— Понял, Григорий Афанасьевич, — ответил Калюжный.

— Добро! — подвел итог Чернопятов. — А теперь давай думать, что нам делать с пакетом.

— Я уж думал.

— Ну?

— Есть выход: послать человека с документами через линию фронта.

— Да… топать двести километров — это не тяп-ляп. Тут нужен ходок да ходок. Об этом я тоже думал.

— А больше ничего не придумаешь, — заметил Калюжный.

— Больше ничего не придумаешь, — повторил Чернопятов и покачал головой. — Ты прав… Эх, Костя, Костя… Как трудно нам без тебя, голубок… Знал бы ты, хлопчик…

— И еще вопрос, — сказал Калюжный, — где найти такого парня, который бы добрался до передовой и перебрался на ту сторону.

— Парень-то есть, — проговорил задумчиво Чернопятов. — Разве Сенька Кольцов не тот парень?

— Кольцов? — ухмыльнулся Калюжный. — Да!

— Тот, — согласился Калюжный. — Сенька полезет черту на рога, только прикажи. Но ты же знаешь, чем он занят?

— Знаю. Подбирает ключик своему квартиранту-летчику.

— Чего там подбирает — подобрал уже! — возразил Калюжный. — Летчик два раза таскал его на своей машине на аэродром.

— Здорово! — удивился Чернопятов.

— А ты думал! Этот летчик — командир отряда.

— Смотри! — продолжал удивляться Чернопятов.

— Вот теперь и решай! Если будем посылать Сеньку, летчика придется бросать.

— Придется, — неуверенно сказал Чернопятов и добавил: — Другого человека нет. Я всех перебрал. Да… А пробраться на аэродром тоже неплохо…

— То-то и оно!

— Хорошо! — вдруг решительно сказал Чернопятов и хлопнул друга по плечу. — Подождем эти два дня, а когда с тобой выяснится, поговорим с Кольцовым. Ладно?

— Давай так.

— А теперь ступай, — и Чернопятов встал.

27

Поздно ночью телефонный звонок поднял с постели начальника гестапо гауптштурмфюрера Штауфера. Он быстро вскочил и схватил трубку.

— Да… Слушаю…

— Гость прибыл, — раздался голос заместителя.

— Подробности?

— Ничего не могу добавить. Филин только что позвонил по городскому телефону и в подробности не вдавался. Это — приятное известие, но есть и неприятное.

— Ну, ну?

— Пришла шифровка от бригаденфюрера. Вызывает к себе по поводу этой машины с курьером, будь она неладна. Комендант раззвонил на всю вселенную.

— На когда?

— Четырнадцатого вечером надо быть у него. Значит, утром надо выезжать.

— Поезжайте вы, — сразу решил Штауфер.

— Я? — удивился заместитель.

— Да, да. Объясните бригаденфюреру, что возникла интересная комбинация, ну и к тому же я прихворнул. А относительно машины скажите, что мы предприняли все, от нас зависящее. И кстати намекните, что если с нас спрашивают, то надо предупреждать в таких случаях. Если бы комендант не сказал, то мы и до сих пор ничего не знали бы об этом курьере. Разводить руками после того, когда человек исчез, поздно. Надо было раньше думать. В том случае, если шеф… Хотя позвольте. Вы где?

— На службе.

— Ага… Я сейчас приеду… Да, да… И обо всем договоримся. Подошлите машину… Сколько сейчас по вашим?

— Начало третьего.

— Ерунда! Сейчас я приеду.

28

Ранним утром 12 июня за городом по шоссе катилась большая телега, запряженная резвой молодой лошаденкой.

Лошадь трусила мелкой рысцой, звонко цокая подкованными копытами, а ее хозяин, сутуловатый старикашка в латано-перелатанной рубахе, машинально помахивая кнутом, дремал, пригревшись на солнышке.

За жестяными бидонами, на самом задке, свесив ноги, пристроились Готовцев и Туманова.

Бидоны глухо стучали, тарахтели колеса, можно было мирно беседовать, не боясь, что старик услышит.

— Через часок я обернусь, — предупредил Готовцев.

— Хорошо. Я выйду вам навстречу.

— Чувствуйте себя как дома, — посоветовал Готовцев. — Главное, не думайте, что вы на оккупированной территории. Хуже всего, когда станешь об этом думать. Сразу какая-то робость охватывает, начинаешь озираться, кажется, что за тобой следят… Я всегда стараюсь не думать.

