В расположение Восточного отряда Маньчжурской армии командующий прибыл еще 15 апреля незадолго до начала первой крупной сухопутной битвы этой войны. И сразу же занялся делами.

- Ну что же, - доброжелательно произнес генерал, обращаясь к Засуличу. – Пойдемте, осмотрим ваши позиции. Японцев не видно?

- Как не видеть? Видно, конечно. Снуют на берегу. Но все без воинского обмундирования. Так что огня не открываю, чтобы чего не вышло.

- Вот как? Прямо-таки и снуют? Хм. Полюбопытствуем…

С этой непринужденной беседой, последовавшей сразу после штатного обмена любезностями, и начался визит командующего в расположение Восточного отряда Маньчжурской армии.

Уделил свое любопытство тылам. То есть, размещению войск и их обеспечению. Посмотрел. Ничего не сказал. Обычное головотяпство интендантской службы и нераспорядительность старшего комсостава. Но не так чтобы и совсем плохо. Терпимо. Удовлетворительно с натягом. Можно было бы и поиграть в самодура да разнос устроить, но он не стал. Да и зачем? Через несколько дней отходить. А минимум все-таки имелся.

Выехали на позиции.

И тут Куропаткин дар речи потерял. И было от чего.

Генерал-лейтенант Засулич предполагал вести бой в поле по схеме «как есть». То есть, никаких работ по возведению полевой фортификации и огневых позиций не вел. Да, разместился с умом. Но он даже пушки выкатил на прямую наводку. А значит, что? Правильно. Подавят их очень быстро с началом боя. Особенно если канонерки японские подойдут.

«Гастелло хренов» - пронеслось у Куропаткина в голове, однако, вслух подобного не высказывал, понимая, что времена современных полевых фортификаций еще просто не пришли. То есть, генерал-лейтенант действовал хоть и неверно, но в рамках действующего устава. Другой вопрос, что шестидесятилетний старик был довольно растерян и нерешителен. После получаса разговора стало ясно – он и даже и не думает о том, чтобы упорно сражаться. Отступить в порядке – вот предел его мечтаний. Почему? Не секрет. От него не скрылось то странное положение дел, что имело место на Дальнем Востоке, и он не знал к какой партии примкнуть. Слишком все было неопределенно и странно.

- Никто и никогда, друг мой, - разрешил его терзания Куропаткин, - не был наказан за выполнение приказа. Поэтому я и прибыл сюда, дабы снять с вас всякую ответственность. Не переживайте, все свои приказы я буду отдавать вам в письменном виде. Доверие просто так не появляется. Тем более – сейчас, в этой нервической атмосфере.

Обходить этот вопрос и пытаться лавировать со старым генерал-лейтенантом он не видел смысла. Опытный вояка был не при делах и просто не понимал, как поступать. А ему для успеха в войне требовались люди, готовые выполнять приказы. Просто и решительно без какой-либо задней мысли.

После чего они перешли к более насущным делам.

Времени оставалось мало, поэтому приходилось импровизировать.

Восточный отряд Маньчжурской армии к 15 апреля 1904 года насчитывал около двадцати тысяч бойцов, треть из которых было кавалеристами. При них имелось пятьдесят два орудия и все восемь пулеметов, которыми располагала Русская Императорская армия в Маньчжурии. Громоздкие, неудобные ранние пулеметы системы Максима больше напоминали легкие пушки, чем пулеметы. Однако именно они вызвали у Куропаткина наибольший интерес. Он даже не смог побороть у себя многозначительную усмешку на все лицо, когда их увидел.

Историю он знал не очень хорошо и конкретно в деталях и событиях Русско-Японской войны 1904-1905 года разбирался плохо. Однако, прокатившись по позициям правого берега реки, он, вводимый в курс дела, без особенного труда нашел прекрасный участок для атаки японцев. А именно мелководье, позволяющее форсировать реку вброд даже пехотным отрядам. Во всяком случае, казаки, обследовавшие данные позиции, без проблем показали несколько мест с удобным подходом к воде и комфортными глубинами.

