– А как ты представляешь, что мы в восемь вас нагоним?

– Обыкновенно. Через час закат, еще час сумерки… километров двадцать вверх вы сегодня пройдете, если спорить не продолжите. А рассветать начнет в минут пятнадцать четвертого – так что в пять вы уже дома, отдаете соль – и пулей вниз. По знакомому пути да без прицепа вполне успеете.

– Допустим. А почему ты не с нами?

– Потому что я для них здесь главная и я еду на торг. А ты, Леночка, у меня на посылках… давай, заводи уже, я на баржу…

– Это почему ты главная, а не я?

– Потому что у тебя нет оранжевого жилета, а у меня есть. Давайте уже, плывите, время не ждет!

В некоторых деталях Ира все-таки ошиблась: катер в восьми часам успел только до поселка доплыть, так что встреча с баржей случилась уже после полудня. Но в чем-то "специалистка по языку" оказалась и права: "местные" на трех лодках догнали баржу еще около десяти утра. Были у них какие-то намерения нехорошие или нет, узнать не удалось: когда Юля Щербакова, назначенная капитаном баржи, при виде лодок шустро развернулась и пошла им навстречу, почему-то две лодки остановились, а мужик с третьей, приблизившейся к барже метров на двадцать, как-то робко поинтересовался, а уж не нужно ли путешественницам еще чего-то, например шкур или еды – а то "они были бы рады поменять свой товар на такой же топор или нож, как вы в залог оставили"…

Переговоры так до подхода катера и продолжались – главным образом потому, что Ирина, местным наречием владеющая все же не очень хорошо, долго не могла понять что же мужики хотят на самом деле. В конечном итоге она пришла к выводу, что местные их грабить специально не собирались и в самом деле просто отправились "на соляной торг" – который, по словам их вожака, вообще-то функционировал с начала лета и почти что до зимы. А хитрые аборигены, отдав почти всю соль проезжающим, решили за новой скататься чуть раньше чем обычно это проделывали. Соль сейчас вроде стоила дороже чем через месяц будет, но мужики и купить-то ее хотели немного, только утраченный запас пополнить. Конечно, имелись подозрения, что при случае женщин и ограбить могли: здесь и сейчас это было делом обычным – собственно поэтому на торг сразу двадцать мужиков и отправились чтобы самим не стать ограбленными, но явных попыток не замечалось.

После прихода катера "высокие договаривающиеся стороны" решили, что "вместе плыть веселее". А через полтора часа, глядя на взмокших гребцов в лодках, Леночка предложила взять лодки на буксир. Селяне, выяснив, что за это им придется всего лишь дрова рубить на остановках, причем выданными для этого железными топорами, немедленно согласились: работу лоцмана они, собственно, и работой не считали. Лодки-то их плыли с той же скоростью, что и караван "пришельцев", но для этого парни гребли изо всех сил и было видно, что они окончательно измотались…

Поначалу у женщин все же были опасения, что мужики могут себя повести "неадекватно" – но они вскоре развеялись. Сразу после того, как Леночка, увидев на берегу оленя, его подстрелила из карабина, а Ира попросила "хронотуземцев" его притащить на баржу. Там просто берег был невысокий, причаливать было чревато посадкой на мель, а лодка-то легкая… В общем, оленя на баржу привезли, после чего мужики на лодках долго что-то тихонько обсуждали, а затем их вожак (которого звали Жван), перебравшись на баржу, подарил Ире две рысьих шкуры и начал робко выспрашивать, действует ли их "колдовство" только на оленей или же годится "на любого зверя".

В разговоре она – причем совершенно случайно – узнала, почему для местных полсотни километров по реке считаются за два дня пути. Просто, как оказалось, расстояние они измеряли исключительно двигаясь вверх по реке, а "каша долго варится", так что в путешествиях местные останавливались на ночевку уже в районе часов пяти, разбивали походный лагерь (фактически, готовили или – чаще – расчищали старое костровище), а затем эту кашу часа три и варили. Поэтому концепция печки на палубе баржи привела вожака в состояние эйфории – а когда он увидел, что девушки рыбу удочками прямо с борта ловят на ходу, он вообще впал в экстаз. И, впавши, ушел к себе на лодку – а вернувшись, подарил Ире три красивых белых шкурки. Очень красивых, и Ира не удержалась:

– Жван, а таких шкур у вас с собой много?

