— Дармоеды! — кричал Редо. — Вы ведь знали об этом! Знали — и ничего не делали!

— А что мы могли сделать? — спросил тогда главный священник Кронина.

— Запретить ему приходить в Храм кроме как на правах прихожанина!

— А у него денег много! — парировал священник. — Пристройки все развалились, так он их нам чинил!

— А у вас самих денег нет совсем, да? — кричал Редо. — Кронинский приход — самый богатый в стране! Вон какую рожу наел, сволочь!

И так далее. Провинившегося мужеложца Редо тут же лишил сана, но было поздно. Скандал был поддержан и раздут людьми Фалкона, и весть о нем полетела во все концы Ниверии, перебежала границу, распространилась по Славии и, конечно же, перевалила через горы и дала повод артанским язычникам глумиться и издеваться вдоволь. Вот они какие, мол, эти монотеисты! Ханжи все до единого! Мужеложцы!

— Что вам нужно? — раздраженно спросил Редо купеческого сына.

— Какой мне смысл и стимул ходить в ваш дурной Храм, а, скажите мне! Как я могу, к примеру, ходить на исповедь, если знаю, что исповедник мой — мужеложец?

Редо встал.

— Я не понимаю, — сказал он, заворачиваясь в плащ и кашляя, — вы в Храм ходите исповедоваться или ебаться? Вы б уж как-нибудь определились бы.

Он повернулся и пошел прочь. Болото. Ничем не проймешь. Болото.

Дай мне силы, Всемогущий, дай мне силы. Они ведь все несчастные, обделенные, и потому злобные. Ведь потому? А? Дай мне силы.

Он вошел в Храм. Паства была уже в сборе. Две трети мест были заняты, проходы пусты. Значительная часть паствы состояла из девушек и женщин, тайно влюбленных в красивого и красноречивого Главного Священника. Может, стать развратником? подумал Редо. Развратникам сочувствуют, и охотнее ссужают им суммы, даже государственные организации охотнее ссужают. Ладно.

Он поднялся на пульпит, окинул, взглядом аудиторию, и сказал:

— Тема сегодняшней проповеди — притча о добром самаритянине. Видел я сегодня одного богатого купца, который только что обманул конкурента и поэтому пребывал в благосклонном настроении и рвался давать советы…

Паства захихикала.

Мне многое дано, думал Редо. Птица и камень, если бы я вышел на улицу и громогласно объяснил бы толпе, кто такой Фалкон на самом деле, через два часа в этой стране было бы другое правительство. Но я не имею права это делать, не могу взять на себя ответственность за кровь, которая прольется, и за души людей, которые ее прольют. Дай мне силы, Создатель.

После проповеди, проводив просветленных прихожан, Редо зашел к себе в кабинет. На письменном столе лежали два письма. Первое было из мэрии и сообщало, что здание Храма, в том состоянии, в котором оно сейчас находится, представляет собою угрозу для окружающих, грозя рухнуть им на головы. Давалось три недели срока для возобновления ремонтных работ. Если работы не будут «продолжены», вопрос о сносе здания автоматически станет частью повестки дня на следующем заседании городского правления.

Второе письмо, за подписью Великого Князя, уведомляло Главного Священника, что средства на ремонт Храма правительство в данный момент предоставить не может. Следовало обратиться еще раз — через год.

Редо открыл стенной шкафчик, налил полный кубок вина, и залпом выпил.

Дай мне силы, Создатель.

Брант поспешно выскочил из дворца, и к нему тотчас подошла Рита.

— Как прошел обед? — спросила она озабоченно.

— Прекрасно. Мне понравилось. Я бы еще раз сходил.

— Хока не встретил?

— Встретил.

Рита посмотрела в сторону.

— И что же?

— Он случайно поднимался по лестнице в тот момент, когда я как раз собирался по ней спускаться.

— И что он тебе сказал?

— Я не дал ему возможности ничего сказать.

— Что сие значит?

— Я спустил его по лестнице головой вниз.

— Перестань шутить, не смешно.

— Я не шучу. Я не собирался ничего делать, и я ни в чем не виноват. Ну, возможно, я слишком поспешно вышел из банкетной залы, а он как раз читал на ходу. На ходу читать вредно. Читать нужно сидя или лежа. Или стоя.

