— Так я и знала, — сказала Лукреция. — Меня всегда используют. Выбери ему. Сам не может. Поиграют, поиграют, и выбросят. Все особи сволочи, но мужчины особенно.

Но она все-таки выбрала ему и штаны, и чулки, и башмаки, и роскошную льняную рубашку, от которой любой астафский щеголь пришел бы в восторг, и которая не произвела на Нико впечатления. Камзол Нико облюбовал себе ярко-красный и ни за что не согласился бы на другой, и даже, наверное, ушел бы и хлопнул дверью, поскольку камзол ему действительно очень понравился, но, к счастью, красные камзолы как раз были в моде в то время в городе эльфов.

— А где мой меч? — спросил он.

— Дубина, — сказала Лукреция. — Рыцарские времена давно прошли. Не таскайся по городу с мечом, тебя арестуют.

— Арестовать меня не просто, — сказал Нико, интригуя.

— Одевайся.

Они вышли на улицу, где вовсю светило ласковое солнце. Лукреция махнула рукой, и стоявшая неподалеку карета подъехала к дверям особняка. Кучер спрыгнул с облучка и поклонился Лукреции.

— Как просто здесь нанять карету, — заметил Нико одобрительно.

— Нанять не очень просто. Это моя карета.

— А кучер?

— Тоже мой.

Нико отодвинул кучера и открыл перед Лукрецией дверцу. Чуть замешкавшись, он галантно предложил ей руку, чтобы помочь влезть внутрь.

— Я и забыла, — сказала она, влезая, — что, вообще-то, мужчина должен по этикету подавать руку даме, когда они в карету садятся. Похоже, мне вообще никто руку не подавал, никогда. Про обычай я, скорее всего, слышала в детстве, а может видела где-нибудь на улице, не знаю.

Нико сел рядом и кучер прикрыл дверцу.

— И куда же мы едем? — спросил Нико.

— К твоему другу. Где вы там остановились?

— Э…

— Ну вот, я так и знала. Ни к кому ты меня не собираешься везти, и на особях со мной никогда не появишься.

— Где тут ближайший парк? — спросил Нико.

— Десять кварталов.

— Как называется?

— Речные Сады.

Нико отодвинул занавесь и высунулся.

— В Речные Сады, — сказал он кучеру.

Карета покатилась по бульвару.

Очнувшись, Брант попытался вспомнить что произошло и не смог. Тогда он открыл оба глаза. Изображение двоилось, но он убедил себя, что это временное явление. Осторожно двинул сперва правой рукой, затем левой. Правая нога двигаться отказывалась. Брант двинул шеей и ощутил тупую боль в затылке и плечах. Эта боль нагнала на него страху, и одним резким движением, превозмогая ее, он перекатился с живота на спину и на мгновение сознание снова провалилось, но затем вынырнуло. Острая боль в животе заставила его переложить большую часть веса на локоть, напрячься, и принять сидячее положение. Брант потрогал голову. Было больно, и с одной стороны волосы были покрыты коркой засохшей крови. Брант согнул левую ногу в колене. В правой ноге наметилось покалывание, а затем и боль, но это была счастливая, радостная боль. Нога просто затекла.

Зубы были на месте, глаза и уши тоже. Брант потрогал гениталии и почувствовал огромное облегчение. Когда боль в правой ноге поутихла, он опустился на спину, перевернулся на живот, встал на четвереньки, и поднялся. Резануло в животе и в груди. Очевидно, болели ребра — либо сломаны, либо отбиты.

Вокруг была окраинная улица, и по ней ходили окраинные пешеходы с тупыми лицами. Когда он только въезжал в город, верхом, в компании Нико, ему на окраине задавали вопросы. Теперь вопросов не было. Очевидно, все было понятно и так.

Из одежды на нем осталась одна рубашка до колен. Из вещей — меч, кинжал, кошелек — не осталось ничего. Босые ноги ощущали холод булыжника. Эдак я тут простужусь и отдам швартовы, подумал Брант. Нужны как минимум крыша и теплая постель. И ванна!

Чтобы согреться, он попробовал побежать, и сразу понял, что это невозможно — голова кружилась, ребра болели, дыхания не было совсем, и, в добавок, его начало тошнить.

У обочины стояла чья-то карета. Брант пересек улицу, дождался, пока на него перестали смотреть (ждать пришлось долго) и влез в карету.

