Он еще раз отхлебнул из бутылки. В зале загудели и зашевелились.

— А ну молчать! — рявкнул Зигвард. — С вами ваш повелитель разговаривает! Не простолюдин какой-нибудь, не мещанин презренный… да… Ага, вот! Вспомнил. Я все вспомнил! Счас скажу. Ну-с, так… В общем, распускаю я ваше заведение. Распускаю Рядилище. Пусть будут новые выборы. Зажрались вы все и заволосели. Хватит. Вон отсюда. Идите себе распущенные по домам, нечего у государства кровь пить да на шее сидеть… у государства… да… толку от вас никакого, окромя вреда.

Он еще раз хлебнул и выронил бутыль. Бутыль разбилась при абсолютной тишине зала.

— Ну и вот, — сказал Зигвард. — Все. Чего расселись? А ну, кыш отседова по домам! Как пиявки впились в свои места, бездельники. Идите, идите. Ибо такова есть моя великокняжеская воля. Кыш!

Он махнул рукой, будто отпугивая голубей от ведра с овсом. Слезая с подиума, он зацепился ногой за ступеньку и упал, но поднялся быстро и, шатаясь, вышел в боковой ход. Дверь, снабженная хорошо смазанной пружиной, беззвучно закрылась за ним.

Дальше предстояло в кратчайший срок попасть домой. Князь скатился с лестницы (он был совершенно трезв), пробежал по уклонному коридору, ведущему в столовую Рядилища, спустился по еще одной лестнице, проскочил в банкетную залу и бросился к четвертому справа эркеру. Выбив ногой раму и стекло, он перелез через подоконник, повис на руках, и упал на желтеющий газон. Перебежав улицу, он нырнул в один из темных переулков и стал пробираться ко дворцу прямым путем. Во дворец он проник с брошенного черного хода, где он давеча проверил исправность двери. Поднявшись к себе на второй этаж, он весьма удивил дворецкого.

— Господин мой… — сказал дворецкий.

— Отвяжись, — сказал князь пьяно.

Он запер дверь в гостиную и ринулся в спальню. Он надел новые, прочные штаны, свежую длинную рубашку, кожаные сапоги, и кожаную же куртку. В голенище правого сапога он сунул кинжал. Пристегнул четыре кошелька, набитые золотыми монетами, к поясу. Несколько ценных свитков сунул в левый карман штанов. И стал ждать.

Он не ошибся. Он очень хотел ошибиться, но он не ошибся. Всего через полчаса в передней раздались твердые шаги и Зигвард услышал хрипловатый голос Хока. Дворецкий что-то ответил. Хок переспросил.

Двое пришедших с Хоком заняли позиции — один у входной двери, другой у окна.

— Он у себя? — спросил Хок.

— Да. Он не будет сопротивляться, он очень пьян.

— Чего он не будет?

— Сопротивляться.

— Дурак.

Хок постучал в дверь княжеских апартаментов.

— Князь! Срочное послание от Фалкона! Чрезвычайно срочное! Нападение артанцев на западе!

Ему никто не ответил. Хок отступил на шаг и ударом ноги выбил засов. Дверь распахнулась. Хок зашел внутрь и прикрыл дверь. В апартаментах было тихо. Хок вытащил кинжал и стал методично обходить комнаты. В спальне он открыл потайную дверь и заглянул вниз. Нет. Порошок, рассыпанный на третьей и четвертой ступеньке лестницы, не был потревожен. Хок вышел в гостиную. В кабинет. В столовую. Ему не понравился вид второго окна. Он подошел вплотную, открыл окно и глянул вниз, и тут же выпрямился. Эхо от ударов подков о мостовую было отчетливо слышно в проулке, и удары удалялись. Это не могло быть случайностью. Великий Князь Зигвард бежал.

Дворецкого уже успели задушить и затолкать в мешок. Это не имело никакого значения. Было два выхода — либо бежать самому, либо идти теперь к Фалкону и рассказать все как есть. Несколько мгновений Хок колебался. И выбрал второе. Он нужен Фалкону. Ему нечего бояться.

Стол в кабинете Фалкона был завален бумагами. Комод просматривал список за списком, сортируя членов Рядилища по чину и степени влияния, деля оппозиционеров на популярных, опасных, и популярно опасных. Фалкон размышлял над списками лояльных и ждал вестей от Хока.

