— Не смотри… те… вниз, — прошептал Брант.

— Я не смотрю.

Карниз был узкий и вмещал ступню не полностью. До земли было не то, чтобы далеко, но два с половиной человеческих роста — достаточно, чтобы сломать ногу или шею.

— Не двигайтесь, — прошептал Брант. — Сейчас я слезу чуть ниже. Буду держаться руками за карниз. Вы встанете мне на плечи. Руками будете держаться за угол. И медленно съезжать — по мне. Плавно, медленно, не останавливаясь. Как ухватитесь руками за икры — отпустите. Приземляясь, старайтесь перекатиться влево, в сторону от угла.

— Нет, — прошептала Рита яростно.

Но Брант уже поставил ногу на карниз по ее сторону стены и, сжимая угол ладонями, съехал и повис на руках.

— Быстрее, — прошипел он.

Лицом к стене, Рита поставила правую ногу на его правое плечо, едва не потеряв равновесие. Схватилась за угол. Поставила левую ногу на его левое плечо. Крепкий мальчик, подумала она. Такую медведицу на себе держать. Сжимая угол ладонями, она скользнула обеими ступнями вниз, вдоль боков Бранта. Едва не ударившись подбородком о карниз, она съехала ниже, по тросу, бедрам, и голеням. Ноги зависли в воздухе. Сейчас свалимся, подумала она. Когда руки достигли колен Бранта, она ослабила хватку и упала вниз. Перекатилась.

Брант качнулся назад и вперед и поймал носками сапог декоративную щель в известняке. Пользуясь щелью, он перебрался в сторону от угла, быстро, мягко передвинулся к водосточной горголе, подтянулся, встал на горголу, и с нее прыгнул на фронтон над входом. С фронтона он съехал вниз по колонне.

— Молодец, — восхищенно сказала Рита, целуя его в щеку и оглядывая с головы до ног. — Надо же. Ну, пойдем, поговорим.

Расслабленный, Хок развалился на кровати, глядя в потолок. Глаза слипались. Утро. Рано. Аврора со счастливой улыбкой прижималась к его плечу. Ему захотелось ссать.

Хок отодвинул Аврору, поднялся, и пошел в смежную туалетную комнату. Поссав, он обтерся влажной тряпкой и вышел снова в спальню. Взгляд его уперся в прикроватный столик.

Лужа от расплескавшегося вина. Проходя мимо, Хок мазнул лужу пальцем. Еще не засохло. Странно. И, кстати, от Авроры пахло вином. Не перегаром. Вином. Пито было недавно.

— А где твоя служанка? — спросил он небрежно, садясь на постель.

— Кто ж их знает, где их носит, служанок. Служанки нынче своевольные стали.

— Да, — сказал Хок. — Это точно.

Он водил глазами по комнате. Все вроде было на месте, ничего подозрительного, и тем не менее его не покидало ощущение, что здесь дрались, причем с оружием.

— Ладно, — сказал он. — Я пойду, у меня дела с утра.

— Останься, — попросила Аврора. — Я тебя хочу.

— Я приду вечером. Сейчас очень спешу.

Он стал одеваться. Нагнувшись, чтобы натянуть сапог, он заметил и подобрал с пола обрывок веревки.

— Это что такое? — спросил он небрежным тоном.

— Это? Не знаю.

Обрывок был дюйма три длиной. И все бы ничего, но с обеих сторон веревку резали либо мечом, либо кинжалом.

— Ладно, — сказал Хок, бросая обрывок на пол.

Он надел дублет, приладил перевязь, и накинул плащ.

До набережной было — два квартала. Хок прошел их спокойным шагом, остановился у парапета, и посмотрел на воду. День уже начался — люди ходили туда-сюда, злые с утра, делового вида торгаши спешили в лавки, подводы катились по набережной, стуча колесами. Все было как обычно, но Хок почти не сомневался, что пройдет два или три дня и труп служанки Авроры всплывет где-нибудь ниже по течению Астафа, с какой-нибудь конусообразной заточкой, сделанной из стального арбалетного болта, в спине. Он слишком хорошо знал Риту. А она его. Между ним и Ритой было соглашение. Он поверил Рите, но Рита не поверила ему. Она не имела права вмешиваться. Она нарушила соглашение.

