Еще придется младшего брата сюда привезти. Да, он неплохо торговал с персами, но по сравнению с тем, что может дать торговля здесь, его доходы выглядели смешными. А допускать до этих… Тихону местные купцы сказали, что это одна из богинь на торг приехала, но пусть называет себя как хочет… главное, не дать им начать торговлю с другими купцами. Четыреста пятьдесят локтей пурпура – это много даже для императора… но на двух купцов столько уже не хватит.
Только через два дня после сделки, когда торговая лодья вышла на Волгу, Тихон сообразил, что он не спросил у этой… богини, а не сможет ли та ему и пурпурную шерсть продать. Хотя… раз уж боги решили ему помочь, спросить он успеет. И не только спросить.
Тезис Веры Сергеевны «химия – это жизнь» ни у кого не вызывал ни малейших сомнений сразу после того, как она изготовила фосфид алюминия, не позволивший разным насекомым сожрать запасы зерна и желудей. Затем она «сотворила» синтетическое масло для моторов, сделала большую часть работы для производства текстильных красок – да и вообще все почти ежедневно, если не ежечасно, пользовались тем, что пожилая химичка успела наделать. Причем чаще всего пользовались, жалея, что она не смогла наделать этого побольше. Поэтому, когда она предложила перейти к «по-настоящему крупнотоннажному производству», все, кто мог хоть в чем-то ей помочь, прилагали все силы для скорейшего достижения результата.
И результат – в виде трех очень немаленьких (для небольшого поселка немаленьких) цехов проявился перед самым Новым годом. В одном цехе стояли сразу три выстроенных из глиноземных кирпичей печи, которые превращали уголь в водород. Технология использовалась старинная, еще «дореволюционная»: уголь сначала в печи горел и от этого раскалялся, затем в него закачивался перегретый водяной пар – а из того, что получалось, водой вымывался угарный газ.
Во втором цеху стояли четыре здоровенных осушительных агрегата, в которых водород, проходя через негашеную известь, расставался с парами воды. А затем, в третьем цехе, водород, смешанный с азотом (полученным из «выхлопных газов» печи первого этапа, тоже очищенных от углекислого и угарного газа и осушенным) в набитой пористым железом трубе превращался в аммиак. Из которого тут же делалась азотная кислота, по десять-двенадцать литров в сутки…
– Лиза, тебе не кажется, что Вера Сергеевна несколько переборщила с этим заводом? – спросила Марина, наливая дочери и внукам борщ. – Даже если учесть потребности порохового производства, то литра кислоты, который каждый день получался из каменного угля, вполне хватало на всю нынешнюю химию, а завод мало что мы строили полгода, так еще и теперь постоянно на него восемь человек отвлекается. Мы детей учить не успеваем, я уже про взрослых не говорю.
– Мы дофига чего не успеваем. Однако я думаю, что нужно постараться и удвоить мощность этого завода хотя бы к середине лета. Я сама не ожидала, но сейчас наш мир спасет именно красота, сколь бы не банально это звучало. Я тут глупо пошутила, сказала Двиге, что красный сарафан положен тем, кто по-русски разговаривать умеет, писать и читать тоже – так она за полгода и язык выучила, хотя и паршивенько, и читать-писать научилась! Тара, это правнучка Двиги, говорила что прабабка ее только младенца кормить отпускала! Теперь Двига ходит в красном сарафане, а те, кто у нас успел русский выучить – очень уважаемые и весьма упитанные люди в Вырке: спрос на их услуги по обучению сильно превышает предложение.
– Они теперь в Вырке все упитанные. Но ты права: женщины ради красоты на любой подвиг готовы.
– Не только женщины: мужики тамошние за синие портки и красную рубаху тоже готовы героичить с утра и до вечера. Так что мы только на краске выиграем столько, сколько на стали еще долго не сможем.
– Если я не путаю, у Веры Сергеевны только половинка трубы в установку поставлена. Ксюша остаток использует или новую трубу пилить будет?
– Ничего пилить не надо, Вера Сергеевна сказала что в уже готовом реакторе можно больше тонны аммиака в сутки делать. Но для этого нужен новый насос… его Ксюша уже тоже почти доделала, и новый мотор нужен чтобы насос крутить. А чтобы насос крутился, нужен новый генератор, на новой плотине. Я просто не знаю, смогут ли Катя с Вовкой все это сделать. Они, конечно, стараются…
– Я могу чем-то помочь?
