Можно было бы сказать, что тут закралась какая-то ошибка, и большее неудобство доставляет как раз-таки новоиспечённая суженая своим навязчивым вниманием, но все обстояло несколько иначе.

Напротив, с появлением Лурии Баскал, его ритм жизни, казалось, вернулся в привычное русло, каким он был до свадьбы на Беатрис, в период ее агрессивного преследования. После свадьбы, его жена резко поменяла манеру поведения, и больше месяца в расписании Диона появилось, казалось, даже слишком много времени, которые прежде он обязан был выделять отдельно для невесты. Столкнувшись с неожиданной свободой, мужчина казался несколько растерянным, но вскоре распробовал эту неожиданную привилегию и впервые начал осознавать, что он… устал. Как морально, так и физически. И вот теперь, благодаря безразличию девушки, которое лишило его необходимости лишних взаимодействий и корректировки графика, дабы удовлетворить потребности еще и невесты в общении, он смог немного выдохнуть и, наконец, задуматься о том, на что прежде ему банально не хватало времени.

Несмотря на долгие годы самосовершенствования, Дион понял, что прежде он никогда не задумывался, чего хочет на самом деле: что ему нравится, что претит, на что он хотел бы тратить время, а чем неплохо было бы пренебречь.

И первое, в чем он нашел себя неожиданно увлеченным – его жена с ее нетипичным поведением, у которой, оказалось, в жизни были более интересные увлечения, нежели ее жених, в чем прежде был убежден каждый житель королевства, который хоть раз сталкивался с ней до свадьбы.

Оказалось, Беатрис довольно разносторонняя личность со множеством интересов, которая могла и любила наслаждаться жизнью, при этом не забывая и про серьезность. Она виртуозно справлялась с обязанностями, а после со спокойной совестью посвящала себя праздности, которую Диона в свое время приучили презирать. Беатрис отдавала себя с равной самоотдачей радостям жизни, не зацикливаясь на чем-то одном и получала от этого определенное удовольствие. Дион не мог припомнить того времени, когда Беатрис искренне и счастливо улыбалась столько же, сколько в этот месяц, который посвятила исключительно себе.

В месяц, когда ее увлечениями было что угодно… кроме него самого.

Не то, чтобы он чувствовал себя оскорбленным или обделенным. Но все же контраст был слишком разительным, а из-за появившегося излишка времени у него появилась возможность всерьез об этом задуматься, чем он прежде пренебрегал в целях экономии энергии и времени.

И то, что он видел… интриговало его. Хотя бы потому, как разительно изменилась Беатрис Харт. Сейчас он точно наблюдал за другим человеком. Довольно интересным и нетривиальным человеком, который привнёс в его жизнь долгожданную возможность немного замедлить свой бешеный ритм жизни и банально подумать.

Вначале он не придал этому большого значения, отбрасывая эти мысли, чтобы потратить это время на благо рода, чему его учили с самого детства. Но в этот раз его концентрация то и дело подводила его.

Несмотря на то, что Биа больше не преследовала его, отнимая значительную часть его жизни, она все еще неотвратимо притягивала его внимание.

Он и сам не мог долгое время понять, привычка это, или его собственная инициатива, с которой он точно машинально искал ее взглядом и вслушивался в каждое слово. Прежде он не искал и не слушал нарочно, впрочем, прежняя Беатрис не оставляла ему шанса остаться незамеченной, несмотря на отсутствие у жениха активного интереса.

И в этом образовавшемся вакууме времени и внимания он словно рефлекторно искал возможность восполнить данный пробел, который внезапно образовался.

И то, что он видел и слышал… ему нравилось. Впервые он настолько отчетливо различил в своих чувствах искреннюю заинтересованность. Впервые он что-то захотел для себя.

Но, все еще невежественный в этом вопросе он сам долгое время был в серьезных сомнениях относительно своих чувств, которые были ему чужды и непонятны.

Осознание пришло, как ему казалось, слишком поздно. Первым наиболее ярким проявлением его заинтересованности женой стало при появлении метки и смесь страха и досады, которые он испытал, вспомнив о скором разводе.