— Ничего не понимаю.

— Я на него налетел. Нечаянно.

— А он?

— А он покатился. Вниз по лестнице.

Рита приложила руку ко лбу и прикрыла глаза.

— Безмозглый кретин, — сказала она. — Жила я на свете, забот не знала. Явился сынок, и за два дня перевернул матушкину жизнь с ног на голову. Идем отсюда, урод.

Они повернули и пошли вдоль боковой стены дворца. Брант вдруг остановился.

— Что еще? — спросила Рита раздраженно, и оглянулась. — Идем же, не стой, как вяз над болотом.

Брант рассматривал верхний, третий этаж дворца, что-то высчитывая.

— Эй! — сказала Рита.

— Сейчас, сейчас. Раз… четыре… семь. Примерно там.

— Что там?

— Окно.

— И что же?

— Ничего. Просто окно.

Рита посмотрела вверх.

— Окно, — сказала она.

— Да.

— И что в этом окне?

— Стекло. Рама, — объяснил Брант.

— И все?

— Нет, почему же. Карниз еще.

— Вот мудак, — сказала Рита в отчаянии. — Вот же, блядь, мудак! Идем же. Дубина. Змей двуногий.

Они быстрым шагом прошли несколько улиц, свернули на бульвар, и через четверть часа прибыли на Улицу Плохих Мальчиков.

С удивлением Брант обнаружил, что Нико, которого давеча они еле нашли на окраине, спящего возле канавы и почти полностью раздетого, сидит в гостиной, привязанный толстой цепью к крюку в стене.

— Чего это ты с ним делала? — строго спросил Брант.

— Ничего я с ним не делала, — раздраженно сказала Рита. — Он ходил по дому, потом нашел подвал. Я захожу, все разбросано, стрелы везде валяются, а этот идиот пытается зарядить арбалет, оттягивает тетиву от себя, арбалет повернут к нему. Вложил бы стрелу — и прямо себе между глаз.

— Тетива заела, — объяснил Нико. — Ржавый взвод. Смазывать надо иногда.

— Чего же ты не смазал?

— Не успел. — Он повернулся к Бранту. — Она на меня сзади набросилась. Не могу же я ее бить, она женщина. Это не честно, драконоборцам строго-настрого запрещено женщин бить, у нас правило такое. Драконоборцы с женщинами всегда ведут себя галантно. А ей опасно держать дома столько оружия. Оружие, правда, плохонькое, старой конструкции, но все-таки — женщина, что-нибудь не так повернет, или на клинок напорется, мало ли что. Я бы сейчас выпил чего-нибудь. Жрать тоже хочется, но это не спешно. А вот выпить — в самый раз. Я помню, когда мы с Петичем ходили в Вантит…

— Я не знаю, что теперь делать, — сказала Рита. — Идти к Хоку и его убивать, или упрашивать, или сразу к Фалкону?

— Если к Фалкону, то возьми меня, — сказал Нико. — Он меня наверняка помнит. По старой дружбе, небось, любую просьбу выполнит.

— Не надо ни к кому идти, — Брант пожал плечами и прошел в столовую.

Рита отправилась будить служанку, чтобы та принесла паштет, хлеб, вино и овощи. Служанка, оказалось, только притворялась спящей и судя по тому, как она густо покраснела и шмыгнула мимо Риты выполнять поручение, за время отсутствия хозяйки она уже успела с кем-то переспать. Строгой блюстительницей моральной чистоты Рита никогда себя не считала, но это был ее дом, и никаких неприглашенных посторонних терпеть она не собиралась. Она заглянула под кровать служанки и проверила оба шкафа. Нет, в этой комнате никого не было. Тут она вспомнила про Нико. Вздохнув, она пошла в прямом смысле снимать его с цепи.

Паштет оказался невероятно вкусным, а вино в доме Риты было настолько хорошего качества, что Брант в конце концов решил, что никогда такого не пил. Нико говорил, что паштет хорош, и вино хорошо, причем даже очень, но, бывало, он и ел, и пил лучше. А самые лучшие овощи растут, разумеется, на севере. Огурцы он, тем не менее, сожрал все, а от капусты отказался, заявив, что от нее всегда начинает ныть его старая рана на бедре, полученная в сражении с кентавром.