— Гдеб их еще взять… дополнительных. — проворчал граф Суворов. — Кадетский корпус отчитался о готовности к инициации, ваше величество. При крайней нужде мы сумеем поставить в войска сорок юнкеров и пять сотен унтер-офицеров. Пусть большинство из них совсем молоды — все дарники подающие надежды.

— Детей на фронт посылать? — мрачно проговорил Юсупов. — Нельзя до того доводить. Пусть выучатся в начале, хоть конструкты освоят.

— Согласен, детям на фронте не место. — кивнул император. — Учиться, и только после этого — работать. Пока же они будут только мешать. Пока готовятся переговоры, вам, Мирослав Васильевич, предстоит создать оборонительные рубежи. Больше терять флот мы себе позволить не можем. Знаю, не ваша вина. Все произошло слишком неожиданно, но теперь вы отвечаете за это направление. На этом у меня сегодня все. Все свободны, господа.

Кланяясь императору, кто слегка, а кто почти в пояс, военные и служащие начали выходить из зала.

— Сколько? — устало проговорил император, когда в кабинете остались только он и его самое доверенное лицо, его тень.

— Пятнадцать тысяч двести. — ответил советник, стараясь чтобы голос не дрогнул. Это было… слишком, и он это прекрасно понимал.

— Убери всю чернь, отпрысков дельцов и чиновников. — массируя двумя пальцами переносицу приказал император. — Ну?

— Все равно, больше трех с половиной тысяч, ваше величество. — чуть тише, но все так же ровно ответил советник. — Запасов даже на этот год не хватит.

— Безумная пакостная тварь. — прорычал самодержец, едва сдержавшись чтобы не ударить по столу, но все же взял себя в руки. — Сколько у нас есть?

— Если считать алмазный фонд и лабораторные запасы… если взять отбраковку… — начал перечислять советник. — Две тысячи триста восемьдесят кристаллов. Но далеко не все из них…

— Довольно. У княжичей не должно возникнуть вопросов. Так что начните с них… и не забудь про графа Суворова. Пусть инициацию осветят все СМИ, покажут, что в этом году кристаллы получают самые достойные. — проговорил император, чуть выдохнув. — О них и так в половине империи говорят, так используем это на благо страны.

— Но как же… там же есть чернь, ваше величество? — с едва заметным неудовольствием спросил советник. — Пусть на бояр хватит на всех, даже некоторым дворянам не выйдет пройти инициацию в этом году. А они рассчитывают на это. Будут недовольные.

— Так сделай чтобы не было! — гаркнул правитель, но тут же выдохнул и вновь помассировал переносицу. — Не мне тебя учить работать со СМИ. Кадеты должны получить лучшее. Так чтобы камеры засняли все, улыбки, новогоднее настроение, гордость… служба отечеству и все подобное. Ты знаешь. Иди!

— Слушаюсь, ваше величество. — поклонился советник, и вышел, аккуратно притворив за собой двери.

Император повернулся к окну, посмотрел на искрящую разноцветными гирляндами новогоднюю елку, установленную во дворе. Новый год… в ближайшее время подавить недовольство будет легко, пойдут слухи и кривотолки, но с ними справятся лояльные СМИ. А вот дальше… У него будет двенадцать месяцев, чтобы закончить эту войну. Любыми средствами. Иначе империя падет.

28 декабря. Суворовское училище.

— Что за блядЁвник вы устроили? Мондавошки беременные… отставить! Никаких беременных! Вы на службе государевой, или кто?! — лютовал Василий, ходя перед строем «лучших» кадетов. Не знаю, первый ли я начал, да это и не сильно важно, но вскоре выяснилось, что без пары из пятнадцати девушек, получивших место, осталась только Холодец, которая Мальвина, и ее ближайшая подруга. Остальные разбрелись по офицерским комнатам или просто поменялись местами.

Вполне возможно, что именно Мальвина на нас и донесла. Хотя может дело в том, что на третий день некоторые кадеты совсем охренели и начали меняться своими козырными местами с первым этажом женского общежития. Нет, могли хоть с третьим, но входить все равно приходилось через окна первого, так что именно там и спалили. Ну а уж когда дежурные пришли с проверкой, посреди ночи…

— Ржёте кони? — выдохнувшись за двадцать минут спросил Строганов. — Ну так пахать будете как лошади, с утра до вечера. Каникулы им хотели устроить… рождественские… никакого отдыха! Никаких отпускных! Вы у меня научитесь кузькину мать… Родину любить! А не друг друга!