Место, где проходили раз в три месяца турниры, называлось Итанин Рынок. Откуда взялось это название, никто не знал. Поговаривали, что, де, жила-была когда-то девушка по имени Итания. Знающие, особенно историки из Кронинского Университета, издевались над этой легендой и даже сочиняли скабрезные шутки, вот мол, идет Итания, машет юбкой, а навстречу ей, и так далее. Или — стоит Ривлен Великий перед зеркалом, а тут сзади подходит голая Итания — и прочее.

Находилось это место за чертой города, в прелестной долине, и ехать туда нужно было через Восточную Заставу.

Целая группа садовников непрерывно ухаживала за травой на огороженном поле. В зимние месяцы турниры устраивались на снегу.

Для княжеской семьи и высокопоставленных сановников и чиновников были сконструированы трибуны. Великий Князь, Вдовствующая Великая Княгиня и ее дочь обычно устраивались в специальной центральной ложе с крышей, на уровне первого ряда. Остальным зрителям предоставлялось располагаться где угодно, хоть на деревьях, что некоторые и делали. Долгое время вход в Итанин Рынок был бесплатный. Но начинавший с возрастом проявлять бережливость Фалкон выставлял теперь нескольких стражников у въезда в долину, и те брали с приезжающих плату. Плата шла в казну. Когда Фалкон впервые ввел это правило, он не дал никому никаких конкретных инструкций по поводу учета поступающих средств, чем и воспользовались стражники, прикарманив значительную часть денег. На это и рассчитывал Фалкон. Вскоре он колесовал прикарманивших на площади. В дальнейшем деньгам велся строгий учет без всяких специальных инструкций.

Рядом с турнирным полем помещались стойла для лошадей, склады оружия, кузня, казармы для охраны, и несколько сезонно работающих таверн, торговавших в основном пивом (правда, удивительно свежим и вкусным) и мясом (жареным на углях, и тоже необыкновенно вкусным).

Участники турнира проходили особый конкурс, на котором судьи отбирали лучших.

— Так значит, — сказал Брант, задумчиво сидя в кресле и потягивая журбу, — вы знали, что я жив.

— Нет, — ответила Рита.

Нужно было отвести его для этого разговора в таверну, а она приволокла его к себе домой. Он чувствовал себя слишком свободно и уже успел основательно ей нахамить.

— Не знали?

— Надеялась. Мы попали в плен, когда тебе было три года от роду. Ты уже свободно тараторил и ругался, но еще ничего не понимал. Сперва нас разлучили, а потом мне удалось бежать. Я планировала твое похищение, но Номинг передвигался по всей Артании, нигде подолгу не останавливаясь, и я четыре года не могла выбрать нужный момент. А потом…

— А потом?

— Потом Фалкон и Хок разбили Номинга и взяли его в плен. Он им сказал, что ты умер. Я не поверила. Но тебя я так и не нашла.

— Меня похитили в ту же ночь, что и Номинга. Я прекрасно это помню. И вовсе он не был взят в плен, его просто выкрали из палатки. Вот Хок и выкрал. То-то мне его рожа знакомой показалась.

— А ты?

— А меня приволокли в Астафию и определили в дом Фалкона, в служебный флигель. Там я жил два года с детьми слуг, а потом сбежал.

— Куда?

— В Колонию Бронти.

Рита густо покраснела. Помолчали.

— Что ты делал в Колонии?

— Много разного. Учился архитектуре. Строил здания. По-моему, вам это не интересно.

— Напротив, напротив… Почему бы тебе не называть меня на ты?

— Не все сразу.

— Мне очень стыдно, и жалко упущенного времени. Но я — твоя мать, и я на все для тебя готова.

— На все?

— На многое.

— В данный момент меня интересует турнир.

— Какой турнир?

— В Итанином Рынке.

Рита удивленно наклонила голову. Она не могла с уверенностью сказать, как именно положено проводить время матери и сыну, неожиданно встретившимся после долгой разлуки. Но, вроде бы, не на турнире. И вообще что это такое — она ему говорит, что жизнь за него готова отдать, а он ей про турниры. Ему следовало бы ответить что-то вроде «Да, матушка, я тоже на все для тебя готов», или, скажем, «Я так счастлив, что просто не передать, все мои желания наконец исполнились». Или хотя бы обнять и поцеловать! Уши бы не отвалились у него, а?