Мужчина насторожился:

– Мало, и мы их будем на соль менять. Соль нам тоже очень нужна.

– И сколько соли дают на одну такую шкурку?

– За одну нисколько, – парень даже удивился, – за половину сороки можно взять… – далее он произнес не очень понятное слово, означающая объем, как поняла Ирина после довольно долгих уточняющих расспросов, примерно с кастрюлю, в которой сейчас варилась каша. Литра три… – У нас теперь неполная половина сороки, но вы отдали нам шкуру оленя…

Ира уже ознакомилась со странной "сорокаричной" системой счета, и "сорока" было чуть ли не единственным словом нынешнего языка, которое понимали все "попаданки". Вот только если верить Кире, значение числа "сорок" сейчас колебалось от тридцати двух и до сорока восьми, в зависимости от того, что считать.

– Тогда послушай. Мы едем за солью, и мы вернемся через сорок дней и дадим вам за половину сороки таких шкур соли на четверть больше чем вы сможете взять на торге. А сейчас мы туда приплывем, вы шкурки менять на соль не будете, мы поменяем пять топоров и отдадим соль вам. А через сорок дней сами к вам вернемся и возьмем все шкурки, в обмен на соль, и дадим соли больше чем на торге.

– Сорок дней? Вы умеете дни в связки собирать?

– Нет, это мы так считаем. Если каждый день добавлять к связке одну шкурку, то сорок дней пройдет когда получится сорока шкурок…

– А вы точно вернетесь? Вы же хотите плыть вообще за мурому!

Ага, вот еще знакомое слово…

– Мы постараемся. Но если мы не вернемся, все шкурки останутся вам и вы сможете сами поехать на торг. А чтобы у вас была соль до нашего возвращения, мы сначала ее для вас купим на торге…

"Запасные" топоры теперь были: после того, как Ира наглядно убедилась в том, что сейчас стальной топор – это очень ценная вещь, на катер погрузили их дополнительно двадцать штук. А то мало ли, а рельсы – их пока две штуки нетронутыми стоят. А если еще и арматуры из моста наломать…

Лишь позднее, и не Ира, а Оля большая (которая тоже изучала местный язык, просто пока еще лишь азы освоила) сообразила, почему переговоры с Жваном шли так долго и сложно. Она шла на буксире и переводила указания назначенного Жваном "лоцмана" – а заодно и "языковую практику" подтягивала. И в силу слабого владения языком не сразу поняла, что, собственно, спросил этот молоденький парнишка:

– Вы, наверное, все великие колдуньи: ваша глава оставалась на той лодке, а эта и без нее не тонет. Или она может железо так заговорить что оно всегда тонуть не будет?

И лишь вечером, когда он предложил не останавливаться у показавшегося нового "города", до нее собственно дошло, о чем парень говорил:

– Мы здесь всегда на ночь останавливались, но за это нужно отдать шкуру рыси с каждой лодки. А у нас только одна осталась… А вы можете для нас заколдовать одну шкуру чтобы из нее получилось три?

– Леночка, я поняла: они считают нас могучими волшебницами и, мне кажется, очень нас боятся. У нас же даже железо в воде не тонет! Кстати, если мы поплывем не останавливаясь, то следующий город ожидается где-то в районе Калуги. До темноты еще час примерно, так что если мы еще километров десять проплывем, то нынешнюю Калугу увидим завтра к обеду. А здесь… мальчик говорит, что кормят только хорошо, но очень дорого… и вообще я бы поостереглась пока проводить ночь в окружении туземцев.

– Как скажешь, плывем дальше. Но туземцев-то мы с собой на буксире тянем, так что остерегаться тебе еще долго – Леночка засмеялась.