— Но как же, ваше благородие. — попытался возразить новенький — кажется княжич Долгорукий. Формально он, кстати, был совершенно невиновен. Потому как несмотря на пижонскую внешность девушкой не обзавелся. Мне Ангелина даже рассказала, что у него вроде была невеста, но кому, когда это мешало?

— Молчать! Языки в жопу втянули и стоите, выпрямившись, чтоб вкус прочувствовать! — рявкнул Василий. — Все виновны. Никакого порядка нет!..

Самое забавное в этой ситуации, если абстрагироваться оттого, что на нас орут уже полчаса, построив на морозе в одной легкой форме, в том, что сделать с нами со всеми разом ничего нельзя. Это я точно знаю. На губе столько места просто нет, а выделить зачинщиков сейчас уже невозможно. Ну кроме как расселить и каждый вечер контролировать, но мне, кажется, он и сам понимает, что уже к утру комнаты будут «смешанные» по половому составу.

В следующие пять часов у нас была самая забористая тренировка, которую я помню. Даже марш-броски и сдача промежуточных экзаменов не такая лютая выдалась. А так, в полном снаряжении, с оружием и имитацией БК, в броне. Бег, окопы, снова бег, полоса препятствий…

Не смотря на напускной свирепый вид Строганов явно гордился нами всеми. До конца испытания дошли все, хоть и не все своим ходом. Обед и радостное построение перед вернувшимся в академию графом Суворовым-младшим. Хм… хотя вроде младший теперь это я. Не принципиально. Перед Романом. И снова речь, и снова репортеры.

— Поздравляю вас. Дамы и господа. Вы — лучшие из лучших! Вчерашние простолюдины встали в один ряд с древнейшими родами, чтобы защитить честь своей родины и встать на почетную службу. — грохотал голос Романа из динамиков. На сей раз стадион был почти пуст. Мы, пятеро ротных, стояли впереди. За нами — двадцать звеньевых и сотня отличившихся, моя сотня.

— Завтра, в это же время, вы начнете пройдете инициацию и начнете свою новую жизнь. Вам откроется путь к силе, позволяющей встать вровень с легендарными героями прошлого и античными богами. — сказал Суворов, и его поддержали радостными криками. — Но помните — это не просто дар, это обязанность, которая не должна стать для вас тяжким бременем. Наоборот — это честь и повод для гордости. Служить государю! Во славу родине!

— Во славу! — не стройным хором ответили мы. Речь не сильно затянулась, и уже через полчаса нас распределили на группы. Снова тесты, но теперь уже на странного вида оборудовании. Ни экранов, ни голограмм на нем не отображалось, зато сами проверяющие — в закрытых очках-масках. Вероятно, именно там отображались сведения.

Вместе с второкурсниками не вошедшими в ускорку, нас загнали на сдачу крови, измерения давления и медкомиссию. Чуть не в жопу заглядывали, хорошо хоть разные врачи смотрели спину и рот… учитывая, что все было поставлено на поток — разделся до трусов, прошел всех врачей, померз в коридоре на холодном кафельном полу и наконец вернулся на исходную точку — одеваться.

Забавно смотрелось как пятнадцатилетние девочки и такие же мальчики стеснительно прикрываются, кучкуются и стараются проскочить среди своих. Второкурсники по старше уже никого и ничего не стеснялись, ну а врачам и вовсе было наплевать. Я как представлю, что через них прошло больше пятисот человек за сегодня, пять сотен оскаленных рож… да, не позавидуешь.

В общем проверки и медосмотр длились несколько часов, и только вечером, когда время близилось к ужину, нас разделили на несколько групп и отправили в лекционные залы. Меня, вместе с бывшими одногруппниками, всеми кто прошел ускоренное обучение и формально сдал за четыре месяца полтора года учебы и физических нормативов, загнали в кабинет, где сидела Мария.