— Добродушный Фалкон говорит, да, конунг, да, властитель славов наизагадочных, так именно мы и будем себя вести и поступать. Ты только пришли нам пожрать, а то ведь проголодаемся. А мы ведь страшные, когда голодные. Еще вдруг вспомним славное прошлое, нападем на кого-нибудь, может даже на вас, леса ваши подпалим, города скосим.

В гостиной смеялись люди, которым нравилось, что они страшные, когда голодные, и нравился понимающий и ценящий это Фалкон, и ужасно нравился этот дурак, славский конунг, который испугался и дал пожрать. И правильно испугался. Еще бы он не испугался.

Брант ошибался. Он только что прибыл в Астафию и еще не разбирался в ньюансах. Оппозиция действительно существовала, но собиралась вовсе не здесь.

К нему подошел средних лет представительный мужчина, щегольски одетый.

— Молодой человек, — сказал он тихо, — мне хотелось бы с вами поговорить. Перейдемте в соседнюю залу.

Брант огляделся и заметил Хью, который, с расстояния десяти шагов, смотрел на него и одобрительно кивал, поднимая кверху большой палец. Господина, стало быть, прислал Бранту именно он.

В соседней зале было прохладно. Все окна выходили на север.

— Меня зовут Бош, — сказал щеголь. — Я — представитель гильдии купцов. Я слышал, что вы…

— А как же вас сюда пускают?

Бош усмехнулся. — Посмели бы они меня не пустить. Так вот… Я слышал, что вы — ученик Зодчего Гора. Это правда?

— Да.

— Как поживает старина Гор?

— Не знаю, — сказал Брант. — Давно не виделись.

— Жаль. Ну да ладно. Вы прибыли в Астафию, чтобы сделать карьеру?

— Нет. То есть, еще не знаю. Нужно осмотреться.

— Вы осторожны. Это прекрасно. У меня есть к вам деловое предложение. Посетите меня завтра в моем особняке. На улице Плохих Мальчиков. Вот вам мой адрес.

Брант сунул визитку в карман не глядя.

— А что за предложение?

— Я мог бы вам дать шанс заявить о себе в этом городе. У вас будут еще предложения, но я подошел к вам первый, а это в гильдии много значит. Я уверен, что вам понравится мое предложение. Вы будете строить здание. У вас будет столько средств и столько рабочих рук, сколько вам понадобится, а здание будет находиться в самом центре города, на виду у всех.

— Центр города весь застроен.

— Это нас с вами не остановит. В центре есть здания, не представляющие собой исторической и художественной ценности. Снесем одно или два.

Лицо Бранта ровно ничего не выражало, но сердце молодого зодчего быстро забилось. Удача и успех. Строить, едва приехав в столицу, строить на виду! А в том, что здание будет великолепным и все его сразу заметят и оценят, Брант был уверен. В себе он нисколько не сомневался.

— Когда вам будет удобно? — спросил он.

— В полдень. Вас устроит?

— Да.

— Жду вас.

В гостиной крамольный певец сменил крамольного комика, но Бранту было неинтересно. Ни с кем не попрощавшись, он направился к выходу. У самой двери, где небольшая группа людей переговаривалась в полголоса, он почувствовал женскую руку в своей руке.

— По утрам я всегда дома, — очень тихо и очень внятно сказала Аврора. — С семи до полудня.

Нико тем временем пьянствовал в одном из окраинных кабаков, икая от плохого пива. Ночные грабители спали, дневные промышляли на улицах, и в кабаке было относительно безопасно. У редких посетителей были такие мутные глаза и такие безучастные лица, что даже Нико было понятно — здесь слушать его саги никто не будет. Хозяин кабака подливал Нико пива, клал сдачу на грязную стойку, и молчал.

слева к стойке подошла какая-то бабенка. Нико вгляделся, делая вид, что ему неинтересно. Баба была плотная, крепкая, чисто одетая. Блондинки седеют мягко, почти незаметно. Бабенка старая — совершенно точно старше тридцати, возможно все шестьдесят, кто их, старых, разберет. Но ничего, красивая.

Переговорив с трактирщиком, дав ему золотой и ничего не заказав, баба поймала на себе взгляд Нико и улыбнулась. Рослая. Со среднего мужчину ростом, а может и выше. Нико улыбнулся в ответ. Рослая бабенка подсела к нему. Это ничего, что она старая, подумал Нико. Если она меня полюбит, я совершу для нее какой-нибудь подвиг.

