В Собрании уже около часу слышали весь этот шум, как вдруг посланцы народа явились требовать для тех, кого они представляли, оказать им милость и разрешить продефилировать перед Собранием.
Верньо поддержал это требование; но при этом он предложил отправить шестьдесят депутатов на защиту дворца.
Они, жирондисты, тоже не прочь были попугать короля и королеву, но не хотели причинять им зла.
Кто-то из фельянов отверг предложение Верньо, заметив, что такая мера предосторожности была бы оскорбительна для парижан.
Может быть, этот человек в глубине души надеялся на преступление, скрывая свою надежду под показной заботой о парижанах?
Разрешение было дано; народ из предместий пройдет с полной выкладкой через зал.
Двери сейчас же распахиваются и пропускают Тридцать тысяч человек, подписавших петицию. Шествие открывается в полдень, а заканчивается лишь к трем часам.
Толпа добилась исполнения половины своих требований: она прошла перед членами Собрания, она прочитала свою петицию; ей остается лишь отправиться к королю с требованием утвердить декрет.
После того, как депутацию приняло Собрание, как может не принять ее король? Уж, конечно, король — не такой знатный вельможа, как председатель Собрания, потому что когда король приходит к нему, он не только садится в такое же кресло, как у председателя, но сидит по левую руку от него!
Вот почему король приказал передать, что он примет петицию, которую должны будут представить двадцать человек.
Народ и не собирался входить в Тюильрийский дворец: он рассчитывал на то, что к королю отправятся лишь его представители, а все остальные пройдут под окнами.
Все эти флаги с угрожающими надписями, все эти страшные предметы вроде виселицы и бычьей головы народ рассчитывал показать королю и королеве через стекло.
Все ворота дворца были заперты; двор и сад Тюильри были оцеплены тройным кольцом: там расположились два эскадрона жандармерии, несколько батальонов национальных гвардейцев и четыре пушки.
Членам королевской семьи казалось, что они под надежной защитой, и потому они были спокойны.
Тем временем толпа, по-прежнему не имея дурных намерений, требовала, чтобы отворили ворота на Террасу фельянов.
Охранявшие ворота офицеры отказались их отпереть без приказа короля, Тогда трое муниципальных офицеров потребовали пропустить их, дабы они получили от короля такой приказ.
Их пропустили.
Монжуа, автор «Истории Марии-Антуанетты», сохранил для нас их имена.
Это были Буше-Рене, Буше-Сен-Совер и Муше, тот самый мировой судья из Маре, кривоногий, нескладный горбун, обмотанный непомерно широкой трехцветной перевязью.
Они были пропущены во дворец и препровождены к королю.
Слово взял Муше.
— Государь! — молвил он. — Собравшиеся идут на законных основаниях; у вас нет причин для беспокойства: мирные жители собрались для того, чтобы подать петицию в Национальное собрание; они также хотят отметить гражданский праздник по случаю клятвы, произнесенной в Зале для игры в мяч в тысяча семьсот восемьдесят девятом году. Граждане требуют пропустить их на Террасу фельянов, но там не только заперты ворота, но вход еще и загорожен пушкой. Мы пришли просить вас, государь, разрешить отпереть ворота.
— Сударь! — отвечал король. — Я вижу по вашей перевязи, что вы — офицер муниципалитета; значит, вы и должны проследить за исполнением закона. Если вы как официальное лицо считаете это необходимым, прикажите отворить ворота на Террасу фельянов; пусть граждане пройдут через эту террасу и выйдут через конюшню. Договоритесь на этот счет с главнокомандующим. Национальной гвардией и в особенности позаботьтесь о том, чтобы общественное спокойствие не нарушалось.
Трое офицеров муниципалитета откланялись и вышли в сопровождении офицера, которому было поручено подтвердить, что приказание отпереть ворота исходит от короля.
Ворота были открыты.
Каждому захотелось войти поскорее.
Началась давка; всем известно, что такое давка в толпе: это паровой котел, который перегревается и взрывается.