– Если придумаешь, как мне спать меньше: я просто не успеваю считать, кому сколько чего выдавать за работу. У нас сейчас почти четыреста человек где-то что-то делают, и почти каждый со своими пожеланиями…
Вошедший в этот момент на кухню к Марине Михалыч лишь усмехнулся, услышав последнюю фразу:
– Девочка, а тебе не кажется, что ты стала заниматься совершенно напрасной работой? Человечество, причем даже сейчас, давно уже придумало простое решение этой проблемы. Может, стоить воспользоваться многовековым опытом предков и потомков?
– Это вы про что?
– Люди придумали деньги и торговлю всем нужным за эти деньги. Конечно, тебе придется посидеть, прикинуть что у нас будет продаваться и почем, а потом просто установить расценки за работы и пусть каждый сам покупает то, что он хочет. В зависимости от того, сколько он денег заработает.
– Ну, если Тихон привезет, как он обещал, полтонны серебра…
– А вот серебро нам как раз не нужно. Серебро – оно и в Африке серебро: приедут к нам купцы заморские, привезут цветочков аленьких – и мы останемся с голой… в общем, без серебра останемся. Нам нужны деньги, которые мы не только сами выпускаем, но и которые только сами и принимаем, а никому другому они не нужны.
– Предлагаете бумажные печатать?
– Бумага у нас пока для этого, пожалуй, не подойдет, а вот если сделать их из той же алюминиевой бронзы… это я так, для примера сказал, на самом деле тут нужно очень хорошо подумать, избытка алюминия у нас все же большой недостаток. Но это ты уж сама решай, в смысле насчет наших денег вообще. А я зачем пришел: Вера сказала, что летом она хромовую руду привезет, так мне еще и никель нужен будет. Немного…
– До Петсамо она точно не доедет, так что не надейтесь!
– А я и не думал даже про Печенгу. Просто прочитал, что в смоленской болотной руде никеля до двух процентов бывает. Мне много-то не надо, если даже тонну подшипниковой стали варить, то три килограмма всего. Половина конечно выгорит, так что если килограмм двести руды из-под Смоленска притащить…
– И как?
– Ну, будинов-то бить всяко по Десне пойдете. А там свернуть в Днепр…
– Мы никаких будинов бить не пойдем! Копоть с Корочем пусть что хотят делают, а у нас других дел невпроворот. И Леночка тоже не пойдет, она в соляной поход уже назначена. Там олово привезут, медь, свинец – кто все это охранять будет?
– Я вот что подумал: Ксюха нашла у меня в подвале пробойник старый. С победитовым наконечником, и из него выточила два резца к своей строгальной машинке. Она, конечно, резцы теперь бережет, медленно стволы строгает, но в месяц ее мальчики делают по пятнадцать штук. Уже около сорока штук сделала, а патронов к этим карабинам у нас просто завались. Может, пора мальчишек из школы с огнестрелом познакомить? Если на соляной теплоход взять десяток парней с карабинами, то…
– Нет! – одновременно воскликнули и Лиза, и Марина. После чего Лиза пояснила:
– Эти мальчики еще не наши. Да, они уже четыре года у нас живут, учатся, но они росли в своих деревнях и городах, у них нет нашего понимания, если без лишнего пафоса говорить, верности своему народу. У них самого понятия «народ» еще нет. И даже понятия «племя» нет.
– Как нет? Тот же Эрих – всем говорит, что он фенн, и гордится этим! Или даны…
– Эрих «из феннов», а фенны – это не народ. Это место жительства. Родители его, между прочим, уже «из води», они к феннам приплыли с другого берега Маркизовой лужи и тут же сами фенами стали. Не только его родители, там лет сорок-пятьдесят назад феннов жило пару тысяч, а к ним перебрались и води, и суми какие-то – и все они тоже сразу стали феннами. Причем суми переехали оттуда, где сейчас живут даны. А даны – это в примерном переводе означает «маленькие и рыжие, которые живут вокруг Аландских островов».