Когда Принцепс заговорил снова, это был почти шепот, наполненный гневом и горем.
— Я думал, что должен доказать твою невиновность.
Эти слова отразились болью у Фиделиаса внутри, такой же резкой и реальной, как от удара меча.
— Что можешь сказать в свою защиту? — спросил Принцепс.
На мгновение Фиделиас закрыл глаза, затем открыл их и глубоко вздохнул.
— Я сделал свой выбор. И знал о последствиях.
Октавиан посмотрел на него в холодном молчании, и Фиделиас вдруг понял, что балки, которые он видел на палубе Слайва, приготовлены были не для замены сломанной реи.
Гай Октавиан отвернулся и пошел прочь, окостенев от ярости и боли.
Каждый удар его сапог по палубе печатал приговор. Не оглядываясь назад, он сказал:
— Казнить его.
Глава 24
Тави наблюдал, как Магнус и команда палачей покидали судно. Она включала всех Рыцарей Металла на корабле и пару наиболее боеспособных матросов Демоса.
Они забрали с собой бывшего Курсора Фиделиаса и балки для распятия.
— Поверить не могу, — тихо сказал Макс. — Я имею в виду… Валиар Маркус.
— Люди лгут, парень, — сказал Демос. — Особенно о том, кто они на самом деле.
— Я знаю, знаю, — тихо ответил Макс. — Просто… просто удивлен. Он всегда был таким надежным.
— Все в твоей голове, — спокойно сказал Демос. — Он оставался тем, кем он был. Ты — тот, кто сделал его надежным.
Макс взглянул на Тави.
— Сэр, вы уверены?..
Тави поморщился и сказал:
— Макс, он предал моего деда, которому присягнул. Он выдал своего студента, там в Академии, Аквитейнам, чтобы подвергнуть пыткам. Он — единственный выживший из старших Курсоров, который, возможно, передал подробную информацию об организации Кровавым воронам Калара. Я лично был свидетелем, как он убил полдюжины легионеров, защищавших стены, во Втором Кальдеронском, а план, которому он следовал, убил более сотни. Любое из этих преступлений заслуживает казни. А во время войны они заслуживают немедленной казни.
Макс нахмурился и не смотрел на Тави.
— А известно ли нам, может он что-нибудь совершил после того, как стал Валиаром Маркусом?
— Не важно, что он сделал после, Макс, — ответил Тави, абсолютно нейтральным голосом, — он виновен в государственной измене. Есть масса преступлений, при которых Первый Лорд может помиловать. И только одно, когда это совершенно невозможно.
— Но…
Крассус прервал протест брата:
— Он прав, Макс. И ты это знаешь.
Демос скрестил свои руки и кивнул Максу.
— Хорошо, что парень успел совершить кое-что хорошее до того, как его схватили. Это не вернет мертвых. Он выбрал путь убийств. Он перешел грань. Он знал, что может поплатиться своей жизнью за это, — он кивнул в направлении происходящего, — Фиделиас знал это. Он знал, что у Октавиана не будет выбора. И он смирился с этим.
— С чего ты это взял? — спросил Макс.
Демос пожал плечами.
— Когда Магнус раскрыл его, Фиделиас не стал убивать старика. Он легко мог, и, учитывая, что он знал в тот момент, он мог так сохранить свою тайну. Он мог попытаться сбежать до окончания битвы. Но он не стал.
Тави слушал все это без особого внимания. Маркус — предатель.
Маркус, спасший его жизнь несколько дней назад, рискуя своей.
Маркус, приложивший все усилия, чтобы убить членов его семьи.
Не Маркус, поправил он себя. Фиделиас. Не было Маркуса. Никогда не было Маркуса.
Было слишком много лжи. Его голова начала раскалываться. Солнце светило слишком ярко.
— Когда казнь закончится, продолжайте путь, Капитан, — сказал Тави, — я буду в своей каюте.
Он развернулся прежде, чем кто-то успел сказать в ответ, и направился в свою каюту, склонив голову.
Шторы были уже задернуты, в каюте было довольно темно, и он опустился на койку, дрожа от выброса адреналина после битвы.
Всего через несколько мгновений дверь распахнулась и вошла Китаи.
Она пересекла небольшую каюту, впечатывая шаги, и Тави почувствовал, как воздух сгустился, делая их разговор приватным.
