— Вы не хотите ли мое место занять? — спросил Фалкон. — А то, как я погляжу, у вас весьма обширные представления о том, что подобает делать Главе Рядилища и, судя по тону, представления эти не всякий раз совпадают с моими действиями.

— Нет уж, спасибо, — сказал Брант. — Меня и две дюжины моих рабочих порой так раздражают своей тупостью и вороватостью, что я их просто убить готов. А дайте мне Рядилище и всю страну, я просто не выдержу — а ведь в моем распоряжении окажутся и армия, и охрана. Уж я-то сразу таких дров наломаю, полстраны от страха за год вымрет. Как вам на вашем месте удается держать себя в руках — совершенно не понимаю. Вы, наверное, каждый вечер три кувшина вина выпиваете при таком раскладе.

Фалкон не был неординарно умным человеком, но недостатком ума тоже не страдал. За свою жизнь он повидал, по собственному почину и по роду занятий, много разных людей, и неплохо разбирался в человеческой психологии. Льстили ему постоянно, каждый день, изобретая все новые способы и грани. Люди льстят ближним своим по нескольким причинам. Льстят, когда хотят задобрить, льстят, когда хотят использовать, льстят, когда хотят отвлечь внимание. Иногда льстят просто чтобы сделать человеку приятное, но редко, ибо в заботах о хлебе насущном, делание приятного как правило откладывается на неопределенный срок, обозначающийся в просторечии словом «потом».

Лесть бывает грубая, неумелая, вульгарная, изящная, наглая, тайная, издевательская, глупая, безудержная, и даже чистосердечная. Качество лести зависит от степени присутствующего в ней ханжества. Идеальный льстец — тот, кто умеет заставить себя поверить в то, что он говорит объекту лести. Самая грубая лесть бывает самого высшего качества, если льстец искренен.

Лесть Бранта была явно издевательская — Фалкон понял, что этот человек нагло изображает перед ним дурака, но в тоже время была она, брантова лесть, очень искренней. Да, подумал Фалкон, сын Риты — сложная личность.

Он пододвинул к себе лист бумаги, обмакнул перо, и написал несколько слов. Собственноручно присыпал он письмо свое песком. Сдув песок на пол, он протянул лист Бранту.

«Предъявителю сего выдать три тысячи золотых, и выдавать впоследствии каждый месяц вплоть до дальнейших распоряжений. Фалкон».

Число стояло сегодняшнее. Брант сложил лист и сунул его себе в карман.

— Когда будет готов проэкт нового театра? — осведомился Фалкон.

— Через три дня.

— Не слишком ли быстро?

— Нет.

— Хорошо. Приходите сюда в это же время, через три дня. На этот раз потрудитесь воспользоваться главным входом.

— И вот еще что, — сказал Брант. — У меня есть на примете бригада строителей…

— Та, что ремонтировала Храм?

— Она самая. Хорошо бы было, если бы через час примерно после того, как я сюда приду, их управляющий тоже пришел бы. Сначала мы бы с вами вдвоем порассматривали проэкт, вы бы сделали замечания и высказали пожелания, а потом он бы сделал постное лицо и высказал возмущение. Из собственного опыта говорю — так оно лучше пойдет.

Фалкон рассмеялся.

— Да, вы малый не промах, — сказал он. — Но, очевидно, знаете свое дело, а я таких людей очень ценю. Делайте то, что считаете нужным, а неограниченный кредит на материалы и оплату рабочих я вам гарантирую. Когда будете выходить, пришлите мне Хока, пожалуйста. А ваша матушка пусть идет с вами домой.

— Всего доброго, — сказал Брант, поклонился, и быстро вышел.

В приемной Хок и Рита о чем-то возбужденно спорили. Хок потрясал брантовым мечом в ножнах, перевязь болталась из стороны в сторону. Появление Бранта заставило их замолчать.

— Мне очень жаль прерывать ваши эксерсисы, — сказал Брант Хоку, — но меч мой мне нужен. Без меча я чувствую себя на улице голым. Вы когда-нибудь ходили по улице голым? Нет? А вы попробуйте, тогда и узнаете, как я себя чувствую на улице без меча. А вас просит к себе ваш добрый старикан Фалкон. Возможно, у него завалялся где-нибудь кувшин какого-нибудь вина и ему не с кем больше его распить.

Он протянул руку.

Рита с размаху залепила ему пощечину. Брант опешил, держась за щеку. Рита взяла у Хока брантов меч.

