— Так что же сказала Гесту Шила? — настаивала Рита.

— Ну, если тебе так хочется знать…

Возможно и Гест не спит с Шилой, а только болтает, хвастается.

Можно было поймать и допросить служанку Фрики, но это было сложно — служанка могла кинуться в ноги своей госпоже и поведать о допросе.

— …вместе с Базилиусом.

Вот оно! Базилиус дурак, и поэтому много знает, гораздо больше, чем думает сам.

Рита ушла от Роквела в шесть утра, но не отправилась домой спать, а поехала в карете за город. Базилиуса дома не оказалось, зато была его жена, которая поведала, что астролог отсутствует с того дня, как какой-то человек, высокий и красивый, с темными волосами, приехал за ним и увез его куда-то.

Высокий и красивый с темными волосами. При дворе таких не было. Какой-нибудь слав, прибывший на турнир? В десять утра Рита была в кабинете Фалкона.

— Высокий, возможно слав, — сказала она. — Других сведений нет. Скорее всего, он уже уехал обратно в Славию. Если господину моему требуются более точные сведения, следует допросить… ну, понятно, кого.

Фалкон уже точно знал, что ни в какую Славию никто не уезжал. Увы. Часть Инструкций восстанавливалась, хоть и с трудом, в его памяти. Почему он не выучил их наизусть? Ах да, они же все время меняются. Дело принимало серьезный оборот, а неумолимое приближение Года Мамонта служило напоминанием, что грядут великие перемены, и логично мыслящий Фалкон не мог эти два факта не связать. Просто не имел права! Нужно было принимать решение. И он его принял.

— Рита, идите домой спать, — сказал он. — В полночь будьте в княжеском дворце. Вы проникните в апартаменты Великой Вдовствующей и привезете ее в известное вам, и мало кому еще, подземелье. Говорить я с ней буду сам, пока что. Вы сделаете так, чтобы никто — абсолютно никто — ничего не заметил. Как вы это сделаете, мне все равно. После того, как вы запрете дверь подземелья, вы явитесь ко мне, в этот кабинет, и доложите. Все.

Рита коротко поклонилась и быстро вышла из кабинета.

Не Роквел и не Гест, но Соммерз, начинающий художник без особых амбиций, восхищающийся модными течениями и склонный к вульгарности и цинизму, вывел слегка пьяную Шилу из «Дикости Какой» и довел переулками до самого дворца. Он хотел было проследовать за нею внутрь, но благоразумная княжна обратила его внимание на неблагоразумность такого поступка и пообещала, что не далее как завтра вечером она придет к нему в студию.

Время было позднее. Шила отобрала у одного из охранников факел, поднялась к себе, и зажгла свечи. Голова болела от непропорциональной смеси медовых напитков и виноградного вина, плюс, кажется, в какой-то момент ближе к началу вечера имела место кружка дрянного пива.

Журбы в апартаментах не нашлось. Пройдя через спальню, Шила отодвинула засов. В гостиной Фрики было темно. Шила вернулась к себе, взяла подсвечник, и бравым шагом вошла в апартаменты матери.

Хмель слетел с нее тут же. Посреди гостиной лицом вниз лежала толстая служанка. Шила присела рядом и прислушалась — служанка была в обмороке, но жива.

— Мам! — позвала Шила.

Никто не откликнулся. Шила забежала в спальню — спальня была пуста.

Брант и Нико ввалились к Рите в дом на рассвете, в пыльной, грязной, и странной одежде, и завалились спать, не раздеваясь. К полудню оба вышли в столовую — Брант умытый и одетый в чистое, Нико неумытый и одетый в те же странного покроя тряпки, в которых прибыл.

Рита отпила журбы, посмотрела на них критически, и решила подождать, пока они сами заговорят. Но они молчали. В конце концов она не выдержала.

— Ну и где же вы были все это время? — спросила она таким тоном, как будто ей это прекрасно известно, и даже объяснять ничего не надо, типа риторический совсем вопрос.

Брант промолчал, зато Нико, с набитым шавичами на меду ртом, изрек:

— В Стране Вантит. Как и собирались.

Рита нахмурилась. Сразу несколько событий и сообщений в ее памяти вдруг приобрели совершенно новый смысл.

Вантит? Какой еще Вантит. Вантит — просто болтовня. Но есть кое-что помимо Вантита.