— Почему ты ведешь себя как идиот? — воскликнула она.
Тави открыл глаза и уставился на нее.
Она возвышалась над ним, заняв уверенную позицию.
— Чала, у маратов есть слово «дипломатия»?
Ее зеленые глаза просто вспыхнули от нарастающего гнева.
Тави ощутил, как его жар давит, проникает внутрь него.
— Не время шутить.
Тави прищурился:
— Ты не согласна с тем, что происходит с М… с Фиделиасом.
— Я не знаю Фиделиаса, — ответила она. — Я знаю Маркуса. А он не заслуживает этого.
— Может так. А возможно, и нет. Так или иначе, он виновен в измене, таков закон.
— Закон, — произнесла Китаи и сплюнула на палубу, как будто у слова был тухлый привкус. — Он преданно сражался за тебя многие годы.
— Он лгал мне многие годы, — ответил Тави, и в его собственном ответе вспыхнул гнев. — Он предал доверие Империи. Он убил невинных людей, Граждан и преданных соотечественников.
— И рядом с нами, на поле боя, бесчисленное количество раз рисковал своей жизнью, — рявкнула Китаи в ответ.
Тави словно подбросило с кровати, и голос его вырос до рева, такого громкого, что посыпались искры из глаз.
— ОН ПЫТАЛСЯ УБИТЬ МОЮ СЕМЬЮ!
Мгновение они стояли там оба, Тави тяжело дышал. Китаи оглядела его сверху вниз, потом медленно подняла бровь.
— Безусловно. Ваше суждение явно не предвзято, Ваше Высочество.
Тави уже открыл рот, чтобы возразить, затем принудил себя остановиться.
Он снова опустился на койку, все еще тяжело дыша. И просидел так целую минуту.
Затем он снова взглянул вверх, на Китаи и сказал:
— Да. Он причинил боль лично мне. Но то же он сделал и многим другим людям.
Даже если бы закон и не предусматривал казни, это было бы формой правосудия, быть приговоренным теми, кого обидел.
— Нет, — сказала Китаи. — Это было бы излишне бюрократизированной формой мести.
Она помолчала и добавила, с оттенком мрачного юмора:
— Что, как я понимаю теперь, действительное описание алеранского права, применительно к любому случаю.
Тави потер лоб ладонью.
— Так должно быть. Если бы он сбежал, я бы его отпустил. Но он этого не сделал.
— Поэтому ты его потеряешь.
Тави нахмурился:
— Не понимаю.
— Он знал, что произойдет, если он останется, — сказала Китаи. — Таким образом, он рассчитывал на такой исход.
— Он хотел умереть?
Китаи задумчиво нахмурилась.
— Я думаю, что… он хотел баланса, порядка. Он знал, что вещи, которые он делал, были неправильными. Подчинение приговору, правосудию было… Я не могу вспомнить, как это будет по-алерански.
— Искуплением, — задумчиво сказал Тави. — Он хотел признаться. Он знал, что не будет прощен за свои преступления, но принимая решение действовать так, как он сделал…
— Он получил ощущение порядка, — сказала Китаи. — Мира. Он создает прочную Империю в своих мыслях и платит в наказание за то, что он сделал.
Китаи залезла в карман и бросила ему что-то из-за спины.
Тави поймал его. Это был треугольник хитина — самый маленький наконечник косы рыцаря ворда.
— Все изменилось, мой Алеранец. Ворд здесь, и он убьет нас всех. И помогать им в этом — это безумие. — Она двинулась вперед и положила руку ему на плечо. — И он спас тебе жизнь, чала. За это я у него в долгу.
— Вороны, — Тави вздохнул и осел вниз, глядя на палубу.
Китаи тихо подошла и села на кровать рядом с ним. Она прижала руку к его лбу. Ее кожа была прохладной.
— У тебя жар, чала, — спокойно сказала она. — Ты удерживал погоду слишком долго.
Тави стиснул зубы:
— Я должен. Уже недолго осталось. К утру мы должны достичь Фригии.
— Ты говорил мне, что Секстус так делал, — сказала она. — Заставлял себя делать то, что он считал своей обязанностью — даже если это стоило ему собственного здоровья, даже если это ставило Империю перед угрозой остаться без Первого Лорда.