Вошедший дворецкий не успел ничего сказать. Хок, мрачный, с бегающими глазами, отстранил его правой рукой. Левая лежала на рукояти меча. По одному виду верного соратника Фалкон понял все.

— Садитесь, Хок, — сказал он. — Не нервничайте. Все к лучшему.

Хок сел в кресло напротив Комода и стал смотреть в одну точку. Комод поднял глаза на Хока, криво улыбнулся, и снова занялся разбором списков.

— Завтра мы объявим Первого Наследника Великим Князем, — сказал Фалкон. — Ведь объявим?

Комод и Хок одновременно кивнули. Фалкон прошел за спиной Хока, и холодная волна побежала по спине соратника. Вдоль позвоночника выступил липкий противный пот.

— Он отрекся от престола. Это все слышали. Что с ним будет дальше не наше дело. Все к лучшему.

— Мне следовало быть расторопнее, — сказал Хок, надеясь, что Фалкон скажет что-то вроде — Да, но… или — Нет, вы сделали все, что могли.

Но Фалкон промолчал.

— Что же теперь делать? — спросил Комод, наивно округляя глаза.

— Ничего, — сказал Фалкон. — Все к лучшему. Припрячем списки до поры, до времени. Мы не готовы к решительным действиям, и не были готовы вчера. Начинать нужно с малого. Обвинение в убийстве Великого Князя и раскрытие заговора было бы с нашей стороны большим риском в данный момент. Но, господа, у нас теперь нет пути назад. Ни у меня. Ни у вас, Комод. Ни у вас, Хок. Либо мы продолжаем начатое. Либо…

Он безучастно посмотрел на Хока. В этой безучастности было столько многозначительности, что Хок не выдержал.

— Я сделал все, что мог, — сказал он. — Его не было в апартаментах. Я допросил княгиню…

— Стойте, стойте. Вы допросили княгиню?

— Да. Это не принесло…

— Комод, прошу вас, оставьте нас наедине на несколько минут.

Не удивляясь, Комод встал и вышел из кабинета. Как только дверь за ним закрылась, Фалкон рванул на себя кресло, установил его вплотную к креслу Хока, и сел рядом, уставившись бешеными зелеными глазами Хоку в профиль.

— Вы допросили княгиню.

Хок боялся повернуть голову или даже скосить глаза. — Да, — сказал он. — У меня не…

— Слушайте меня внимательно, Хок. Слушайте очень внимательно, ибо от этого зависят ваше благополучие и ваша жизнь. При первой возможности вы извинитесь… нижайше извинитесь… перед княгиней. И больше никогда, вообще никогда, не обратитесь к ней первым. Княгиня неприкосновенна. Более того, вы лично отвечаете, с этого момента, за каждый волос на ее голове. Если кто-то окинет ее недобрым взглядом, убейте этого человека. Если, выходя из кареты, она подвернет ногу, вы понесете личную ответственность. И лучше бы вам в этом случае покончить с собой, ибо то, что ждет вас, не приснится даже видавшим виды палачам.

— Простите меня, Фалкон, — пробормотал Хок. — Я не знал.

— Прощаю. Не переживайте. Я вам очень доверяю. Во всех наших делах все ваши действия — на ваше усмотрение. Вы умеете принимать самостоятельные решения, и вы их принимаете, чему я очень рад. Я считаю честью для себя иметь дело с таким человеком как вы. Есть только одно исключение, и вы о нем будете помнить, всегда. Я доволен вами. Зигвард сбежал — и черт с ним. Придет время, и мы его найдем и предадим суду, если будет нужно. Пока что, прошу вас, не тратьте силы на поиски. Я поручаю вам очень важное дело.

— Какое? — спросил Хок, просветляясь.

— Оппозиция существует не только в Рядилище. Она существует также в народе, и даже среди аристократии. Плохо то, что оппозиция эта стихийна. У нее нет настоящего лидера. Его обязательно нужно создать, в кратчайшие сроки, и чтобы он служил нам. Есть у вас на примете кто-нибудь?

Хок подумал.

— Есть несколько человек.

— Выбирайте сами. Я полностью доверяю вам. Если понадобятся деньги, не стесняйтесь и не торгуйтесь. Мы заплатим столько, сколько он запросит. Все, можете идти. Приходите завтра к завтраку. Мы позавтракаем вместе и обсудим кандидата.

Хок встал. Он был почти счастлив. Чувство облегчения пьянило.

— Комода позвать? — спросил он.

Великий человек, подумал Хок. Великий и справедливый. Что мы без него.