— Как дела? — спросила рослая бабенка.

— Лучше, — сказал Нико.

— А были хуже?

— Это как посмотреть, — сказал Нико, интригуя.

— Что же было?

— С войны я только что вернулся, — сказал Нико, горько усмехаясь.

— Какой войны? Войны сейчас нет.

С горечью покачал Нико головой. Пригубил пиво.

— Это-то и обидно, — сказал он. — Проливаешь кровь, рискуешь жизнью, и никто об этом не знает. Есть войны явные, напоказ, и есть войны тайные, вернувшись с которых воин не имеет даже права оплакать падших товарищей.

— Павших товарищей, — поправила рослая бабенка.

— Правильно, — сказал Нико. — И бьешься, бьешься с этой тайной сволочью, проявляя доблесть, а дома никто об этом не знает. Обычным воинам повезло — они сражаются за честь страны. А за безопасность сражаемся мы, воины тайные. Честь — вот она, флаги да гербы, везде висят. А безопасность невидима.

— Это точно, — сказала рослая бабенка, кладя ему руку на плечо. — Вот что, воин, понимаю я тебя очень хорошо, и готова я неблагодарность и невежество сограждан наших компенсировать щедро. Сейчас три часа пополудни, а вечером приходи ко мне, часов в восемь. Проведем с тобой время, парень. Согласен?

— Да, — сказал Нико искренне. — Ты меня поняла. Я это уважаю. — В глазах у него стояли слезы. — А можно я друга приведу?

— Сколько другу лет?

— Мы ровесники, — сказал Нико, не знавший, сколько лет Бранту.

— Недурен собой? Не хром? Не крив?

— Ничего. Смешливый.

— Хорошо, приходите вдвоем. Улицу Плохих Мальчиков знаешь?

— Да говорю тебе, Брант, нормальная баба. Пойдем, чего ты боишься?

— Я-то ничего не боюсь. Но я не люблю групповых утех, тем более таких, где мужчин двое, а женщина одна, тем более где один из мужчин — ты.

— Да ладно тебе, — отмахнулся Нико. Не захочешь, так просто посидишь, посмотришь.

Брант насмешливо посмотрел на Нико.

— Хорошо, — сказал Нико, — в другой комнате посидишь, выпьешь.

— Ладно. Где, говоришь, она живет?

— На Улице Кривых Мальчиков.

— Нет такой улицы в этом городе.

— Должна быть.

— Может, Плохих Мальчиков?

— Может и плохих.

— Пойдем проверим?

— Давай.

Брант прицепил меч, накинул легкий летний плащ, и вдвоем они вышли на темную улицу.

По дороге им попался странный нищий, не говоривший на языке столицы. Он долго что-то пытался объяснить Бранту, идя с ним в ногу. Брант дал ему несколько медных монет.

— Наглец, — сказал Нико, когда нищий скрылся из виду. — Я его не ударил только из уважения к тебе. Дал тебе возможность постоять за себя. Ему повезло, что он на тебя не замахнулся.

Брант промолчал. Нищий говорил с ним по-артански.

По обе стороны Улицы Плохих Мальчиков стояли особняки.

— Который? — спросил Брант.

— Что — который?

— Дом? Который дом? Куда тебя пригласили?

— Она сказала — таборный притон.

Брант засмеялся.

— Что смешного?

— Таборный?

— Да.

— Притон?

— Да. Недалеко от угла.

— Которого? Их тут целых четыре. Только в этом квартале.

Улица Плохих Мальчиков состояла всего из двух кварталов, но Брант был уверен, что из затеи ничего не выйдет. Нико либо обманули, либо он вообще все это придумал сам. Нико молчал, рассматривая особняки.

— Наверное, вон там, — сказал он, указывая пальцем.

— С чего ты взял?

— Похоже на притон.

— Это если в философском смысле, — сказал Брант.

Дом принадлежал одному из членов Рядилища — Комиссионеру По Вопросам Культуры. Брант помнил этот дом.

Брант приглядывался к фасадам. Один из них привлек его внимание. Поддерживаемый известняковыми колоннами, над одной из парадных дверей белел карниз, отражая свет четырех масляных фонарей.