ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ. К ВОПРОСУ О КОЛДУНЬЯХ, ДРАКОНАХ, И ЛЕШИХ

Колдунье было лет четыреста, но жила она твердой уверенностью, что в определенных кругах выглядит максимум на двадцать девять. Колдунья сидела на корточках под сосной и, время от времени озираясь, пожирала куриную грудинку с чесноком. Доверие к окружающим она потеряла очень давно а совести у нее не было, видимо, никогда.

Два путника, пешешествующие по дороге, привлекли ее внимание. Давно здесь никто не проходил — молва о живущей в этих краях ведьме распространялась на много верст вокруг. Нет, она не кидалась на всех подряд, не превращала каждого проходящего в крысу или свинью, не заковывала всех без исключения путников в цепи и не заставляла их служить ей. Многие старожилы уверяли, что в свое время ходили именно этой дорогой и даже несколько раз видели ведьму, и все обходилось. И все-таки именно у этого отрезка именно этой дороги репутация была очень плохая, и чем меньше там ходили, тем хуже она становилась, ибо неизвестное пугает больше, чем конкретное.

— Хо-хо, — окликнула путников ведьма. — Куда путь держим, соколики? Остановились бы, почтили бы пожилую женщину вниманием.

Брант попытался определить по тону и лицу ведьмы, чем им грозит эта встреча, а Нико старуха сразу очень понравилась.

— Привет, привет тебе, — сказал он. — Как поживаешь? Чего ты там поедаешь, не поделишься ли?

— Не поделюсь, самой мало. Не зайдете ли в домишко мой, посидим, порассуждаем?

— Времени нет, — сказал Нико, — но, наверное, на часок зайти можно в конуру твою темную.

— И вовсе у меня не темная конура, — сказала ведьма, обидевшись. — Дом что надо. Крепкий. Окна на юг выходят.

— Да, все так говорят, — отвечал Нико, улыбаясь и не веря. — У того дворец, у сего дворец, трава подстрижена, воздух чистый, а зайдешь — сарай, стены тонкие, ветром качает, комнатушки маленькие, повернуться негде.

— У меня не так, — сказала ведьма.

— Да, так я тебе и поверил.

— Зря не веришь. Зайдем, покажу.

— Вот видите ли, добрая женщина, — сказал Брант, — мы бы и зашли, да времени у нас очень мало. Не угодно ли вам будет сказать, где бы тут добрых коней достать путешественникам?

— Хо-хо, — сказала ведьма, обращаясь к Нико. — Не нравится мне дружок твой. Больно скользкий да скрытный, говорит лукаво, улыбается масляно.

— Нет, он ничего, хороший, — заверил ее Нико. — Не тебе чета, злодейке.

— Ага, — сказала ведьма весело. — Ну, тогда тоже пусть заходит. Пусть дивиться на мои хоромы нетесные, мне не жалко.

— Пойдем, — сказал Нико Бранту тихо. — Посидим часок, может у нее пиво есть.

Брант ничего не ответил. С повадками ведьм он знаком не был и решил, что безопаснее в данный момент — молчать да слушать. Пока что особой враждебности ведьма не проявляла.

Всего в ста шагах от дороги находился ведьмин дом — двухэтажный, из хорошо струганных и полированных планок. Черный кот сидел на крыльце и с презрительным сожалением смотрел на путников. Внутри было давно неметено и пахло затхлостью, старой пыльной мебелью, и мышами. Меблировка примерно соответствовала меблировке дома зажиточного крестьянина. Тяжелые пестрые портьеры закрывали часть окон.

— Садитесь за стол, соколики, попотчую чем могу, — пообещала ведьма и куда-то удалилась.

Нико сел в резное кресло, ноги перекинул через поручень, одним локтем облокотился о стол, и ухмыльнулся.

— Нам про все это в школе драконоборцев рассказывали.

Брант осмотрел одно из окон и потрогал раму на случай, если придется уносить ноги. Сев рядом с Нико, он потянул перевязь и переместил меч в ножнах себе на колени. Под полом что-то залязгало и задвигалось, и Бранту показалось, что он услышал приглушенный крик и грохот цепей. Нико сидел как ни в чем не бывало и рассматривал, прищурясь, статуэтки чертиков и слоников на каминной полке напротив.

— Смотри, видишь вон того слоника? Синего? — спросил он.

— Вижу, — мрачно сказал Брант.

— Это символ всех лешеборцев. Бабка не простая, она с лешими воевала.

