Предложение было отклонено.
Король должен был принести клятву на следующий день. Зал был переполнен; трибуны ломились от зрителей В полдень доложили о прибытии короля.
Король говорил стоя; Собрание слушало его стоя; по окончании речи был подписан конституционный акт, и все заняли свои места.
Председательствующий — на сей раз это был Type — встал, собираясь выступить с ответной речью; после первых двух фраз, видя, что король не встает, он тоже сел.
Это вызвало рукоплескания на трибунах.
Долго не умолкавшие аплодисменты заставили короля побледнеть.
Он вынул из кармана платок и вытер взмокший лоб Королева присутствовала на этом заседании, он? занимала отдельную ложу; долее она не могла вынести: она поднялась, вышла, громко хлопнув дверью, и приказала отвезти ее в Тюильри По возвращении она не сказала ни слова даже с самыми близкими людьми. С тех пор, как Шарни не было рядом, в ее сердце копилась горечь, но она все держала в себе.
Король вернулся спустя полчаса.
— Что королева? — тотчас поинтересовался он.
Ему доложили, где она.
Лакей хотел пойти вперед.
Король знаком остановил его, сам отворил двери и вошел в комнату без доклада.
Он был бледен, растерян, пот струился по его лицу; при виде супруга королева, вскрикнув, вскочила с места.
— Государь! Что случилось? — вымолвила она.
Не отвечая ни слова, король рухнул в кресло и разрыдался.
— Ах, ваше величество! — воскликнул он. — Зачем вы присутствовали на этом заседании? Зачем вам нужно было видеть мое унижение? Разве для этого я вас пригласил когда-то во Францию?
Подобная вспышка со стороны Людовика XVI была тем невыносимее, что такое случалось с ним крайне редко. Королева, не сдержавшись, подбежала к королю и упала перед ним на колени.
Дверь с шумом распахнулась и заставила ее обернуться. На пороге появилась г-жа Кампан. Королева жестом ее остановила.
— Оставьте нас, Кампан! Оставьте нас! — приказала она.
Госпожа Кампан поняла, какое чувство владело в эту минуту королевой и почему она просила ее уйти. Камеристка почтительно удалилась. Стоя за дверью, она еще долго слушала, как супруги обменивались словами, прерываемыми рыданиями.
Наконец все стихло; спустя полчаса дверь отворялась и королева кликнула камеристку, — Госпожа Кампан! Потрудитесь передать это письмо господину де Мальдену; письмо адресовано моему брагу Леопольду. Пусть господин де Мальден немедленно отправляется в Вену; это письмо должно быть доставлено раньше, чем туда дойдет весть о том, что нынче произошло… Если ему понадобятся деньги, дайте ему сотни три луидоров; я вам потом верну.
Госпожа Кампан взяла письмо и вышла. Спустя два часа г-н де Мальден уже скакал в Вену.
Хуже всего было то, что необходимо было улыбаться быть ласковыми, сохранять веселый вид.
Весь остаток дня Тюильри затопляла необъятная толпа. Вечером город сверкал огнями. Король и королева получили приглашение прокатиться в карете по Елисейским полям в сопровождении адъютантов и командиров Национальной гвардии Парижа.
При их появлении послышались крики: «Да здравствует король! Да здравствует королева!» Но едва эти крики стихли и карета замедлила ход, как какой-то простолюдин, оказавшийся рядом с дверкой, скрестил на груди руки и со злобой проговорил:
— Не верьте им… Да здравствует нация! Карета снова покатила вперед; однако человек этот взялся рукой за дверку и пошел рядом; всякий раз, как в толпе кричали: «Да здравствует король! Да здравствует королева!», он повторял все тем же пронзительным голосом:
— Не верьте им… Да здравствует нация!
Королева вернулась к себе совершенно разбитая этими беспрестанно повторявшимися словами; поражало, с каким упорством и с какой ненавистью они произносились.
В театрах стали устраивать представления: сначала — в Опере, потом — в Комеди Франсез, затем — в Итальянской опере.
В Опере и в Комеди Франсез зал «был сделан», и потому короля и королеву встретили дружные аплодисменты; но когда собрались было принять те же меры предосторожности в Итальянской опере, оказалось поздно: билеты в партер были уже забронированы.