— Мы с тобой дома поговорим, скотина, — сказала она. — Простите меня, Хок, я не сдержалась.

— Ничего страшного, — сказал Хок, странно улыбаясь и глядя на Бранта. — Непослушным сыновьям только на пользу.

Оторвав наконец взгляд от Бранта, Хок вошел в кабинет. Рита направилась к выходу, и Брант пошел за ней.

— Какого лешего! — сказал он возмущенно, когда они вышли из особняка.

— Ты предпочел бы, чтобы тебе врезал по роже Хок? Уверяю тебя, это было бы гораздо неприятнее. Все. Чтоб ноги твоей возле этого дома не было! Понял?

— Э…

— Что еще?

— Фалкон назначил мне аудиенцию.

— Час от часу не легче. Когда?

— Через три дня.

— Зачем?

— Я буду строить для него театр.

— Какой еще театр?

— С музыкальным сопровождением.

— Зачем?

— Не знаю. Может, он хочет отойти от дел и стать актером.

Рита схватилась за голову.

— Ты это серьезно? Аудиенцию? Строить?

— Куда уж серьезнее. Я в следующие три дня из дому не вылезу, есть буду у себя в комнате. Мне нужна бумага, карандаши, перья, чернила, линейки, циркуль, и так далее.

— Зачем?

— Проэкт театра. За три дня нужно успеть. Чем подробнее, тем лучше.

Они свернули с площади в безлюдный переулок. Рита остановилась и повернулась лицом к Бранту.

— Брант, скажи мне правду. Ты — любовник Неприступницы?

Он помолчал, посмотрел на небо, потом на стену дома.

— Ее похитили, — сказал он.

— Это я знаю.

— Откуда ты знаешь?

— Я человек Фалкона. О таких вещах нас осведомляют.

— Ты знаешь, где она?

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Я люблю ее.

Рита вцепилась пальцами в борта охотничей куртки. Охотничий костюм был единственным типом мужского костюма, который не возбранялось носить и женщинам.

— Дурак, — сказала она с чувством.

— Ну и что, что дурак…

— Кто еще знает об этой замечательной любви?

— Э… Шила знает. Дочь. Вроде, больше никто. Ах нет, служанка еще знает.

Рита пожалела, что просто оглушила, а не убила, служанку.

— Она знает твое имя?

— Не думаю.

— И то хорошо. Но Шила, естественно, знает.

— Да.

— Значит, об этом знает весь город, в той или иной форме.

— Имени не знают. Знают, что я есть. Лицо мое никто не видел… там.

— Как ты к ней попадал?

— Через окно.

— Окно на третьем этаже!

— Веревка и абордажный крюк.

— Фалкон все выведает, до всего докопается.

— Не думаю. Слишком очевидное редко бросается в глаза. Ты знаешь, где ее прячут?

— Нет, — сказала Рита.

— Но можешь узнать.

— Подумаю. Постараюсь.

— Уж постарайся, матушка, — сказал Брант. — А то ведь всякое может быть.

— Ты мне угрожаешь?

— Нисколько. — Брант помолчал. — У Фалкона на столе лежал обнаженный меч.

— И что же?

— Мы были одни.

— Так. Дальше.

— Его спасло только то, что мертвый он мне не нужен. Мне нужно знать, где она.

— Куда ты ездил по ее делам?

— В Вантит.

— Нет такой страны.

Брант невесело рассмеялся. Он сунул руку в карман и вытащил кожаный мешок. Заглянув в него, он застыл на месте. Кубик светился — не очень ярко, не так ярко, как после сжимания в кулаке, но светился, тихим изумрудным светом.

— Что там у тебя? — спросила Рита.

Он не ответил. Догадка подразнила и ушла, но вернулась снова, и он ее поймал и развил.

— Стой здесь, — сказал он Рите.

Он повернулся и сделал несколько шагов в обратном направлении, к особняку Фалкона. Нет, никаких изменений — мягкий изумрудный свет. Он сделал еще несколько шагов, и кубик засветился ярче. Рита уже бежала к нему. Брант шагнул на площадь и быстро направился к особняку. Кубик сверкал ярким светом. Тогда Брант остановился, чуть не налетел на Риту, и побежал в переулок. Свет в мешке потускнел. Брант бежал, Рита бежала за ним. Через два квартала свечение пропало совсем. Брант остановился. Рита остановилась рядом.