправдание. Не в палатках же штабисты сядут, в самом деле?