Брант пожал плечами. Надо было подробнее расспросить Хевронлинга, на что способна эта ведьма. Что, если бы они просто прошли мимо? Ну, рассердилась бы старуха, и что? Превратила бы их во что-нибудь? Заклятие наложила бы? Кто знает.

Ведьма вернулась вскоре с кувшином и двумя кружками в руках. Зелье, подумал Брант. Поставив кружки на стол, старуха налила, внимательно следя за струей и как будто дозируя количество жидкости, в обе кружки. Нико сразу протянул руку, и Брант растерялся — бить ли друга по руке, чтоб был осторожнее, спрашивать ли старуху, что за влага, молчать ли? И промолчал. Нико понюхал жидкость, хмыкнул, и отпил половину кружки.

— Знатная брага, — сказал он одобрительно. — Сама настаиваешь, старая коряга?

— Вовсе я не старая, — сказала старуха сварливо. — Брагу, да, настаиваю сама. На специальных травах с лимоном. А что это дружок твой все молчит, не пьет, глазами зыркает? Ох не нравится он мне. Ох худое замыслил. Ох достанется ему от меня.

— Вы, госпожа моя, весьма любезны, — сказал учтиво Брант, подавшись вперед и беря кружку. — Очень благодарны мы вам за гостеприимство.

— Ох не нравится, — повторила старуха, игнорируя слова Бранта.

Брант понюхал жидкость. Брагу до этого момента он пил два раза в жизни, и оба раза она ему очень не понравилась. Запах был противный.

— Не хочет он пить, отвергает, брезгует, — сказала старуха.

— Прошу меня простить, госпожа моя, просто напиток мне непривычен, — пояснил Брант учтиво. — Я все больше виноградное вино пью. Там, откуда мы пришли, брага не часто встречается.

— Это смотря где, — Нико авторитетно усмехнулся. — В столицах может и не встречается, а верст пятьдесят отмотаешь от города — там только ее и пьют, родимую. Я к ней, браге, привычен. Один раз я на спор выпил вот такую бадью за один час, — он показал, какую бадью. — В таверне одной.

— Ну, ну? — заинтересовалась ведьма.

— Что «ну»? Плохонько было какое-то время. Уж сколько невинного народу искалечил, пока в дурмане был, не знаю — много. А потом чуть протрезвел, а на таверну напали, так я со злости этих грабителей так уделал, век помнить будут. Хозяин мне потом руку пожал. Но то брага была забористая, а твоя брага, старушенция, нежная очень. Пьешь как журбу. Совсем в голову не ударяет. — Он прикончил кружку. — Наливай еще, чего расселась.

Ведьма умильно на него посмотрела и налила еще.

— Извините, что я о своем, — сказал Брант. — Но все-таки, нельзя ли тут где-нибудь достать коней? Или купить, или выменять на что-нибудь? А то мы спешим очень, а путь долгий.

— Ох не нравится мне этот тип, — сказала старуха через нос, прищурив глаза. — Ох скользкий он. Ох не верит он мне.

— Да кто ж тебе поверит, — Нико отпил из кружки и улыбнулся старухе нагло. — Ты себя в зеркале давно видела-то? Тебе верить — последним дураком надо быть. Я тебе тоже не верю.

— Ты — другое дело, — возразила старуха. — Ты так прямо об этом и говоришь. А дружок твой все больше молчит, а ежели говорит, то язык свой медом смазывает и в колечки завивает, змей неискренний.

— А ты, бабка, чего с нами не пьешь?

— И то, — удивилась бабка. — Не с вами, с тобой. Этот дружок твой, он пить не будет. По глазам его вертким вижу, что не будет. А ну, дай сюда кружку, — велела она Бранту.

— Пожалуйста, — сказал он мягко и пододвинул кружку к ней.

— Во-во, все пожалуйста да чего изволите, — заворчала старуха, косясь и придвигая кружку к себе тыльной стороной ладони. — Не люблю я таких. Ну, касатик, давай выпьем с тобой как следует!

Нико и ведьма подняли кружки, перемигнулись, и осушили их. Ведьма сразу наполнила кружки снова. Нико заметно опьянел и даже хотел хлопнуть старуху по плечу, но промахнулся.

— Нико, не пей много, — сказал Брант.

— Трезвенник, — заметила ведьма.

— Да ты не бойся так, Брант, — ответил Нико заплетающимся языком. — Я не пьяный. Я еще кружку выпью, так только трезвее стану. Клин клином… это самое…