Нико и Фрика? Великая Неприступница и этот — бродяга? Нет, не может быть. Хотя почему ж не может быть, ежели сама Рита приглашала его когда-то к себе в дом. И если Рита и этот бродяга — возможны, то почему бы не допустить, что и Фрика им заинтересовалась?

Но Брант, помогающий Нико, едущий с Нико в несуществующую страну, чтобы помочь в любовной афере? Брант — капризный, мрачноватый, ее сын, Брант… и вообще не может быть! Нет никакой Страны Вантит!

А если это не Нико, а именно Брант? А если небо зеленое а листья синие?

— И что же вы там делали? — спросила она безучастно.

— Что делают в Вантите? — также, как Рита, риторически спросил Нико. — Сражались с кентаврами, спорили с ведьмами и лешими, мочили дракона, с эльфами общались.

— И как там эльфы?

— Дрянь народ, — сказал Нико. — Тяжело настоящему ниверийцу среди эльфов.

— Ага, — сказала Рита. — А зачем?

— Нам нужно было развеяться, — объяснил Нико. — А то скучно сидеть на одном месте.

Помолчали.

— Брант, — сказала Рита. — Что это ты все молчишь? Хоть ты мне можешь ответить, где вы шлялись? Ну, хватит молчать.

— Я думаю, — откликнулся Брант.

— О чем же?

— О том, что такое власть.

Рита покачала головой и усмехнулась, и сразу поймала себя на том, что ведет себя как самая обыкновенная мать.

— И что же ты надумал?

— Власть есть возможность набить морду, — сообщил Брант. — Зависит от количества людей, которым можно набить морду. Чем больше количество, тем больше власть. Государственная власть есть возможность набить морду абсолютно всем.

— Логично, — согласилась Рита. — А какое это имеет отношение к тому, где вы были?

— Это ко всему имеет отношение, — сказал Брант. — А Вантит не хуже и не лучше других стран. Там несколько иная специфика социальных отношений, но, в общем, на основные правила поведения это не влияет. Власть есть насилие, если власть исходит от человека. Ты рабочим заплатила?

— Да.

— Инцидентов не было?

— Нет.

— Вот и хорошо.

Не может быть, подумала Рита. Не может быть. Нет такой страны — Вантит. Жила себе всю жизнь без материнской ответственности, горя не знала, но вот материнская ответственность на нее свалилась — а как быть матерью сына, которого не видела с семилетнего возраста, а теперь ему двадцать шесть — неизвестно.

Хорошо, допустим, что Вантит — сказки, но нет дыма без огня, и так далее. Кто-то сделался любовником Неприступницы и ездил по ее делам, куда-то. Может, в Беркли. И эти вот двое именно в это время неизвестно где пропадали. И толкуют про Вантит. Нет, все равно не может быть.

Она решила ничего больше не говорить, но наблюдать и слушать.

Будь Хок сейчас в Астафии, она могла бы расспросить его. Хок наверняка знает, что правда, а что нет, где заклятия, а где Вантит, что нужно Фалкону, и так далее. В тоже время Хок определенным образом относится к Бранту, а Брант к Хоку. Надо было сказать Хоку, что Брант — ее сын. Зачем было это скрывать? Хок — страшнейшая сволочь, но не болтун. И он бы наверняка понял ее. Ну, может быть, потребовал бы, чтобы она сама выпорола Бранта. А она бы и выпорола! Между прочим, и сейчас не мешает! Ишь, сидит, глендис жрет! Он, видите ли, ездит в неизвестные места по поручениям, путается с государственными особами (да? или нет?), ей ни о чем не докладывает, а живет в ее доме! Вместе с Нико, с которым ей даже переспать не пришлось, а теперь от него никакого толку, и, между прочим, все опять же из-за Бранта. Вон, пьет журбу с совершенно невозмутимым видом, да еще и философствует.

Но что же делать? Этот мерзавец, ее сын — мало ему было Хока, так он еще и Фалкона решил себе во враги зачислить. Все будет как по писаному — сперва Фалкон допросит Неприступницу сам, она, естественно, благородно откажется называть имя своего любовника, ибо самоотверженна и непреклонна, после чего Фалкон пошлет… ну вот хотя бы ее, Риту… в подвал к Неприступнице, со свидетелем. И после четверти часа пристрастия, Неприступница назовет имя.