— Тебя надо как-то обезопасить, — обратилась Рита к Бранту. — Не могу же я все время тебя сопровождать.

— Это смешно, — сказал Брант. — Хок, когда опомнится, сам будет смеяться. Сегодня все действительно вышло случайно.

— У Хока нет чувства юмора, — сказала Рита.

Ближе к полуночи, когда сытый и пьяный в дым Нико храпел в гостевой спальне а Рита вышла «по делам», Брант, послонявшись по дому, почувствовал себя глупо. Спустившись в подвал, он долго рассматривал амуницию и снаряжение и в конце концов выбрал средних размеров абордажный крюк и добрых шестьдесят футов не очень толстой, но прочной, веревки. Он сунул все это в легкий кожаный мешок. Накинув плащ, он вышел на улицу и направился к княжескому дворцу. У боковой стены он снова сосчитал окна и решил, что седьмое от фасада, в котором сейчас горит свет, именно нужное окно и есть. Правда, свет горел и в шестом, и в пятом, но Бранту это особенно важным не показалось.

Он оглянулся по сторонам. Улица была пустынна и освещена одним тусклым фонарем. Брант выволок из мешка крюк и веревку, проверил узел, раскрутил веревку как раскручивают пращу, и разжал пальцы. Абордажный крюк устремился по диагонали вверх и упал на крышу дворца, громко и противно стукнув. Веревка свешивалась между окон и была почти невидима. Брант подошел вплотную к стене и потянул веревку вниз. Сначала было сопротивление, но вдруг веревка пошла легко. Брант прижался к стене и закрыл голову рукой. Крюк звякнул о мостовую в двух шагах от него.

Обидно. Брант намотал веревку на локоть, подобрал крюк, и собрался было отойти от стены и повторить маневр, как вдруг рядом с ним на мостовую упал какой-то предмет. Он подобрал его. Деревянный кубик, повязанный лентой, к ленте прикреплена записка.

Брант посмотрел вверх. Там скрипнуло окно — совершенно точно не седьмое от фасада. Брант пожал плечом и подошел к тусклому фонарю.

«Никуда не уходите», — говорилось в записке. «Я сейчас к вам спущусь.»

Подписи не было.

Брант оставил крюк и вытащил меч.

Такую записку мог написать кто угодно. Хок мог ее написать. Почему нет. Правда, почерк был явно женский. Ну и что? Может, у Хока как раз женский почерк и есть. Или он умеет подделывать женский почерк. Или у него там баба, и он заставил ее подделать, а, нет, просто написать, эту записку.

Может, это какая-то баба, не имеющая отношения к Хоку, написала. Сидит себе там, скучно ей, посмотрела на улицу и видит — вон идет симпатичный парень с абордажным крюком. Замуж может и не возьмет, а переспать не откажется.

Брант прислонился спиной к фонарному столбу. Посмотрел вверх. Так, подумал он. Чего это я тут стою, мишень изображаю? И отошел в тень.

Какая-то фигура появилась из-за угла и направилась к нему.

Походка была женская.

Брант вложил меч в ножны.

Она подошла и остановилась на расстоянии двух шагов. Почти с меня ростом, подумал Брант.

— Пойдемте, — сказала она.

Он пошел за ней. Они обогнули дворец и вышли к скверу, названия которого Брант не знал, и у которого стояла запряженная парой хороших лошадей карета. Кучер сидел на облучке, скрючившись. Ему снилось, что он богатый помещик, владелец многих ферм и угодий, и он в данный момент жестоко наказывает несправедливо думающих о нем крестьян, а вдали шумит принадлежащий ему лес и плещется принадлежащее ему море, и сам Великий Князь, проезжая мимо, останавливает карету, выходит, и низко, подхалимски, кланяется.

Фрика дернула кучера за штанину.

— По обычному маршруту, — сказала она.

— А? Да… Да, госпожа моя. Все время прямо, значит?

— Да.

Недоумевающий Брант открыл ей дверцу. Она села в карету и пригласила его сделать тоже самое. Он некоторое время колебался, озираясь, но сел и закрыл дверцу. Карета тронулась.

— Прохладна ночь, не находите? — спросила Фрика.

— Да, начало августа, — откликнулся Брант.

— Растопите печь, если вам не трудно.

Он повиновался. Поленья затрещали в миниатюрной печи и тени заиграли на стенках кареты и на лице Фрики.

