Весь следующий день Нико тренировался, восстанавливая квалификацию, и к концу дня подвернул ногу.

— Совсем негоден стал, — сказал он. — Тяжело настоящему ниверийцу в этих лесах дурацких, славских.

— Мы давно в Ниверии, — проинформировал его Брант.

— Все равно, славская местность.

— Какой же ты драконоборец, если для тебя территория имеет значение, — сказал Брант. — И вообще, все драконы живут нынче в Стране Вантит, а там такие леса, что Славии не снились. Непролазные, как частокол.

— То Вантит, — сказал Нико. — В Вантите своя специфика. Там надо слова знать.

— И выражения, — добавил Брант.

— А?

— И выражения надо знать. Слова и выражения.

— И выражения, — согласился Нико.

— Ну, положи руку мне вот на это плечо. Обопрись. Пошли!

— Я тебе этого не забуду, — сказал Нико. — Драконоборцы хорошее не забывают.

— А плохое?

— Плохое никто не забывает, — сказал Нико. — Люди вообще по натуре злопамятны.

Время от времени им попадались ручьи. Ночевали, забравшись на дерево и привязавшись к веткам, хотя Нико уверял, что умеет издавать специальные звуки во сне, отпугивающие ночных хищников. Ели мало, экономя припасы.

— Зря я меч взял, — сказал на третий день Брант. — Надо было арбалет взять. Вон сколько птиц, и все съедобные.

— Могу сделать лук, — сказал Нико. — Нас специально обучали.

— Сделай лучше книксен.

— Что такое книксен?

Брант не ответил. Живот схватило. Он присел под дубом. Нико залез на соседний дуб.

— Вижу селение, — сказал он.

— Это хорошо, — отозвался Брант и злобно выругался.

— Близко. Много домов. Над трубами дымок, — сказал Нико и упал с дуба.

— Мутное Дно, — догадался Брант, кряхтя.

— Кажется, я сломал ногу. Или руку, — сказал Нико.

Брант не ответил. Воспоминания были неприятны и смешивались с недавними впечатлениями. Здесь жили люди, чей правитель уничтожил дом Бранта.

— Ну и названия у славов, — сказал Нико.

— Мы давно в Ниверии, — закричал Брант. — Мутное Дно! Ниверийский город, орясина!

— Чего ты орешь? — удивился Нико. — Не ори, а то у меня реакция сработает. Меня специально учили — как орут, так сразу в ухо даю. С разворотом и закрутом.

Брант вздохнул и зашагал к городу. Нико, ворча и прихрамывая, двинулся следом.

Мутное Дно показалось Бранту дико провинциальным. Ни одной достойной постройки. Люди говорят очень громко и бессвязно. Таверна, впрочем, пришлась очень кстати. Брант и Нико наелись до отвала и завалились спать. Через два часа у обоих схватило животы. Оба выбежали на двор, и затем снова выбежали, а потом кое-как уснули. Наутро съели суп из баранины и, за дополнительную плату, хозяин принес им один глендис на двоих.

Брант пересчитал деньги. У него не было привычки экономить. Все семнадцать лет, что он провел в Колонии Бронти, золотые монеты пересылались Зодчему Гору на содержание ученика, как он недавно узнал, из Висуа. Гор не уточнял, кто именно занимается в Висуа благотворительностью в пользу Бранта, а Брант не спрашивал. Переводы были очень щедрые, а Гор был человек честный. Теперь от всей значительной суммы, накопившейся за эти годы, у Бранта остался один мешок с трехстами золотых. Все остальное было либо выкопано землекопами, либо похоронено под тлеющими обломками. В Колонии он обычно тратил около тысячи золотых в год, редко в чем-то себе отказывая. Теперь придется научиться отказывать. А тут еще Нико. Правда, Нико уверил его, что любое ночное заведение с радостью возьмет его охранником, а любая военная школа инструктором, но у Бранта были свои соображения по поводу способностей Нико найти какой-либо заработок. Нико не мог даже налить в кружку журбы, не пролив половину на стол.

У пародии на ратушу стояли несколько замшелых и потертых экипажей бурого цвета. Пока Нико объяснял одному из кучеров, чему и как учат в секретной школе драконоборцев, Брант сговорился с другим. За пять золотых тот брался довезти путников до Кронина.

