Итак, согласно Канту, мы имеем право обращаться с другими людьми как со средством, но — и это самое главное — не только как со средством.

Не менее важна для практического императива идея беспристрастности. Любой человек заслуживает того, чтобы в нем видели не только средство, но и цель. Это верно как для вас, так и для всякого другого. Например, если ваши отношения с партнером складываются таким образом, что вы цените себя лишь потому, что содействуете целям этого человека, то вы рассматриваете себя исключительно как средство, но не как цель. А с точки зрения практического императива это совершенно недопустимо — точно так же, как использовать других только в качестве средства, забывая о присущей им внутренней ценности.

Итак, основная идея практического императива — это идея беспристрастности. Все мы заслуживаем равного к себе уважения: и как цели—в–себе, и как средства, способствующие реализации намерений других людей.

Таким образом, Кант создает систему нравственности, основанную на понятиях последовательности и беспристрастности. Нравственность немыслима без последовательного отношения к другим людям, а это, в свою очередь, требует от нас полной беспристрастности: каждый человек заслуживает равного к себе уважения, будучи не просто средством, но и целью—в–себе.

Еще один способ раскрытия основополагающих концепций последовательности и беспристрастности неразрывно связан с теорией нравственности, известной как утилитаризм. Среди наиболее известных приверженцев этой теории мы можем назвать английского философа восемнадцатого века Иеремию Бентама и английского философа девятнадцатого века Джона Стюарта Милля. Утилитаризм во многом отличается от системы Канта. Основное отличие состоит в том, что утилитаризм ставит во главу угла последствия наших поступков. Согласно этой теории, нравственность или безнравственность поступков определяется исключительно последствиями, к которым приводят наши действия, и ничем более. Кант же, напротив, был деонтологистом: с его точки зрения, нравственность или безнравственность поступка определяется лежащим в его основе принципом действия — иначе говоря, намерением, приведшим человека к совершению данного поступка. Наверняка вы слышали утверждение: «Дорога в ад устлана благими намерениями». Так вот: утилитаристы с этим бы согласились, а Кант — ни за что.

Но, несмотря на значительную разницу между двумя теориями, обе в значительной степени опираются на понятия последовательности и беспристрастности. Правда, для сторонников утилитаризма понятие беспристрастности несколько отличается от того, каким привыкли оперировать деонтологисты. Большинство классических форм утилитаризма исходит из предположения, которое берет свое начало в концепции гедонизма, а именно: наша конечная цель — это счастье. В основе такого предположения лежит идея о том, что счастье — единственное, чего мы на самом деле добиваемся, тогда как все остальное (деньги, дома, машины, друзья) нужно нам лишь постольку, поскольку мы считаем, что это может сделать нас счастливыми. К счастью же мы стремимся не потому, что это поможет достичь нам какой—то иной цели — оно просто необходимо нам, необходимо само по себе. И потому гедонисты утверждают, что счастье — наша конечная цель, единственная вещь, обладающая внутренней ценностью. Ценность же других вещей мы можем определить лишь как вспомогательную, ибо они не более чем средство к достижению счастья. В этом заключается главный принцип гедонизма — системы взглядов, берущей свое начало в Древней Греции.

Эту гедонистическую идею утилитаризм выводит на социальный план, из—за чего его нередко называют общественным гедонизмом. Допустим, мы решили, что счастье — наша конечная цель, то единственное, что обладает внутренней ценностью. Оно стоит для нас на первом месте. А вот чье это счастье и когда оно должно прийти — это, можно сказать, дело десятое. И потому, согласно утилитаризму, мы просто должны стараться наполнить наш мир счастьем. В этом заключается наша главная цель, по сравнению с которой все остальное второстепенно.

Таким образом, счастье каждого отдельно взятого человека не более и не менее важно, чем счастье любого другого человека. И потому в любой ситуации нравственно оправданным будет такое поведение, которое поможет сделать счастливыми как можно больше людей.

Та же идея находит свое отражение в словах знаменитого утилитариста Иеремии Бентама: величайшее благо для максимального количества людей. Все наши действия должны быть направлены на то, чтобы счастье стало уделом возможно большего количества людей.

Не менее важна для утилитаризма и идея беспристрастности. Счастье — вот цель и смысл всех моих поступков. Но чье это будет счастье — мое или ваше, — не столь уж важно.

Наши представления о нравственности неразрывно связаны с понятиями последовательности и беспристрастности. Неудивительно поэтому, что тема эта прошла красной нитью во многих научно—философских фильмах, включая снятый в 1996 году боевик Роланда Эммериха «День независимости». Многие из тех, кто смотрел этот фильм, считают его просто потрясающим. Однако есть немало тех, кто с полным правом назвал бы эту патетику ложной. Возьмем в качестве примера сцену, в которой умирает жена президента.

Надо сказать, я и сейчас не могу вспоминать ее без некоторой доли раздражения. Вообще—то, жена президента умирает большую часть фильма — после увечий, полученных в вертолетной катастрофе. Но при этом она умудряется обойти едва ли не полстраны, попутно изливая свои слащавые поучения на подружку Уилла Смита (а заодно и на нас). Однако заключительная сцена в военном госпитале превосходит все остальные по своей тошнотворной неискренности. Мне кажется, без нее можно было прекрасно обойтись.

Но тут перед нами встает на редкость интересный вопрос: насколько безнравственно поступают чужие (в данном случае — инопланетяне), пытаясь разграбить нашу планету и уничтожить нас? Попытка ответить на этот вопрос поможет нам лучше понять значение последовательности и беспристрастности в нашей системе моральных ценностей. Эту же проблему мы могли бы разобрать и на примере замечательного фильма Пола Верхувена «Звездный десант» (1998). Эта лента являет собой великолепный образец общественно—политической критики. Люди, которых мы с полным правом могли бы назвать фашистами, атакованы доселе мирными жителями Клендата — планеты насекомых. Обычная история человеческой экспансии — попытка утвердить свое существование на территории громадных насекомых, которые предпочитают обособленный образ жизни. Борясь против инопланетных захватчиков, аборигены изменяют орбиты астероидов и направляют их прямо к Земле. Не стоит врываться на планету, даже если ее обитатели пошли попить пивка. Кто прав и кто виноват в этом фильме? Кто знает… Однако те же стандарты последовательности и беспристрастности могут помочь нам дать правильную оценку ситуации.

Но, как бы ни хотелось мне порассуждать на тему «Звездного десанта», придется все же отказаться от этой мысли — иначе получится, что мы посвятим Верхувену целых три главы! И потому вернемся к «Дню независимости», значительно уступающей по своим качествам картине Верхувена.

На Землю вторгаются инопланетяне — назовем их чужаками. Захватчики обладают высокоразвитым интеллектом, однако не блещут нравственными достоинствами. По Вселенной они передвигаются на кораблях—городах, каждый из которых — размером с маленькую планету. По образу жизни эти существа напоминают космических викингов: они странствуют по Вселенной, высаживаясь на встречные планеты, и полностью опустошают их. Если же обитающие на этих планетах существа пытаются сопротивляться, их просто уничтожают. Затем чужаки вновь пускаются в путь. Вот так они бродили от планеты к планете, извлекая оттуда природные ресурсы, которые могли бы принести им пользу, пока наконец не добрались до Земли.