Роялисты понимали, что в Итальянской опере вечером, возможно, будет скандал. Опасение переросло в уверенность, когда стало ясно, кто будет сидеть в партере.
Дантон, Камилл Демулен, Лежандр, Сантер занимали места в первом ряду. Когда королева появилась в ложе, с галерей донеслись робкие аплодисменты. В партере зашикали.
Королева с ужасом заглянула в разверстую пропасть: она будто сквозь кровавую пелену видела глаза, пылавшие злобой и угрозой.
Никого из этих людей она не знала в лицо, не знала она и имен многих из них.
«Что худого я им сделала. Боже мой?! — думала она, пытаясь скрыть в улыбке свое смятение. — За что они меня так ненавидят?»
Вдруг ее взгляд остановился на человеке, стоявшем у одной из колонн, поддерживавших галерею.
Человек этот не сводил с нее пристального взгляда.
Это был господин, которого она уже встречала в замке Таверне, потом — во время возвращения из Севра, затем — в Тюильрийском саду; это был господин, пугавший ее своими угрозами, а также таинственными и страшными действиями.
Раз с ужасом взглянув на этого человека, она уже не могла отвести от него глаз. Он оказывал на нее столь же магическое воздействие, как удав — на птичку.
Начался спектакль; королева сделала над собой усилие, стряхнула наваждение, отвернулась и перевела взгляд на сцену.
Давали «Непредвиденные события» Гретри.
Однако несмотря на попытки позабыть о таинственном незнакомце, она, словно против собственной воли подчиняясь магнетическому воздействию, время от времени оборачивалась и устремляла испуганный взгляд все в том же направлении.
А тот человек оставался на прежнем месте, стоя неподвижно и насмешливо взглядывая на королеву. Это было болезненное, роковое наваждение, похожее на ночной кошмар.
Атмосфера в зале была накалена до предела. Противоборствующие стороны непременно должны были столкнуться, как это бывает во время грозы в августе, когда две тучи, катящиеся с разных сторон одна навстречу другой, неотвратимо наплывают друг на друга, высекая гром и молнию.
И случай наконец представился.
Очаровательная г-жа Дюгазон пела дуэт с тенором, и в этом дуэте были такие слова:
О, как я люблю госпожу!
Отважная певица вышла на авансцену, устремив взгляд на королеву и простирая к ней руки, и тем бросила залу роковой вызов.
Королева поняла, что сейчас поднимется буря.
Она в безотчетном ужасе отпрянула и взглянула на господина у колонны. Ей почудилось, что он подал знак, которому сидевшие в партере немедленно повиновались.
Весь партер хором вскричал:
— Нет больше господина! Нет больше госпожи! Свобода!..
Однако в ответ из лож и с галереи пронеслось:
— Да здравствует король! Да здравствует королева! Да здравствуют отныне и навечно наш господин и наша госпожа!
— Нет больше господина! Нет больше госпожи! Свобода! Свобода! Свобода! — снова взвыл партер.
Вызов был брошен и принят, война объявлена, разгорелся бой.
Королева издала душераздирающий крик и закрыла глаза; у нее не было сил смотреть на этого демона, короля стихии и разрушения.
В то же мгновение королеву обступили офицеры Национальной гвардии; они закрыли ее собой и повлекли вон из ложи.
Но и в коридорах ее продолжали преследовать те же крики:
— Нет больше господина! Нет больше госпожи! Нет больше короля! Нет больше королевы!
Она не помнила, как очутилась в карете. С этого вечера королева перестала ходить в театр.
30 сентября Учредительное собрание через своего председателя Type объявило, что считает свою миссию исполненной и закрывает заседания.
Вот, в нескольких словах, плоды его работы, которая велась два года и четыре месяца!
Абсолютное разрушение монархии; Создание народной власти; Уничтожение всех привилегий дворянства и духовенства; Арест ассигнаций на сумму в один миллиард двести миллионов; Взятие в залог национальных богатств; Признание свободы вероисповеданий; Отмена монашеских обетов; Отмена приказов о заточении без суда и следствия; Установление равенства перед законом; Отмена таможен внутри страны; Образование Национальной гвардии; Наконец, вотирование Конституции и принятие ее королем.