Вначале он подумал, что это лишь опасение из-за возможных проблем с получением наследства, если Беатрис потребует незамедлительного развода.

Вторым звоночком стала надежда. Надежда, что обладательницей второй парной метки будет именно его жена, и тщательно подавляемая тревога от того, что он ошибается. Но он вновь по неопытности подумал, что все дело в наследстве.

Третьим звонком стала уже неприкрытая досада от понимания, что это не она, стоило только Беатрис к нему прикоснуться в ту злополучную ночь.

Он никогда не испытывал трепета перед близостью Бии прежде, несмотря на то, что его невеста была навязчиво-прилипчивой. Ощущалось легкая досада и чувство стыда, когда она переходила границы, особенно в общественных местах, но мужчина всегда оставался спокоен и равнодушен. До той самой ночи.

До того момента, когда его сердце готово было взорваться или выпрыгнуть из груди от волнения и предвкушения, в короткий миг его заблуждения о том, что ее прикосновения могут нести более интимный характер.

Но в момент прикосновения, вместе с робким изумлением, все его тело, казалось, парализовало от боли, что лишь сильнее прежнего распространила в себе метка, лишая его последних надежд и иллюзий: Беатрис не являлась его суженой, потому метка ее отвергала, причиняя мужчине острую боль.

И все же он отчего-то терпел. Глупо и совершенно нерационально продлевая свою короткую пытку всего лишь из-за нелепого желания задержать ее руки на себе чуть дольше.

В тот самый момент лучшим выходом для Диона было просто сдаться и, как обычно, забыть о своих кратковременных и неосуществимых желаниях. Лучше было вернуться к своему первоначальному состоянию апатии и безразличия. Это было самым разумным и практичным, как ни посмотри.

Но почему же его так сильно разозлило полное равнодушие, с которым его собственная жена собиралась отдать его в чужие руки?

Пока он переваривал эти непостоянные чувства, борясь с желанием развернуть карету, направляющуюся в храм, Беатрис сама нашла решение, выиграв ему немного времени.

Он и сам был не уверен, что собирается сделать, но отсутствие надобности разводиться здесь и сейчас его немного примирила с действительностью.

И вот он вновь наполнился тревожным ожиданием, все еще немного робея перед могуществом парных меток. Азеф, который растил его с малых лет, порой любил порассуждать об этом «благословении», которого удостоился его брат. Несмотря на свою аскетичную и немного апатичную натуру, Дион просто не мог не проникнуться этим.

С момента появления метки он не ощущал в себе никаких изменений в ментальном плане, если не считать физических страданий, которые он терпел долгие дни, скрывая метку. У него не было ни необоснованных порывов тут же отправиться в храм, ни тоски по кому-то или чему-то незнакомому.

В его глазах по-прежнему была лишь одна жена, которая с момента обнаружения метки стала еще более холодной и отчужденной, что неизменно заставляло чувствовать себя подавленным.

До тех пор, пока он не встретил Лурию Баскал. Он всерьез нервничал перед первой встречей. А еще… не мог не признаться, что испытывает что-то вроде опасения и тревоги.

Любой на его месте ждал бы встречи с нетерпением, в надежде, что узнает свою половинку с первого взгляда и уже не захочет никогда с ней расставаться. В конечном итоге, разве не подобные отношения между сужеными пропагандируются храмом?

Любой бы хотел этого, но не… Дион. Он не просто не желал, его буквально трясло от напряжения и тревоги.

Еще месяц назад его это не заботило. Но теперь, когда он вкусил этот запретный плод, такой манящей свободы действий и мыслей… он не мог не переживать, что эту свободу у него вновь заберут. Это можно было бы расценить, как запоздалое бунтарство, но ему было все равно. Теперь он уже не был готов так же покладисто следовать установленным правилам и чужим ожиданиям. Теперь он уже столкнулся с желанием. Впервые в жизни ему чего-то захотелось лично для себя, а не для блага рода или бизнеса.