Он не мог даже сказать достигали ли цели большинство из них, а тем более нанесли ли они повреждения, но он крепче встал на ноги и занял твердую позицию, подкрепленную поддержкой задних рядов.
Другие были не столь удачливы. Шипастый посох шамана ударил и разорвал шею ближайшего легионера, как какая-то ужасающая разновидность пилы. Другой нырнул за свой щит только для того, чтобы кривое острие серповидного меча пронзило его шлем и вместе с черепом.
Еще одного легионера вытащили из стены, схватившись за его щит, на растерзание трем завывающим шаманам в их мантиях из человеческой кожи.
Вороны Битвы продолжали твердо стоять несмотря на потери, и атака канимов обрушивалась на них в свирепых попытках сломить их, с ревом подобным приливу кровавого моря, бесплодно разбивающемуся о камень скал.
Каждый раз, когда люди падали, их собратья по когорте лишь увеличивали давление вперед со всей силой, слаженностью и боевым мастерством, которыми они обладали.
Это было безнадежно. Тави знал это. Скала может противостоять океану какое-то время, но мало-помалу океан разрушит ее, это было просто вопросом времени. Вороны Битвы могли остановить атаку на проход, но Тави знал – им не сдержать огромного числа канимов на мосту дольше нескольких минут.
Неожиданно Тави оказался сражающимся рядом с Шульцом. Молодой центурион наносил быстрые, свирепые, мощные удары своим гладием, обрушившись на шамана и двух рейдеров четырьмя точно рассчитанными ударами, пока не поплатился за свою доблесть, поскользнувшись в крови своих врагов и вывалившись вперед из строя. Тут же другой каним замахнулся копьем вниз в незащищенную шею Шульца.
Тави не колебался. Он повернулся и нанес поверх опускающегося древка копья единственный, жесткий удар, оставив весь свой левый бок открытым для шипастого посоха шамана, стоявшего с пеной у рта перед ним. Он видел удар канима уголком своего глаза и понял, что никогда не сможет парировать или избежать смертоносного оружия.
В этом не было нужды.
Легионер слева от Тави выступил вперед, отбив посох в сторону своим щитом, и нанес легкий угрожающий удар в голову Шамана, заставив того отскочить назад, чтобы избежать его.
Это была не большая задержка, но достаточная, чтобы Шульц успел восстановить свое равновесие. Он и Тави быстро вернулись в строй, и сражение продолжилось.
Дольше.
И дальше.
Руки Тави горели от напряжения из-за использования щита и меча, все его тело дрожало от изматывающей борьбы против наступающего врага. Он понятия не имел, как долго продолжался бой. Секунды, минуты, часы. Это могло длиться сколько угодно. Единственное, что он знал наверняка, это что они должны удерживать свои позиции, пока все не закончится. Так или иначе.
Все больше людей умирало. Тави ощутил обжигающую вспышку на одной щеке, когда канимский серповидный меч скользнул мимо. Каним упал, но казалось их количество совершенно не убывает, и удар за ударом, Тави чувствовал, как поддерживающее давление задних рядов ослабевает.
Неизбежное поражение наступит скоро. Тави заскрежетал зубами в злом разочаровании и вдруг заметил вспышку красного всего в нескольких футах от себя. Сари стоял там, в своих алых доспехах, и Тави увидел, как шипастый посох Шамана обрушился на уже израненного легионера, припечатав того к поверхности моста.
Тави начал мрачно отдавать приказ о наступлении. Единственный, сильный толчок мог привести Сари в пределы досягаемости его клинка, и Тави решил – что бы ни случилось, Сари не покинет мост живым.
Но как только он собрался прокричать приказ, золотистый солнечный свет внезапно залил мост.
За один вздох, смятение обратило сражение в дерганную, неумелую стычку, так как практически все участники в шоке обратили свои взоры к небу.
Впервые почти за месяц золотое солнце сияло над Элинархом, невероятно горячее полуденное солнце позднего лета.
Хотя он знал, что ни за что не будет услышан, Тави закричал:
– Макс!