— Постараюсь и я, — заверила его Юля и поинтересовалась, кивнув в сторону старика: — А он?

— А что он? Ерунда. Его дело — сторона. Он из ближней деревни, работает по наряду от управы. Две недели отработает — и домой! Кого ему не доводилось возить за эти годы! Привык…

Разведчица посмотрела по сторонам.

— Я тут сойду, — сказала она.

— Уже? — удивился Готовцев. — Еще далеко до шестого.

— А мне безразлично, — ответила Юля.

Готовцев крикнул:

— Демьяныч, а Демьяныч!

— Ась? — отозвался возчик.

— Остановись!

— Можно,—нехотя ответил старик и остановил лошадь. Та покосила глазом, всхрапнула, почесала голову об оглоблю.

Готовцев и Туманова спрыгнули на дорогу.

— Сестренка хочет грибков поискать, — объяснил Готовцев.

Старик усмехнулся:

— Какие сейчас грибки! Рановато грибкам…

Туманова прикусила губу и в душе ругнула Готовцева. Надо же было такое ляпнуть! Сказал бы уж лучше цветы рвать.

Готовцев тоже сообразил, что ляпнул. Но делать было нечего: он подмигнул и добавил:

—Такая уж она охотница… Ну и пусть побродит. А на обратном пути мы ее прихватим. Только ты не заходи далеко, — предупредил он Туманову.

Старик промолчал и даже не повернулся. Готовцев уселся на свое место и отдал команду:

— Трогай, Демьяныч!

Лошадь дернула и снова затрусила мелкой рысцой.

Юля умышленно сошла здесь. Подвода должна преодолеть небольшой подъем и спуститься в лощинку. За это время можно будет никем не замеченной свернуть в нужную сторону и добраться до шестого километра.

Строго и тихо было в лесу. Его тишину и покой нарушал лишь нежный пересвист птиц. Сквозь кроны деревьев проглядывало глубокое солнечное небо.

Туманова оставила здесь вчера много своих меток: зарубки на стволах, надломанную березку, трухлявое бревнышко…

Прежде чем подойти к тайнику, где она вчера спрятала свой вещевой мешок, Юля обошла лес вокруг этого места и, лишь убедившись, что ей ничто не угрожает, опустилась в яму, образованную корнями поваленной бурей сосны.

Вынув блокнот, она набросала телеграмму, зашифровала ее. Положила около себя взведенный пистолет, развернула рацию, надела наушники и начала настраиваться.

Она сидела в яме, опираясь спиной о могучее сплетение корней сосны, похожее на осьминога. Отстучав свои позывные и не уловив позывных армейского радиоцентра, она прослушала перекличку с полярниками по радиотелефону, несколько песенок, переданных авиамаяком, настроилась было на «Последние известия», но тут раздались знакомые позывные сигналы.

Юля прибавила громкость, обменялась приветствием с дежурным оператором и начала передачу.

Спокойно выстукивала разведчица знакомые знаки и вдруг неожиданно вздрогнула: что-то сильно треснуло. Не отрывая руки от ключа, она вытянула шею и застыла: на нее настороженно глядели два испуганных глаза…

В десяти — двенадцати шагах от ямы лежал на земле гитлеровец, прижав грудью автомат. Он не шевелился, не сводил с нее настороженного, неподвижного взгляда.

Кровь бросилась Тумановой в голову. Но она больно прикусила губу, затаила дыхание, выбила ключом условный знак и прервала передачу. Потом незаметно повела рукой под корень, нащупала пистолет и медленно-медленно, будто в ее руке был сосуд с драгоценной влагой, стала поднимать его до уровня ямы.

А гитлеровец по-прежнему не двигался, и его поведение было непонятно. Не могла же знать Туманова, что гитлеровцу было строжайше приказано следить за каждым ее шагом и не обнаруживать себя, но он неосторожно наступил на сухую ветку и упал. Теперь он лежал растерянный, думая в эту минуту не о том, что сейчас предпримет эта женщина, а о том, что сделает с ним его начальник.

Они смотрели молча, как бы пытаясь загипнотизировать друг друга.

Когда ствол пистолета почти достиг уровня земли, разведчица внезапно вскинула руку, заметила, что гитлеровец прикрыл глаза, и дважды нажала на спусковой крючок.