Недавнее посольство из Висуа (возможно, то самое, взаимовыгодное, результатом которого был разгром Колонии) принесло ощутимую пользу — Фалкон распорядился, и дороги вокруг Кронина на много верст были очищены от разбойников. Метод применялся простой и эффективный. В обычный дорожный экипаж садились восемь человек из элитных войск, двое прыгали на козлы, и карета ехала по ночной дороге до тех пор, пока на нее не нападали. Тогда охранники выскакивали из кареты, давали залп, а потом рубили оставшихся стоять в капусту. Так погиб легендарный Максвел по кличке Пряжка, посещавший самые престижные салоны в Кронине и Астафии и пользовавшийся успехом у той части аристократии, которая не попадалась ему на больших дорогах.

Кронин встретил путников приветливо. Восстановленный центр и заново отстроенные примыкающие к нему улицы не могли похвастать былой живописностью, зато выглядели относительно чисто и даже ухоженно. Новое здание Университета так понравилось Бранту, что он решил его нарисовать, на память.

— Это что, ихний рынок? — брезгливо спросил Нико.

— Школа, — сказал Брант. — Там преподают науки.

— Типа центра астрологов?

Брант отмахнулся.

В лавке, торговавшей тут же за углом всякими студенческими принадлежностями, он купил квадратный кусок грунтованного холста, несколько угольных палочек, и бесцветный лак. Встав под углом к зданию университета, он разложил холст прямо на земле, присел рядом, и стал набрасывать углем основные линии. Нико стоял тут же, подавая дельные советы. Вскоре их окружила толпа. Советы посыпались, как груши из бочки.

— Перспективу надо выдерживать, — сказал какой-то студент.

— Дело не в перспективе, — сообщил другой. — Сначала надо было наметить композицию. Он не наметил, и теперь, сколько не рисуй, все пойдет прахом.

— Нет, он знает, что делает, — сказал третий. — Вот только уголь — это не его материал. Ему надо или тушью, или маслом. А лучше темперой.

— Где ты нынче возьмешь хорошую темперу? Тушь и ту негде купить. Про масло я уж и не говорю.

Брант видел в давешней лавке и тушь, и темперу, и масло, и подумал, что студенты просто ворчат и капризничают, по старой студенческой традиции, и вообще они бездельники. Используя вместо растушевки собственный манжет, он обозначил основные тени и детализировал колоннаду, шедшую вдоль фасада, отметив попутно, что, хотя Университет был восстановлен по старому проэкту Гора, некоторые детали потерялись, а ионические колонны были заменены дорическими, что и убило всю прелесть и пикантность постройки.

Готовый рисунок он залил лаком и, совсем оторвав манжет, легкими движениями разгладил слой по всей поверхности холста. Только теперь он спохватился, вспомнив, что следовало сначала нанять комнату для ночлега, а уж потом рисовать. Рисунок пришлось нести на вытянутых руках. Нико шествовал впереди, наклоняя торс и освобождая путь. Комната нашлась в одной из таверн у главной площади и стоила бешеных денег. Брант разложил рисунок на полу для просушки и вместе с Нико вышел обратно в город.

С удивлением Брант обнаружил, что помимо некоторого количества студентов из Славии в городе наличествовала также артанская прослойка. Резкая артанская речь, начисто лишенная сглаживающих дифтонгов, была неприятна его уху, а смысл разговоров артанских студентов совершенно его шокировал. Ниверийские свиньи, дураки-ниверийцы, и сраная Куявия звучали повсюду, и было странно, что люди с таким злобным пренебрежением к стране вообще тут живут, да еще и учатся, а страна эта, ими ненавидимая, их принимает и терпит. Нико, не знавший никаких языков и наречий, кроме северного ниверийского, оказалось, прекрасно понимал настроения и радовался.

— Настоящие враги, — сказал он, шагая чуть впереди Бранта. — Не то, что славы. С этими драться — честь великая, так они тебя ненавидят. А славы от нас мало чем отличается. Волосы чуть темнее — подумаешь! Ниверийцы тоже русоволосые бывают.

Брант хмыкнул. Русоволосый Нико всегда очень рьяно самоутверждался в своем ниверийском происхождении, и белокурого Бранта это смешило.