Крик взлетел на стену позади них, и рыцари стоящие там отозвались на него внезапным воплем огромного усилия, и выпустили на канимов оружие, какого ни один алеранец никогда еще не видел прежде.
Хотя не все Рыцари Воздуха могли хорошо летать, их неумение было скорее вопросом неопытности, чем недостатка сил. Каждый Рыцарь Воздуха обладал значительной мощью для других применений магии ветра, а учитывая, насколько базовыми были необходимые сейчас навыки, рыцарей более чем хватало для выполнения задачи.
Тави мог только вообразить, что происходило сейчас позади него на гребне стены и в небе над Элинархом. Тридцать рыцарей, все вместе, использовали магию для дальновидения подобную той, что обычно используется для наблюдения за объектами на расстоянии.
Однако в отличие от сформированной только между двух рук линзы, эта была огромной, все их фурии работали сообща, чтобы создать дискообразное уплотнение воздуха в четверть мили в поперечнике прямо над стеной, на которой они стояли. Оно собрало воедино весь солнечный свет, искривляя его, собирая в огненный поток энергии всего нескольких дюймов шириной, который устремлялся вниз прямо к Максу.
Тави услышал рев Макса, и его мысленный взор показал ему новый образ – Макс, создающий несколько своих собственных отдельных линз, которые искривляли и направляли свет вспышкой вдоль всей длины склона моста.
Превращая его в оружие. Точно так же как Тави использовал свой осколок изогнутого романского стекла, чтобы разжечь огонь, только… больше.
Жгучая точка солнечного света мелькнула поперёк моста, и там, где она проносилась, рейдеры и Шаманы орали от боли, их кожа обугливалась, а одежда и мех мгновенно вспыхивали.
Тави оглянулся через плечо и увидел на стене Макса, стоящего с высоко поднятыми руками и лицом, выражающим напряжение и ярость. Он закричал, и этот внушающий ужас свет принялся косить канимов, словно пшеницу. Кошмарная вонь и какофония бесконечно отвратительных воплей наполнили воздух.
Свет метался из стороны в сторону, смертельный, точный, и канимам было негде спрятаться. Десятки гибли с каждым тяжёлым ударом сердца Тави – и вдруг ход битвы начал меняться. Просветы в облаках расширились, солнечных лучей стало больше, и Тави показалось, что он видит тень одного человека высоко в воздухе, в центре чистого участка неба.
И, когда атака канимов остановилась от потрясения, Тави снова увидел Сари, не дальше двадцати футов. Шаман ненадолго уставился вверх, потом повернулся, чтобы увидеть, как его армия погибает, сгорает у него на глазах.
Он обернулся с откровенным ужасом на лице, поскольку его решающая атака обернулась безнадёжным поражением. В панике спасающие свои жизни рейдеры топтали своих собратьев и бросались с моста стремясь избежать этого страшного, неожиданного алеранского колдовства. Тем, кто был ближе к следующей стене, удалось вовремя перебраться через неё.
Остальные погибли. Они погибли в огне, на руках своих товарищей, или в зубах голодных морских чудовищ в реке под мостом. Они гибли сотнями, тысячами.
Через считанные секунды, только те канимы, что были ближе всех к алеранской защитной стене и, следовательно, слишком близко к алеранцам, чтобы быть целью, были еще живы. Те, кто пытался бежать, были разрезаны смертоносным лучом Антиллара Максимуса. Остальные, в основном это были шаманы, впали в еще большее неистовство, порождённое отчаянием и неизбежностью смерти.
Тави уверенно уклонился от неистового замаха шипастого посоха, и когда взглянул на Сари, увидел, как каним переводит взгляд с него на небо над головой.
Глаза Сари очистились от раздумий, горя яростью и безумием, и затем он неожиданно взвыл, дугой выгибая свое тело точно так же, как это было накануне.
Сари понимал, что его жизни настал конец, и Тави знал, что у Сари было достаточно времени, чтобы призвать удар молнии еще раз – и Тави был окружен своими собратьями алеранцами. Этот взрыв означал для него, что каждый рядом с ним умрет, точно так же, как все те, кто был в командирской палатке капитана Цирилла, в которую ударила молния Сари.