— Ну так что же? — спросила Фрика.

— Простите, как?

— Вы хотели залезть ко мне в окно. Скорее всего, не для светского разговора, и не журбу вы собирались со мной пить. Вам нужно сказать мне что-то важное. Говорите, я слушаю.

Брант вздохнул и сел напротив.

— Семнадцать лет назад я увидел вас в первый раз, — сказал он.

— Я знаю. В Храме. Вам было лет девять.

— Вы это помните?

— Да. Вы обещали вернуться и мне помочь.

У Бранта округлились глаза.

— Говорите дальше, — равнодушно сказала Фрика.

— Я тогда не знал, кто вы такая.

— Помню. Сейчас вы это знаете. Это повлияло на ваше отношение ко мне?

— Хмм, — сказал Брант. — Не знаю. Не думаю.

— Дальше.

— Что — дальше? Вот я приехал. Как обещал.

— Зачем?

— Чтобы вам помочь.

— Мне нельзя помочь.

— А вдруг? — спросил Брант.

— Мне хотелось бы вас предостеречь, — сказала Фрика. — Вы ровно ничего обо мне не знаете. Знакомство со мной может быть опасно.

— За вами следят?

— Нет. В этом нет никакой надобности.

— Вы приносите людям несчастье?

— Нет. Думаю, что нет.

— Так в чем же дело?

— Кучер, который нас сейчас везет, мог бы многое вам рассказать.

— Зачем мне кучер? Я приехал к вам, а не к кучеру.

— Над ним тяготеет то же заклятие, что и надо мной. Вы пока что в безопасности. Но еще четверть часа, и будет поздно. Может быть. Я не имею права просить вас о такой жертве.

Брант задумался.

— Я очень сожалею, — сказала Великая Княгиня. — Вы, скорее всего, очень хороший, очень верный человек. И, наверное, наивный. Правда, вы наивны? О чем вы думаете?

— Вы почти не изменились за семнадцать лет.

— Вы тоже, — сказала Фрика.

Брант улыбнулся.

— Вы недавно в столице, но, должно быть, уже слышали, — сказала она. — Всякое.

— Да.

— Например?

— Я слышал о ваших любовных связях с женщинами.

— Вас это не насторожило?

— Нет. У меня тоже были и есть любовные связи с женщинами.

— Что же вам нужно от меня?

— А я вас люблю, — сообщил Брант.

Фрика вздохнула.

— Не надо меня любить, — сказала она.

— Почему же? Меня это нисколько не стесняет, не беспокойтесь.

Она вдруг засмеялась. И Брант тоже засмеялся.

— С вами легко, — сказала она.

— Смотря кому.

— У меня нет никаких любовных связей, — сказала Фрика. — Ни с женщинами, ни с мужчинами. Слухи я распространяю сама, чтобы людям было о чем говорить, а то они сами начнут придумывать разное, и тогда беды не избежать.

— Это правильно, — одобрил Брант. — Вы знаете, я очень торопился к вам, целых семнадцать лет, и не успел купить цветы. Очень сожалею.

— Послушайте, Брант… Брант, да? Именно так вас зовут?

— Ага.

— Так вот, Брант… Вы вообще когда-нибудь… не каждый день, разумеется, но временами… ранней осенью, например… воспринимаете то, что вам говорят, серьезно?

— Это смотря кто говорит, и зачем.

— Что значит — зачем?

— Ну вот, к примеру, то, что вы мне тут наговорили про проклятья и заклятья, про женщин, и все такое — это вы просто кокетничаете. Чтобы продлить момент.

— Какой момент?

— Вот этот. Момент до того, как я вас поцелую.

Фрика распрямилась и холодно посмотрела на Бранта.

— Не забывайтесь, молодой человек.

Брант пожал плечами. Фрика отодвинула занавеску.

— Минуты три осталось, имейте в виду. Если вы покинете меня сейчас, вам ничего не грозит. Вы спокойно пойдете обратно в центр, придете домой, уснете, а на утро проснетесь и меня забудете.

— Так, — сказал Брант. — Я слышал, близкие вам люди называют вас Фрика. Если вам неприятно, я не буду вас так называть.

— Мне приятно, называйте, — неожиданно поспешно сказала она и тут же смутилась.

— Ну! — одобрил Брант. — Первое проявление эмоций. Дело идет на лад.