В. Д. Романовский-Техасец

ГОД МАМОНТА

ГЛАВА ПЕРВАЯ. ВОЛЧОНОК

Еще до наступления сумерек войско артанского князя Номинга остановилось на ночлег. Прямо по ходу, в нескольких сотнях шагов, начинался лес, а направо, к юго-востоку, два дня ходу, было море. А до крепости Белые Холмы, первого укрепления на земле этих мерзких людишек, изнеженных и подлых, было и вовсе рукой подать. Завтра утром крепость падет.

По старинке, в официальных обращениях к воинству, князья Великой Артании до сих пор называли эту землю Куявией, выражая таким образом полное к ней презрение. Откуда появилось такое название — неизвестно. Славы, лесной народ, называли ее по разному, а жителей сравнивали с дубами, имея в виду, что ничего им, тупым, не объяснишь, разве что с десятого разу. Сами куявы-дубы называли себя ниверийцами, а страну свою Ниверией, и тоже совершенно неизвестно почему.

Столица этой самой дубовой Ниверии-Куявии, Астафия, была основной целью данного похода. Поход готовили два года подряд, копили силы. Два года подряд артанские лазутчики доносили Номингу о том, как плохо охраняется Астафия, какие там нелепые, плохо обученные трусы, а не воины, и как много там женщин изнеженных и белокожих.

— Уау, уау, — ухарски крикнула какая-то птица, пролетая над станом в направлении леса, где у нее были, вероятно, срочные дела. Возможно, она летела долбить какой-нибудь дуб, хотя дубов в этой местности было мало, в основном клены да вязы.

Два года упорный, методичный Номинг проверял сведения, посылая в Ниверию все новых лазутчиков. Донесения совпадали в одном — в Ниверии его не ждут, Ниверия в данный момент совершенно не готова к приходу артанского войска. И то сказать, если не считать мелких стычек с другими артанскими князьями да сдерживания славов в пограничных селениях, двадцать лет ни с кем не воевала Ниверия. Куявия. Забыли, как меч держать. Если вообще когда-то умели.

Другие князья проявляли осторожность, ждали, что кто-нибудь нападет на Ниверию первым, и сидели дома. Вот он и напал, самый отважный, самый решительный. Он столько привезет из Ниверии вместе с ключами от городских ворот Астафии, что им, другим князьям, ничего не останется, как признать его превосходство! Он будет — первым из первых! Его будут называть — Номинг Великий!

Несколько птиц безобразно заорали неподалеку. Воины стреноживали коней и разводили костры.

Двадцать лет не воевала Ниверия. Куявия. Двадцать лет назад — доисторические времена.

Семь лет назад — целая вечность, столько разного с тех пор произошло — Князь Улегвич, сосед Номинга, совершил рискованый набег на северные владения ниверийцев, через перевал, через мерзлую горную землю со странным названием Кникич, и Номинг тогда, семь лет назад, присоединился к походу. Славное было время! Зашли, повеселились, вышли. Сколько трофеев тогда привезли! Сколько славы! Теперь Улегвич оброс жиром, и воевать не желает. Да и вообще в Артании какое-то непонятное, тревожное затишье. Так всегда бывает, наверное, перед большими событиями.

А событие намечается очень большое. После похода на Ниверию-Куявию, Князь Номинг, потрясая ключами Астафии, станет во главе всех артанских князей и войск! И будет второй поход, не такой, как сейчас, не набег, не вторжение, но планомерный, долгий, с осадами и взятием всех городов подряд, начиная с Теплой Лагуны, со вторым проходом через Астафию, с пленением всех правителей Ниверии-Куявии, даже самых мелких. Говорят, в древние времена такое было. Во времена легендарных Придона и Скилла. Но одно дело легендарные времена, а другое — настоящее, сегодняшнее. Как-то лучше верится.

Правда, Князь Артен собирался в поход на северные владения Куявии с небольшим отрядом, опять через Кникич, и, возможно, уже выступил. Но это несерьезно, это просто мелкое удальство.