Печь он растапливать не стал — трудно и привлекает внимание — а просто втерся в угол и, осторожно подтянув колени, прижал их к подбородку. Ребра откликнулись дичайшей болью. Через четверть часа, дрожа от озноба, он почувствовал толчок — карету качнуло. Щелкнули вожжи и карета тронулась с места. Бранта это устраивало.

Через некоторое время, приподняв занавеску, Брант увидел знакомые очертания набережной и моста. Как только карета остановилась в пробке, Брант осторожно, как мог, вылез на мостовую. Не достаточно осторожно — с облучка его заметили.

— Эй! — сказал человек, то есть эльф, на облучке.

Но Брант только отмахнулся.

Согнувшись таким образом, чтобы ребра меньше болели, или, во всяком случае, ему казалось, что они меньше болят, Брант доковылял до знакомой таверны. Увидев входящего Бранта, хозяин забеспокоился и вышел ему навстречу.

— Добрый день, — сказал он холодно и твердо. — Чем могу помочь?

— Я где-то потерял ключ от комнаты, — сказал Брант. — Не могли бы вы мне дать другой?

— Какой комнаты?

— Наверху. Угловая комната. Я там ночевал вчера. Или позавчера. С другом.

— Я вас не видел, — сказал хозяин.

Неприятно, когда тебе врут прямо в глаза, особенно эльфы.

— Я был одет по-другому, — объяснил Брант, давая хозяину шанс себя реабилитировать.

— Угловая комната сдана. И у нас вообще редко бывают свободные комнаты. Сейчас, например, совсем нет.

— Хорошо, — сказал Брант, чувствуя неладное, — я только вещи заберу.

— Ваших вещей здесь нет и быть не может.

— Есть, уверяю вас. Слушайте, человек попал в беду. Совесть у вас есть?

— Совесть есть. А ваших вещей нет. Повторяю вам, я вас первый раз вижу. Не лучше ли вам идти своей дорогой? А то ведь я охрану позову.

Тысяча золотых в трех кошельках. Пропали. А где Нико?

— А где Нико? — спросил Брант.

— Я не знаю такого имени.

— Нико! — крикнул Брант. — Нико!

— Тайни! — крикнул хозяин. — Тайни!

Из внутреннего помещения вышел огромный, широкоплечий эльф.

— Нико! — Брант попытался бежать к лестнице.

Тайни схватил его за рубашку, и Брант едва не потерял сознание от боли.

— Сдай его охране, — сказал хозяин и вернулся за стойку.

Тайни выволок Бранта, с трудом удерживающегося в реальности, если вообще город эльфов можно было считать реальностью, на улицу. Посмотрев по сторонам, эльф заметил на одном из углов троих в белых камзолах.

— Эй! — крикнул он. — Охрана! Эй!

Стражи порядка приблизились.

— Вот, — сказал Тайни. — Заходил, буянил, повалил лампу, всех пугает.

Бранта взяли под руки и повели, а Тайни вернулся в таверну.

Брант подумал, что это только кажется, что здесь никто не обращает внимания на чужеродных-приезжих. Сволочь хозяин наверняка все просчитал, и, возможно, даже с охраной поделился, не зря же они так удачно на углу околачивались.

Сил еле хватало на то, чтобы идти в ногу со стражей. О сопротивлении было глупо даже думать. Его втолкнули в карету. Двое стражей сели с ним, третий вскочил на облучок.

Его подвезли к внушительному прямоугольному зданию, стоящему у реки на окраине, с решетками на окнах. После долгой волокиты, во время которой разных видов эльфы-клерки заполняли какие-то бумаги и задавали несуразные вопросы друг другу, Бранта определили в камеру на третьем этаже, с двумя откидывающимися к стене, если надо, деревянными полками на цепях, заменяющими кровати.

В камере уже присутствовал еще один ее обитатель — толстый мрачный эльф средних лет.

Как только стражники вышли и заперли дверь, Брант подошел к окну и потрогал решетку. Пять железных прутов, каждый толщиной в руку, прочно сидели в кладке.

— Ты кто? — осведомился эльф.

Не отвечая, Брант передвинулся к откидывающейся кровати и потрогал цепи. Прочные. Даже если удасться один конец выдрать из дерева, второй конец из стены не выдерешь.