Собственно, здесь и находилось слабое место всей обороны Засулича. На других участках японцы были вынуждены использовать плавательные средства, подводя их под огнем в воде. Что не давало возможности обеспечить должной массовости в натиске. То вот здесь, в этом рукаве реки, имелась прекрасная возможность для масштабного наступления больших воинских отрядов без каких-либо вспомогательных средств.

Наступило утро 18 апреля 1904 года по старому стилю.

Восточный отряд Маньчжурской армии количественно и качественно не изменился. Все те же устаревшие 87-мм полевые орудия образца 1877 года, ранние пулеметы Максима, винтовки системы Мосина и револьверы Нагана. Вот только изменилось их расположение и применение.

Всего за пару суток вся пехота сумела пусть плохонько, но окопаться. Две-три жиденькие нитки эрзац траншей протянулись вдоль расположений четырех стрелковых полков в зоне непосредственного соприкосновения с противником. А вместе с тем удалось отрыть и относительно удобные пути отхода из них в тыл под прикрытие пятого полка. Тот, рассеявшись, занял наиболее благоприятные высоты, откуда можно было огнем прикрывать отступление первой линии. И тоже окопался.

Артиллерию же просто убрали с прямой наводки. Дарить ее врагу Куропаткин посчитал излишней щедростью.

И вот, ровно в пять утра свыше полутора сотен японских орудий  открыли огонь по русским позициям, старательно причесывая их шрапнелью. Но особого эффекта достигнуто не было. Пехота сразу вжалась в свои траншеи, а новое расположение русской артиллерии японцам пока нащупать не удалось.

Шума много – толку мало.

Но этих деталей в штабе генерала Куроки не знали. Впрочем, там и о прибытии Куропаткина на Ялу тоже пока не слышали. И действовали по заранее утвержденному плану.

В шесть часов утра японцы перешли в общее наступление.

Русские позиции молчали.

Стрелковые полки не спешили открывать огня, продолжая находиться под густым шрапнельным дождем. А артиллеристы ждали отмашки сигнальщиков.

- Почему они не стреляют? – Удивился британский офицер Ян Гамильтон, состоявший при генерале Куроки военным агентом. Командующий 1-ой армией промолчал. Его этот вопрос волновал не меньше. Поведение русских выглядело в высшей степени странным. - Может быть они отошли? – Не унимался англичанин. – Могли же узнать, насколько серьезные силы подходят к ним и отойти без боя… - Японец же лихорадочно пытался сообразить, перебирая в голове все донесения последних дней. Наоборот. По словам наблюдателей, русские полки вели последние два дня земляные работы, укрепляя свои позиции. Как после такого отходить? Странно.

Но вот к рукаву реки, отделяющего крупные острова от правого берега Ялу, вышли команды с плавательными средствами. Различными лодками. Спустили их на воду. Стали загружаться, радуясь своему счастью. Ведь ожидалось, что все это проделывать придется под огнем неприятеля. И тут вдали загрохотало – это артиллерийские орудия. Расположенные на закрытых позициях, они открыли огонь по заранее произведенным счислениям. В практике Русской Императорской армии таких приемов не использовалось в полевых сражениях. Этот метод ведения боя был нормой только в осадных делах и обороне крепостей. Впрочем, Куропаткина послушались. Да и как не послушаться, коли тот письменный приказ «накатал». Так что все артиллеристы еще 16 апреля покинули открытые позиции и занялись подготовкой к новому делу. Их, конечно, учили, но когда это было? Да и не нужные в полевой артиллерии знания выветрились у большинства. Приходилось коллективно восстанавливать по обрывкам. Это оказалось не по душе многим, но что делать? Письменный приказ командующего – не шутка, тем более что Алексей Николаевич написал его так, что разночтений при всем желании не получалось. Против такого аргумента не попрешь. Вот и занялись.

Понимая, что предугадать планы японцев в деталях невозможно, вся зона предполагаемого боя была разбита на квадраты. Артиллеристы провели расчеты для наведения в каждый из них. А сигнальщики с цветными флажками обеспечили оперативную корректировку. Ведь пушки пришлось отодвинуть от позиций на три-четыре километра и иначе не поступить. Систему же флажных сигналов Куропаткин был вынужден делать на коленке, благо никаких особых требований она не предъявляла…