Снова зазвонил «бэтфон». Хозяин кабинета взял трубку и уладил дело за пять секунд. Потом они вернулись к разговору.

– С другой стороны, – заметил Уиндзор, – я никогда не встречал абсолютно логичного убийства.

– Что ты хочешь сказать?

– Реальность сумбурна и непредсказуема. Возьми хоть дело Оу-Джея[10].

– Взять что?

– Дело Оу-Джея, – повторил Уиндзор. – Если там действительно пролилась кровь и Симпсон был в ней измазан, почему ее нашли так мало?

– Он переоделся.

– Неужели? Даже если так, все равно осталось бы больше, чем пара капель. Допустим, Симпсон приехал домой и принял душ: где кровь на кафельной плитке и в водопроводных трубах?

– То есть ты думаешь, Оу-Джей был невиновен?

– Ты не понял, о чем я. – Уиндзор снова нахмурился.

– А о чем?

– Любое расследование не раскрывает полную картину убийства. Всегда остаются темные места. Или нелепые просчеты. Возможно, Эсперанса сделала ошибку. Например, не подумала, что ее могут заподозрить. Или решила, что оружие лучше спрятать в офисе, а не, скажем, у себя дома.

– Она не убивала, Уин.

Тот развел руками:

– Кто из нас не способен на убийство – в определенных обстоятельствах?

Повисло тяжелое молчание. Майрон проглотил комок в горле.

– Все-таки предположим, что оружие подбросили, – выдавил он.

Уиндзор кивнул, не сводя глаз с Майрона.

– Вопрос: кто мог это сделать?

– И зачем? – добавил Уиндзор.

– Значит, надо составить список ее врагов.

– И наших.

– То есть?

– Мы оба замешаны в этом деле, – напомнил Уиндзор. – Из чего следует сделать кое-какие выводы.

– Например?

– Во-первых, – ответил Уиндзор, – возможно, мы зря так напираем на версию с подставой.

– Почему?

– Вдруг дело совсем не в личной мести? Может, убийца просто услышал про драку у гаража и решил, что ему подвернулся удобный случай.

– Чтобы отвлечь внимание от настоящего преступника? Без всякой личной подоплеки?

– Это вполне вероятно, – подтвердил Уиндзор. – Ни больше ни меньше.

– Ладно, – согласился Майрон. – Что дальше?

– Второй вывод: убийца хочет нанести удар по Эсперансе.

– Что довольно очевидно.

– Да, что бы за этим ни стояло, – кивнул Уиндзор. – И третий вариант: кто-то хочет нанести удар по нам.

– Или по нашему бизнесу, – вставил Майрон.

– Верно.

И тут Майрона словно стукнули ватным молотком.

– Кто-то вроде Эф-Джея.

Уиндзор молча улыбнулся.

– И если Клу сделал что-то незаконное, – продолжал Майрон, – что-то, требовавшее крупных денег…

– То они вполне могли перейти к Эф-Джею и его семейке, – закончил Уиндзор. – Даже если забыть про деньги, Эф-Джей с удовольствием использует любой шанс, чтобы стереть тебя в порошок. Что может быть лучше, чем уничтожить твой бизнес и отправить в кутузку твоего близкого друга?

– Двух зайцев одним выстрелом.

– Вот именно.

Майрон откинулся на спинку кресла, вдруг почувствовав огромную усталость.

– Мне совсем не улыбается мысль воевать с Эйками.

– Мне тоже.

– Тебе? Ты же хотел убить Эф-Джея.

– Хотел. А теперь не могу. Если за этим стоит молодой Эф-Джей, придется оставить его в живых, чтобы найти доказательства. Но ловушки для вредителей – слишком ненадежный способ. Я предпочитаю немедленное уничтожение.

– Значит, тебе придется отказаться от своей любимой тактики.

– Печально, правда? – Уиндзор кивнул.

– Я бы сказал – трагично.

– Но это еще не самое скверное, мой друг.

– Ты о чем?

– Виновна Эсперанса или нет, – ответил Уиндзор, – она что-то от нас скрывает.

Они помолчали.

– Выбора нет, – добавил Уиндзор. – Придется заняться ею тоже. Покопаться в ее личной жизни.

– Мне не улыбается мысль воевать с Эйками, – повторил Майрон, – но еще больше меня пугает перспектива лезть в личную жизнь Эсперансы.