Решетка, отгораживавшая Террасу фельянов, затрещала, словно ивовая изгородь.
Толпа вздохнула с облегчением и разлилась по Тюильрийскому саду.
Никто не позаботился о том, чтобы отпереть ворота конюшен.
Видя, что ворота эти заперты, толпа хлынула вдоль оцепления национальных гвардейцев, стоявших вдоль фасада дворца.
Потом граждане стали выходить через другие ворота на набережную, а так как рано или поздно им необходимо было возвращаться в родное предместье, люди пожелали вернуться через калитку Карусели.
Калитки были заперты и охранялись.
Однако после толкотни и давки в толпе стало расти раздражение.
Под напором огромной массы людей калитки распахнулись, и толпа затопила огромную площадь.
Прошел час; люди стали терять терпение.
Они с удовольствием бы разошлись, однако у их вожаков были другие намерения.
В толпе стали шнырять какие-то люди, они переходили от одной группы к другой со словами:
— Оставайтесь, да оставайтесь же! Король должен дать санкцию; давайте не будем расходиться, пока не добьемся санкции короля, иначе придется все начинать сначала.
Толпа считала, что эти люди совершенно правы; но в то же время ей казалось, что эта пресловутая санкция слишком долго заставляет себя ждать.
Все стали кричать, что проголодались.
Цены на хлеб упали, но трудно стало найти работу, денег не было; а как бы дешев ни был хлеб, даром его никто не даст.
Все эти люди поднялись в пять часов утра, покинули свои лачуги, где на убогом ложе накануне легли спать натощак, и вот работники вместе с женами, матери со своими детьми — все пустились в путь в смутной надежде на то, что король санкционирует декрет и все будет хорошо.
А король, судя по всему, и не собирался его санкционировать.
Было жарко, всем хотелось пить.
От голода, жажды, жары и собака взбесится.
А несчастные люди терпеливо ждали.
Однако кое-кто начал уже постукивать в ворота.
И вот во дворе Тюильри появляется служащий муниципалитета и обращается к народу с такими словами:
— Граждане! Это — королевская резиденция, и входить сюда с оружием значило бы совершить насилие. Король согласен принять вашу петицию, но она должна быть представлена не более чем двадцатью депутатами.
Итак, толпа уже около часу дожидается возвращения депутации, а оказывается, что депутатов так и не пустили к королю!
В это время со стороны набережных доносятся громкие крики.
Это кричат Сантер, Сен-Гюрюж и Теруань.
— Чего вы ждете у этих ворот? — надрывается Сен-Гюрюж. — Почему не входите?
— Аи вправду, — недоумевают люди, — почему мы до сих пор не вошли?
— Да вы же видите, — замечают голоса из толпы, — ворота заперты.
Теруань спрыгивает со своего лафета.
— Пушка заряжена, — сообщает она, — стреляйте по воротам.
Жерло пушки наводят на ворота.
— Стойте! Погодите! — кричат двое офицеров муниципалитета. — Не надо насилия: нас и так впустят.
Они откидывают щеколду, державшую обе створки, и ворота распахиваются.
Все устремляются вперед.
Угодно ли вам узнать, что такое толпа и какую сокрушительную силу она собой представляет?
Итак, толпа врывается во двор; подхваченная ее волнами пушка катится вместе с ней, пересекает двор, поднимается по ступеням и оказывается наверху!
На верхней площадке лестницы стоят офицеры муниципалитета в трехцветных кушаках.
— Зачем вам пушка? — спрашивают они. — Пушка в королевских апартаментах! Неужели вы думаете, что добьетесь своего насилием?
— Верно! — соглашаются люди, сами изумляясь тому, как здесь очутилась пушка.
Они разворачивают орудие и собираются спустить его вниз.
Ось цепляется за дверь, и вот уже жерло пушки направлено на толпу.
— Ого! В апартаментах короля — артиллерия! — кричат те, кто подходят в эту минуту; не зная, каким образом это орудие здесь очутилось и не узнавая пушку Теруани, они полагают, что в них собираются стрелять.