Окинув ненавистный ниверийский лес мрачным взглядом, Номинг оглянулся по сторонам. Большой княжеский шатер сверкал бахромой в тяжелом, вовсе не степном, закатном солнце. В шатре тихо напевали наложницы, там ждали князя брага и простая, добротная походная еда. До поздней ночи будут петь наложницы, а сам князь будет тем временем спать вон в том маленьком, неприглядном шатре, и малолетний его сын тоже будет спать, там же. Это была специальная степная хитрость на случай покушения со стороны других князей или, что вернее, ниверийцев, которые не могли ведь не заметить приход войска и дрожат теперь, презренные трусы. Сражаться они не любят, а вот убрать кого-нибудь подло, ударом в спину, это по ним. Пусть только сунутся в княжеский шатер — тут им и настанет конец, подлецам, а князя разбудят двое лучших воинов, прячущихся в пятом шатре с краю и не спящих всю ночь. И князь с удовольствием посмотрит, как будут подлецов и трусливых убийц рвать на куски. Дрянь. Куявия.

Князь незаметно прошел к неказистому шатру и скользнул внутрь. Малолетний сын еще не спал и посмотрел на князя невинно. Князь нахмурил брови. Сын все понял, лег, и закрыл глаза. Посопел, нахмурился, притворился спящим, и почти сразу уснул. Пусть привыкает к походной жизни, сопляк. Сколько ж ему лет? Лет семь где-то. Хороший воин должен вырасти.

Князь отвязал меч, вынул кинжал из ножен, и прилег, подложив кулак с рукояткой кинжала под правую щеку.

Сумерки сгустились. Костер ночной стражи освещал пространство возле шатров. Большинство воинов спали под открытым небом. Воины должны ко всему быть привычны. Неделю не есть, а потом вступать в длительное сражение. Не спать по трое суток, а потом сражаться. Мерзнуть в славских лесах без огня и одежды, скрываясь, несколько дней, а потом вдруг неожиданно напасть на поселение, и снова сражаться, проявляя доблесть. Хорошо быть храбрым и выносливым. Отважным и непобедимым. И непреклонным. Князь уснул.

Было уже за полночь, когда два темных силуэта, сливаясь с окружением и пользуясь тем, что луна ушла за облако, отделились от леса и беззвучно, невидимые, приблизились к стану. Двигались они очень быстро, почти бегом.

Опытный Номинг почувствовал что-то, постороннее присутствие, рядом с шатром, и немедленно проснулся. Не было слышно ни звука, кроме треска костра, бубнения ночной стражи неподалеку, и тихого пения наложниц в княжьем шатре. Он не заметил, но почувствовал, как слегка шевельнулся полог. Подлецы, подумал он. Что ж, пришло время поразвлечься. Бесшумно отодвинулся он от полога, ползком добрался до противоположного края шатра и приподнял этот край лезвием кинжала. Выскользнул он из шатра все так же бесшумно. Сейчас он обойдет шатер и застанет мерзавцев у входа. И тогда они обо всем пожалеют.

Что-то тяжелое опустилось ему на голову, и Номинг стал падать вперед, удивленный и яростный. Ему не дали упасть, но этого он уже не помнил.

Вторая тень скользнула в шатер и через несколько мгновений вынырнула с мешком, в котором помещался связанный сын Номинга с кляпом во рту. Сам Номинг был уже в другом мешке, и тоже с кляпом. Лазутчики закинули мешки на плечи и беззвучно, незаметно стали удаляться от стана. В княжеском шатре не очень мелодично пели наложницы.

* * *

Номинг очнулся и попытался тряхнуть головой. Взгляд концентрировался плохо. Каменные стены. Каменный потолок. Каменный пол. Ах, песьи дети! Гадюжье племя! Выкрали меня! Ну ничего. Я еще жив, и при первой же возможности я отсюда сбегу. Коварные твари!

По середине каменной коробки помещался приподнятый топчан. На нем стояли и лежали предметы, употребляемые ниверийцами для их подлого ниверийского письма. У топчана сидел какой-то отвратительный нивериец, среднего роста, а рядом с ним стоял еще один гнусный нивериец, высокий и плечистый. С таким если сражаться, то сразу надо оглушать, иначе будут хлопоты. Они о чем-то переговаривались вполголоса. Сидящего звали, кажется, Хок. Ниверийский язык Номинг знал плохо, всего несколько отвратительных слов, которые нужно было произносить утробно. Распахнулась напротив дверь, какие ставят в Артании в княжьих домах — украли у нас придумку, гиены. В помещение вошла высокая белокожая ниверийская баба. Походка почти мужская. Подошла к этим двум. Который сидел, сказал ей что-то и кивнул в сторону Номинга. Баба тоже кивнула и двинулась к Номингу.