– Это страшно, – согласился Уиндзор. – Чертовски страшно.

Осенившая Майрона догадка привела к тому, что он испугался и вспомнил «Звуки музыки».

Майрон любил этот мюзикл с Джули Эндрюс – кто его не любит? – но одна песня из него всегда казалась ему очень глупой. Причем самая что ни на есть классическая. «Мои любимые вещи». Полная бредятина. Какой человек в трезвом уме включит в список своих любимых вещей – смешно сказать – дверные звонки? «Знаешь, Милли, я люблю дверные звонки! К черту песчаные пляжи и гениальные книги, забудьте про любовь и бродвейские театры! Звонки, Милли. Вот что трогает меня до глубины души. Бывает, я часами хожу по улице и нарочно звоню в чужие двери. Да, да, признаюсь тебе честно – меня это заводит».

Еще один загадочный образец «любимых вещей» из той же песни – бумажные пакеты, перетянутые бечевкой. Почему-то сразу представляешь посылку из магазина, торгующего порнографией (не то чтобы Майрон знал это по опыту). Именно такой предмет он и обнаружил в собственной почте. Простой коричневый пакет. На обратной стороне приклеены печатные адрес и слово «Личное». Никакого обратного адреса. Принят почтовым отделением в Нью-Йорке.

Майрон вскрыл пакет, встряхнул, и на пол выпала компьютерная дискета.

Привет.

Он взял и повертел ее в руках. Ни наклеек, ни надписей. Простой черный квадратик с металлической полоской. Майрон осмотрел ее со всех сторон, пожал плечами, вставил в компьютер и нажал несколько клавиш. Он уже хотел посмотреть список файлов, когда на экране что-то начало происходить. Майрон сел в кресло и нахмурился. Вот будет незадача, если на дискете окажется вирус. Надо хорошенько думать, прежде чем вставлять в свой аппарат сомнительную вещицу. Кто знает, с какими скверными компьютерами она якшалась раньше и был ли на ней презерватив. Полная неизвестность. Бедный, бедный компьютер. Раз, два – и прощай жесткий диск.

Он застонал. Экран монитора стал черным.

Майрон почесал за ухом. Его палец уже потянулся к кнопке «эскейп» – последняя надежда отчаявшегося компьютерофоба, – когда на экране появилось изображение. Майрон застыл.

Девушка. Длинные густые волосы, забранные с двух сторон заколками. Неловкая улыбка. Майрон дал бы ей лет шестнадцать: брекеты явно только что сняты, глаза смотрят в сторону, на заднем фоне что-то вроде блеклой радуги. Такие снимки стоят на камине у папы и мамы или красуются в школьных альбомах образца 1985 года. На них всегда есть отпечаток какого-то итога, какой-то грустной цитаты из Брюса Спрингстина или Джеймса Тейлора, за которой следует унылое местечко кассирши или секретарши, в прошлом остаются только любимые воспоминания и то, как они с Дженни и Шэрон болтались по местным магазинчикам, лопали в классе поп-корн под носом у миссис Кеннилуорс или тусовались за парковочной площадкой – короче, веселились напропалую. Все как обычно. Фото из серии «Прощай, детство».

Майрон узнал девушку. По крайней мере он видел ее раньше. Непонятно, где и когда, во плоти или на фото. Но точно видел. Майрон впился взглядом в экран, пытаясь вспомнить имя или хотя бы сопутствующие обстоятельства. Ничего. Он продолжал смотреть.

А потом произошло ужасное. Девушка начала плавиться.

Трудно было описать это как-то иначе. Заколки вывалились из волос и слились с кожей. Лоб потек вниз, нос растворился, глаза закатились вверх и слиплись. Из глазниц хлынула алая кровь, быстро заливая лицо.

Майрон откинулся в кресле, едва не закричав.

Кровь уже затопила весь экран, и Майрону померещилось, что она вот-вот закапает из монитора. Потом в компьютерных колонках раздался смех. В нем не было ничего дьявольского или жесткого, нет – это был здоровый и счастливый смех девушки-подростка, нормальный смех, который перепугал Майрона не меньше, чем кошмарный вой.

Неожиданно изображение погасло. Смех оборвался. На экране появилось обычное меню «Уиндоуз».

Майрон перевел дух. Его руки так крепко вцепились в крышку стола, что побелели костяшки пальцев.